Пекинский узел - Олег Геннадьевич Игнатьев

тот знал, с кем переслать его в Пекин.

После прекращения переговоров союзники стали готовиться к походу. Адмирал Шарнэ отправил своих моряков на гребных судах исследовать реку выше Тяньцзиня. Из-за нехватки лошадей и повозок союзный десант рассчитывал все продовольственные и боевые припасы переправлять по воде. Китайские джонки, которых раньше было великое множество, неожиданно исчезли; надо думать, их перегнали вверх по течению люди Сэн Вана, сосредоточив "малый флот" в Тунчжоу. Союзникам пришлось спускать на воду шлюпы и баркасы с кораблей. Пехотные батальоны, ощетинившись трёхгранными штыками своих длинноствольных винтовок, один за другим покидали Тяньцзинь, поднимая горячую пыль. Генерал Митчел со своей свитой лично отдавал распоряжения, и, время от времени, взмахом руки приветствовал салютовавших ему саблями знакомых командиров.

Драгунский и сикхский конные полки порысили впереди маршевых колонн ещё по холодку, едва рассвело. Первый ударный отряд англичан насчитывал четыре тысячи штыков.

Французы припозднились, да и было отчего: они стали лагерем ближе к реке, к деревенским садам и огородам, и теперь солдаты маялись "нутряной хворью", забивали лазареты до отказа. Над сточной гнилью отхожих канав тучами роились мухи.

Переговоры, длившиеся две недели, дали возможность англичанам целиком подтянуть свои войска к Тяньцзиню.

Вторая дивизия сэра Роберта Непира, не разбивая палаток, только наскоро перекусив и напоив лошадей, дождалась своего последнего эшелона и тотчас ушла в ночь маршевым шагом — в новеньких мундирах, сытая и гладкая.

Десант был экипирован с иголочки. Казна не поскупилась.

Начальник штаба французской армии полковник Шмиц ревниво проводил их взглядом и не преминул сказать, что «мы не на параде».

— Англичане богаче одеты, а мы лучше вооружены.

— Да, — поддержал его командующий французским экспедиционным корпусом генерал Монтобан, — исход войны решают сталь и порох.

— И воинский дух, — заметил Игнатьев, расстилая на столе карту Пекина, ради которой французы и заехали к нему, как только он пообещал им показать её.

— Откуда у вас такой подробный план? — изумился Монтобан. — Неужто, у китайцев одолжили?

Игнатьев хмыкнул.

— У них зимой снега не выпросишь, не то, что стратегическую карту. Да и вряд ли она у них есть. Нет, — протянул он, — это работа моего топографа.

— Изрядный труд, — похвалил Монтобан. — Ваш топограф достоин награды. Передайте ему благодарность от моего имени.

— И от моего тоже, — не отрывая головы от карты, добавил Щмиц.

С этого времени союзники стали довольно часто бывать у Игнатьева и прибегать к его советам, а он в свою очередь, мог следить за ходом военных действий.

Зачастил в русское посольство и постоянный спутник лорда Эльджина, корреспондент лондонской газеты «Тайм» господин Булби, которого Дмитрий Скачков сразу окрестил «бульбой». — Ходит, вынюхивает. На чужом горбу сметану исть, брехло собачье.

Газетчик, франтоватый молодой человек с замашками карточного шулера, с бесцеремонной развязностью рассказал, как английские офицеры держали пари, что найдут в китайских фортах русских военных советников и пушки с клеймом санкт-петербурского или какого-нибудь другого оружейного завода, но вместо русских орудий и советников, нашли целый склад свинцовых болванок британского разлива: какой-то оборотистый коммерсант успел продать их китайцам заранее.

— Умеренная предприимчивость ещё никому не мешала, — цинично хохотал Булби, и сам подливал вино в бокал, который и осушал с поразительной лёгкостью. — Я слышал, к вам приехал из Пекина ваш шпион, простите, ваш "мис-с-си-о-нер", так вот, мне очень бы хотелось с ним поговорить. Это возможно?

Понимая, что за разбитным газетчиком стоит лорд Эльджин, всерьёз обеспокоенный приездом Попова, Игнатьев утвердительно кивнул.

— Вполне.

На следующий день в русское посольство прибыли не только журналист Булби и английский переводчик господин Уэд, но и барон Меритенс, и католический священник аббат Де ля Марр.

Игнатьев познакомил их с Поповым, предварительно дав тому совет, как отвечать на вопросы, хотя этого можно было и не делать: Попов был хорош уже одним тем, что ему ничего не надо было растолковывать; он понимал с полуслова и не нуждался в подробных наставлениях.

— Не первая зима на волка, — бодро заметил он.-Меня уже пытал Парис, трепал мне нервы.

После беседы с Поповым, который говорил, что на мирное соглашение с китайцами полагаться нельзя, союзники утвердились в своём намерении наголову разбить войска Сэн Вана и тем самым подорвать авторитет его покровителя Су Шуня.

Пока Попов убеждал своих новых знакомцев «идти и громить вшивое войско маньчжуров», Игнатьев встретился с Лихачёвым, и тот сообщил, что отправленная на китайских джонках свежая провизия для экипажа фрегата «Светлана» прибыла вовремя.

— Иван Фёдорович, — обратился к нему Николай, — сколько сейчас наших кораблей стоит в устье реки Бэйхэ?

— Два, — сразу ответил командир эскадры. — "Светлана" и "Джигит".

— Что говорят китайцы?

Лихачёв улыбнулся.

— Они говорят, что если бы правительство думало о простом народе, оно бы попросило русских защитить их от "белых чертей". Русская эскадра не впустила бы врага в реку и не дала бы ему взять крепость Дагу.

— Народ всегда нуждается в защите, — задумчиво сказал Игнатьев. — Да и разве только он один? Китайские уполномоченные сообщили мне через Татаринова, что готовы были советоваться со мной в трудных обстоятельствах, но Парис категорически запретил им ездить к русским, пока переговоры не окончатся, угрожая самыми жестокими последствиями.

После прекращения переговоров, к Татаринову в течение ночи беспрестанно являлись богатые купцы, чиновники и простой люд с просьбой о заступничестве, о задержании союзнических войск в Тяньцзине для предотвращения войны. Просили убедительно, очень низко кланялись, завалили и без того тесную комнатку подарками — жареными утками, рыбными пирогами и фаянсовой посудой.

Татаринов вначале всячески сопротивлялся, требовал немедленно убрать все подношения — он переводчик русского посольства, а не содержатель съестной лавки, но, видя, что после его гневных тирад, щедрость просителей только возрастает, смирился: молча показывал рукой, куда складывать презенты: гуаньси.

— Не могу! — отвечал он ходатаям на чистом ханьском языке и прижимал руки к груди. — Я всех вас очень уважаю, но и вы послушайте меня: маньчжурское правительство отказывается от наших предложений выступить в роли посредников. Поэтому я не могу что-либо обещать, просто не имею права.

Китайцы соглашались и тут же начинали стенать о спасении.

За ночь Татаринов не сомкнул глаз и к утру чувствовал себя квашня квашней, даже язык стал заплетаться от повторения одних и тех же фраз. Поэтому, когда он увидел в дверях толстощёкое лицо Хай Чжан By — соляного магната, он