Дочь реки (СИ) - Счастная Елена

Гроза покачала головой. Зря Тайя считает, что никто и ничего не посмеет ей сделать. Сейчас, может, и нет, потому как нужна она еще Любору. А там судьба ее будет нерадостна. Вовсю воздаст ей Недоля. Потому как нитка эта давно уж тянется из глубокого темного колодца — и сама она чернее самой безлунной ночи.

— Тогда и впрямь не нужно… — не стала она упрашивать охотничью жену.

Она и без того многим нынче жизнь отравила. Каждому по-разному.

Кмети что-то долго обсуждали во дворе, не торопясь идти утренничать. Гроза села у окна плести ленту на очелье — хоть чем-то руки занять да голову очистить, чтобы дальше вновь думать приняться, что делать и как вызволяться. Бестолковая беготня — что в самом начале пути в Долесск, что теперь — только хлопоты одни да содранные о ветки ладони. Тайя продолжила сновать по избе с мелкими заботами. Помалу тихо начала напевать знакомую песню, которую часто затягивали Гроза с Беляной и девицами на посиделках или выполняя уроки в светлице. Защемило снова в груди. Пахнуло по хоромине словно бы запахами терема княжеского и звуками его, заглушающими тихий голос хозяйки. И показалось, сейчас заглянет сюда князь — на миг один, тайком почти — встретится с Грозой взглядом, обожжет словно — да и прочь. Ему, верно, сейчас тоже нелегко. И кто знает, что он делать вздумает, если узнает вдруг, что не только Беляна, но и Гроза в руках княжича Долесского оказалась.

Незаметно остановились руки, онемели пальцы под властью воспоминаний. Гроза опустила рукоделие на колени и уставилась в сияющее теплым светом оконце. Мелькала блестящим облачком мошкара над травой, что уже высоко подняла от земли свои зеленые метелочки. Посвиркивали кузнечики у тропинки. Только пойди

— и брызнут в стороны из-под ног. Отчего-то время это самое погожее, самое ярое оказалось нынче, словно черным шитьем пронизано. Все радуются в предвкушении Купалы, уж Русальную седмицу отсчитывать готовятся. А у Грозы все наперекосяк. И гуляний уж не надо — лишь бы освободиться и жизнь сберечь. А жить-то хочется. От мыслей, воспоминаний горячих еще, не остывших и чаяний о грядущем, что, может, не так и безнадежно — еще сильней. Струился слабеющий запах яблоневого цвета в хоромину. И откуда? Кажется, рядом ни одной яблони не стоит.

Тихо скрипнула дверь сеней. А после и ступенька всхода под тяжелым шагом. Гроза повернула голову к вошедшему Латыне: парню красивому, но суровому — кого-то, может, и жуть взяла бы. Его холодные серые глаза скользнули по столу, будто он убедиться хотел, что пленница и впрямь ничего не ела.

— Сегодня в Долесск поеду, — буркнул он. — А то тебе хватит ума себя извести.

Она отвернулась вновь, не проронив ни слова. А губы все ж растянула слабая улыбка. Ну, хоть какая-то надежда.

Долго выжидать Латыня не стал. Еще до полудня собрался и, оседлав коня, умчался по пыльной дороге в сторону Долесска. Добираться туда не так далеко: прятать пленницу совсем уж в глуши княжич не стал, а потому беспокойно стало от мысли, что, может, уже завтра удастся Беляну увидеть. Не хотелось оставлять недомолвки, хотелось хотя бы в глаза ее посмотреть и понять, готова ли еще княжна помочь.

Но радость от предвкушения — может быть, обманчивого — начала спадать, как к вечеру стал донимать голод, а с ним и жажда. Тайя, конечно, мучиться Грозе не дала слишком — уговорила хотя бы воду пить, если уж так хочется ей поупрямиться. Сказала, пока гриди не слышали, умываясь во дворе нагретой светом Ока водой в бочках. Гроза не стала спорить. Но подумалось вдруг, что Любор может вот так вот запросто дать ей если не умереть, то уж истощить себя точно: без сил пленница ему в выгоднее. Сопротивляться будет меньше.

Но выяснить то не удалось. Беляна и правда приехала на другой день. Не одна, конечно, сам княжич с ней прибыл: уж до того, верно, не хотел невесту без присмотра оставлять. Княжна ворвалась в избу, изрядно напугав хозяйку, которая такого пыла от хрупкой девушки не ожидала. Едва кметей не растолкала, что в тот миг в хоромине были и насторожились, услышав топот копыт во дворе. А Гроза только голову к ней повернула, закинув в печь поленце: пора уж и обедню готовить, хоть и самой есть ее не придется. Беляна остановилась резко, натолкнувшись на ее взгляд. Если и хотела обнять, утешить, то тут же передумала.

Любор вошел следом, неспешно и спокойно — вместе с Латыней и еще двумя гридями, что сопровождали их.

— До чего же ты беспокойная, Гроза, — еще издалека бросил он вместо приветствия. — Сидела бы тихонько и ждала, когда тебя находник твой выручит. И всем бы было хорошо. Так нет, ты все нутро моим людям перевернула.

Беляна глянула на него гневно, а Любор только бровь вскинул, не понимая, видно, ее негодования. А Гроза все смотрела на него: раньше-то не довелось, он все в стороне держался, словно избегал. Но нынче вдоволь можно было разглядеть острые, тонкие черты его лица, трепещущие и напряженные, словно у поджарого волка. И диву даваться только, как могла Беляна полюбить его до безумия, до отречения от дома своего, от рода — ведь холодом сквозит по спине от вида его. Уннар, как ни был суров, и тот манил к себе больше. Никак околдовал княжич ее? Такое порой случается.

— А вот не сидится мне спокойно, — Гроза повернулась к нему совсем. Только мельком взглянула на княжну, которая так и стояла в нерешительности, не понимая, верно, что сейчас твориться будет. — Ты не шкурку кунью у купца стащил. А человека живого. Так чего ждешь, что буду я на лавке спокойно лежать и ждать, пока ты меня перепродашь подороже?

— Что поделать, — Любор развел руками, садясь у стола. — Бывает судьба такая у некоторых людей, что им в неволе быть приходится. Чтобы не портили жизни другим. Чтобы пользы от них было больше, чем вреда. Ты из таких, Гроза. Где ни появишься — всюду тревоги, а то и беды.

Она и хотела бы возразить что-то, да нечего оказалось. Знал, куда бить княжич. И откуда только? Ведь виделись они за все время всего-то раз-другой. И то издалека. Да, видно, резон большой был для него во всем, что он делал. Потому и приходилось ему выведывать многое, многое знать. Ведь кто не знает — тот слеп. Тот идет по топкому болоту без батога, не догадываясь даже, за какой кочкой провалится по грудь.

— Оставите нас с Белей поговорить? — Гроза окинула всех мужей взглядом. — При вас не хочу. Зла все равно не удумаю. Куда мне.

— Да я и не думаю, что ты на зло Беляну сумеешь уговорить, — покачал головой Любор и перевел взгляд на хозяйку.

Та качнула головой в сторону соседней небольшой хороминки, где лавка их с мужем супружья была да добро разное в ларях, какое есть в простой охотничьей семье. Беляна первая туда вошла, за ней Гроза. И объяло тут же чуть спертым воздухом тесной хоромины, льна, вобравшего пыль и тепло людских тел, ссохшимся деревом и какими-то травами. Словно жизнью спокойной, размеренной ударило со всех сторон, сдавило. Нет места здесь большим страстям, большим тревогам — а вот случились они невольно, как столкнулись хозяева с княжичем и девицей, им умыкнутой.

— Что делать думаешь, Беля? — не стала заводить долгий разговор Гроза. — Замуж за него пойдешь?

И негромко сказала, а княжна все равно воровато оглянулась на запахнувшуюся за ее спиной занавесь.

— Пойду, — улыбнулась горько. — Ты пойми, ведь у каждого жизнь своя, судьба своя, какую Макошь нам дала. А я уж ее приняла давно.

И захотелось пощечину сильную ей отвесить. чтобы отрезвела наконец. На ее глазах Любор бесчинства творит, дела нечистые ворочает, а ей будто и дела до того нет никакого. Дурман на ней и впрямь какой, что ли? Да нет, взгляд ясный, и улыбка на губах нерадостная вовсе.

— Разве не видишь, что творит он? — Гроза шагнула к подруге ближе, на миг только голос повышая. Но спохватилась тут же. — Он против Владивоя идет, княжеству твоему вред чинить хочет. Людям. А ты…

Взор княжны оледенел вдруг. Вытянулся рот в твердую линию.

— Думаешь, есть мне, куда идти теперь? Нужна теперь кому-то такая невеста? Нет уж, сама себе жизнь выбрала. Сама сюда рвалась, — она задохнулась на миг, но совладала с собой. — Я по головам шла, Гроза. Нет обратной дороги. Не хочу. Любор, каков есть, а я люблю его. Зла он тебе не станет зазря причинять. Да и отец не мальчик неразумный, справится. Может, и поменяется что еще. Может, стану женой Любора — и вражда так и не разрастется.