Стихотворения - Всеволод Рождественский

6. «Заря, которая восходит над столицей…»

Заря, которая восходит над столицей,Пророчит ясный день и тает над рекой.Как я люблю следить за гордой вереницейДеревьев города, обиженных судьбой!

Считая каждый миг и каждую ошибкуИ не ища наград в обманчивой борьбе,Я слышу на губах забытую улыбку.Так легче мне идти к начертанной судьбе.

7. «У старой мельницы осеннею порою…»

У старой мельницы осеннею порою,Когда усеет пруд опавшая листва,А ветер будет выть над черною дырою,Где онемевшие застыли жернова,

Я сяду на порог покинутого дома,С плющом, взбегающим на дряхлое крыльцо, —Пусть отражает гладь немого водоемаИ солнца тусклый лик, и бледное лицо!

8. «О вечере морском я думаю в тоске…»

О вечере морском я думаю в тоске,О пенной волн гряде, взбегающей, белея,О лодке с парусом, о крабах на песке,О косах нереид, о Главке, о Протее.

О путнике средь дюн в безмолвии ночном,О старом рыбаке, присевшем на пороге,О тех, кто рубит лес тяжелым топором,О шуме города, душе, моей тревоге.

9. «Я шел в полях. Гроза уже росла над садом…»

Я шел в полях. Гроза уже росла над садом,На утро хмурое тяжелый полог лег,А ворон сумрачный летел со мною рядом,И ручейки дождя струились вдоль дорог.

Сверкала молния вдали, в полях унылых,А ветер продолжал сильней и злее выть,Но были этот вой и тяжкий гром не в силахТревог души моей в то утро заглушить.

Добычу Осени — листву — роняли кленыИ золото свое растратили дубы.А ворон так же длил полет свой неуклонный,Хоть изменить не мог ни в чем моей судьбы.

1932

Альбер Самен

483. СИРЕНЫ

Сирены пели… В ночь с зеленых острововЛюбовь аккордом лир вздыхала неустанно,Лилась мелодия средь лунного тумана,И слезы жгли глаза суровых моряков.

Сирены пели… Там, где виделась земля,Дыхание цветов ложилось на ветрила,А небо звездное спокойный свет струило,Томя тоской стоявших у руля.

Сирены пели… Стон, и жалобы, и страсть,Сплетаясь с гулом волн, летели издалека,И сердце, словно плод от налитого сока,От сладкой тяжести готово было пасть.

К цветущим берегам волна корабль несла,Как очарованный, он шел на ветер свежий,А там, над золотом пустынных побережий,Клубились, как туман, влюбленные тела.

Из голубых глубин, в сиянии луны,Чешуйчатым хвостом взрезая гребень пенный,Всплывали у кормы зовущие сирены,И серебро их тел сияло из волны.

И любо было им длить пение свое…С плеч перламутровых жемчужины стекали,А груди юные среди морской эмалиКоралловых сосков вздымали острие.

Простерты руки дев, о чем-то молит взор,Неведомых цветов плывет благоуханье,И чудится гребцам скользящее касаньеГорячих влажных губ и ласк немой укор.

Так, пленник тайных сил, у бездны на краю,Сопровождаемый сирен волшебным пеньемИ убаюканный их рук прикосновеньем,Корабль в туман глубин скользил к небытию.

Благоухала ночь… С цветущих острововМелодия любви на арфах замирала,И море бережно, безмолвно покрывалоЛазурным саваном тонувших моряков.

Сирены пели…                     Но… Когда, в какой стране,В какие времена, стремясь к манящей цели,Конец свой встретим мы, чтоб нам сирены пелиИ шли мы в глубину блаженно, как во сне?..

Анри де Ренье

484. ЗАВЕРШЕНИЕ

Бегут короли, потеряв корону,Лишь крысам Гамлет внушает страх.Состарилась Порция. ДездемонаВчера умерла у меня на руках.

Весну печалят дожди, морозы,На плащ тумана закат похож.Увидим ли мы, как дышат розы,Как колосится на солнце рожь?

Прекрасных видений быстротечность —Вот участь мира, где свет угас,И отмечает на башне ВечностьТо слишком короткий, то долгий час.

В этом последнем безмолвии мираЧто-то бесследно тает во мгле.Шаги звучат одиноко и сиро…Устал я от всех и всего на земле,

Затем что вижу исчезновеньеОчарований, жививших стих,И бесконечное слез теченьеПо мертвому лику богов моих.

1932

485. ДЕРЕВЕНСКОЕ ЗЕРКАЛО

Простой раскраской теша взгляд,Вокруг стекла неприхотливоНаписаны крутые сливы,Инжир и желтый виноград.

И роза, пышностью горда,В гирлянде, вырезанной грубоНожом пастушеским из дуба,Овал венчает, а когда

Вы поглядитесь в омут зыбкий,То в смутном облике улыбки,Живым, внезапным в этот час,

Сквозь легкое отображеньеВсплывет прекрасное виденье:Звезда двойная ваших глаз.

1932

486. ОЖЕРЕЛЬЕ ИЗ СТЕКЛЯШЕК

В прохладной лавочке на площади Сан-МаркоСреди стеклянных бус я долго выбиралКолье, чья синева отсвечивает ярко,И слушал, как звенит нанизанный кристалл.

Нора старьевщика — от потолка до пола —Живая бахрома качающихся струн,В чьих ровных бусинах, блестящих и тяжелых,Живут морской закат и серебро лагун.

Жилище старика чуть посветлей колодца,Товар его убог и пылью занесен,Но всё здесь светится, сверкает и смеется,И длят бахромки бус стеклянный тонкий звон.

Случится ль на ходу задеть движеньем резкимИль тронуть пальцами сверкающую сеть,Столкнутся в тесноте хрустальные подвески,И тихо комната вдруг начинает петь.

Когда-то в майский день, который был так ярок,Нехитрое колье я выбрал здесь для вас.Вы не могли забыть меня, и мой подарок,И этот голубой венецианский час.

Вы не могли забыть… Но паркою сердитойСоседство наших душ уже расплетено.Рассыпано колье, все бусины разбиты,И то, что помню я, забыли вы давно.

По той же площади весь день бродя без цели,Один я думаю в просветах полутьмыО темной лавочке, стеклянном ожерельеИ узкой улице, где проходили мы.

1932

487. ВЕРОНА

О город памятной любви,Ты венчан страстью, как короной.Щебечет стриж, восток в крови,Восходит утро над Вероной.

Есть лестница в гербе твоем —То «Scala»[41], вписанный умело,Иль та, которой в тихий домПоднялся некогда Ромео?

У всех здесь женщин острый взгляд —Горячей дерзости примета.Не им ли семь веков назадВстречала гнев семьи Джульетта?

И кипарис — другому вслед —Встает над темными холмами,Не так ли поднял КапулетКлинка отточенное пламя?

Верона! Горестный рассказ,Из страсти сотканный и крови,Венчал тебя в тот давний часБессмертным именем любови.

Он — честь твоя, печать, он взятИз хроник сердца потаенных,Когда в трагический закатПроносится чета влюбленных.

1932

488. ГОРОДОК