Герои - Джо Аберкромби

— Поднимайся Брак, толстый жирный хряк, — бросила Чудесная. — Пока Йон не сожрал весь твой…

— Брак умер, — сказал Утроба.

* * *

Финри не смогла бы ответить, как долго бодрствовала, сидя у окна на дорожном сундуке, сложив руки на холодном подоконнике, положив голову на запястья. Достаточно долго, чтобы на севере, от небес стала отделяться ломаная линия холмов. Чтобы быстротечная река начала проблёскивать из тумана, чтобы леса на востоке приобрели едва заметный объём. Теперь, если приглядеться, она могла разобрать зубчатые верхушки частокола Осрунга, в окне единственной башни мерцал свет. Факелы ломаным контуром отмечали позиции Союза на нескольких сотнях шагов чёрной пашни между городом и ней.

Ещё немножко света в небесах, ещё немножко подробностей в мире, и люди лорда-губернатора Мида ринутся к городу из траншей. Могучий правый кулак армии её отца. Она до боли прикусила кончик языка. Восторженная и испуганная одновременно.

Она потянулась, оглядывая через плечо заросшую паутиной каморку. Она предпринимала отдельные усилия прибраться, но приходилось признать — домработница из неё никудышная. Узнать бы, что стало с хозяевами постоялого двора. Узнать бы, хотя бы, как он называется. Она вроде видела над воротами жердь-перекладину, но вывеска пропала. Вот что творит война. Срывает с людей и мест их личность, их суть, и превращает во врагов в строю, захваченные позиции, реквизированные ресурсы. Безымянные вещи, которые можно с лёгкостью красть, жечь и ломать безо всякого чувства вины. Война есть ад, и всё тому подобное. Зато полна возможностей.

Она пересекла комнату, подошла к кровати, вернее к соломенному тюфяку, что они делили, и нависла над Хэлом, изучая его лицо. Он казался так молод — глаза закрыты и приоткрыт рот, на простыне сплющилась щека, в носу присвистывает дыхание. Молодой, невинный, и самую малость глуповатый.

— Хэл, — шепнула она, и нежно чмокнула его верхнюю губу. Его веки разомкнулись, и он потянулся, руки над головой, выгибая шею для поцелуя. Затем заметил окно и светлеющее небо.

— Проклятье! — Он отшвырнул одеяла и выкарабкался из постели. — Надо было раньше меня разбудить. — Он плеснул на лицо водой из треснутого кувшина и утёрся тряпицей, начиная натягивать вчерашние штаны.

— Ты всё равно успеешь рано, — сказала она, откидываясь на локтях и наблюдая, как он одевается.

— Мне надо успеть вдвое раньше, чем рано. Ты же знаешь.

— Ты смотрелся так мирно. У меня духу не хватило тебя разбудить.

— Вообще-то я должен помогать координировать наступление.

— Вообще, конечно, больше-то некому.

На мгновение он застыл с рубашкой на голове, затем натянул её на тело.

— Пожалуй… сегодня тебе бы лучше остаться в отцовской ставке, на всхолмье. Большинство других жён уже отправились назад в Уффрис.

— Отослали бы и Мида со сдвинутыми на тряпках старухами — ещё был бы шанс победить.

Хэл по-солдатски пёр напролом.

— Остались только вы с Элиз дан Бринт, и я за тебя переживаю…

Его видно до боли насквозь.

— То есть переживаешь, как бы я не устроила разгон твоему бестолковому командиру.

— В том числе. Где мой…

Она ногой пихнула меч, тот загремел по половицам, и ему пришлось наклониться, чтобы его взять.

— Стыд, да и только, что такому как ты приходится исполнять приказы такого как Мид.

— Мир полон постыдных вещей. Эта ещё далеко не худшая.

— С ним, в самом деле, пора что-то делать.

Хэл всё ещё копался со своей перевязью.

— Надо стараться делать как надо, вот и всё.

— Ну-у… кто-то мог бы и упомянуть королю о бардаке, который он здесь развёл.

— Может тебя не поставили в известность, но у короля с моим отцом возникла маленькая размолвка. Я не то что бы в сильном фаворе Его величества.

— В отличие от твоего доброго друга полковника Бринта.

Хэл резко вскинулся.

— Фин. Это низко.

— Да кого колышет: высоко, низко — если ты добьёшься заслуженного успеха?

— Меня, — отрезал он, затягивая ремень на пряжке. — К успеху ведут правильные поступки. Трудолюбие, преданность, исполнение приказов. К успеху не ведёт то, как… как…

— Как что?

— Как ведёшь себя ты.

У неё возникло внезапное, всеохватное желание сделать ему больно. Захотелось сказать, что она легко вышла бы замуж за человека, чей отец не считался бы величайшим изменником своего поколения. Захотелось ткнуть его носом, что место досталось ему лишь при покровительстве её отца и её беспрестанных обхаживаниях, и что по своим же собственным заповедям он бы сейчас проявлял трудолюбие и преданность лейтенантом заштатного гарнизона. Захотелось вдолбить ему, что он — хороший человек, но мир не таков, каким его воображают хорошие люди. По счастью, он уступил первым.

— Фин. Прости. Я знаю, ты хочешь нам добра. Я знаю, ты уже сделала уйму всего для меня. Ты — моё незаслуженное счастье. Просто… позволь мне поступать по-своему. Прошу. Просто пообещай, что не совершишь ничего… опрометчивого.

— Обещаю. — Она проследит, чтобы все, что она совершит, было хорошо продумано. Либо просто нарушит свои обещания. Не до посинения же серьёзно к ним относиться.

Он улыбнулся, отчасти облегчённо, и наклонился поцеловать её. Она вернула поцелуй вполсердца, но когда почувствовала, как поникли его плечи, вспомнила, что сегодня он рискует собой, ущипнула его щёку и потрепала её. — Я тебя люблю. — Ведь ради этого она сюда и приехала? Зачем же ещё месить грязь вместе с солдатами? Чтобы быть с ним. Поддерживать. Направлять в нужную сторону. Известно Судьбам, ему это требовалось.

— А я тебя люблю больше, — ответил он.

— Это не состязание.

— Разве? — И он вышел, запахивая китель. Она любила Хэла. По-настоящему. Но если она будет ждать, пока его честность и добрый нрав обеспечат им заслуженное положение, ей придётся ждать, покуда падут небеса.

А она не собиралась доживать свои дни женой какого-то там полковника.

Капрал Танни давным-давно заработал в армии Его величества убийственную репутацию чемпиона по сну. Он мог спать на чём угодно, в любой ситуации и мгновенно просыпаться в полной боеготовности и в ещё лучшей готовности отвертеться от боя. Он проспал весь штурм Ульриоха в переднем окопе, за пятьдесят шагов от бреши, и проснулся как раз вовремя, чтобы проскочить между трупов, когда бой сошёл на нет, и зацапать свою долю трофеев, не менее весомую, чем у тех, кто в тот день по-настоящему обнажал клинки.

Вот и охапка сырого валежника под накрапывающей изморосью, без ничего, кроме вонючей промасленной шкуры над головой, была для него не хуже пуховой перины. Его новобранцы смежали веки далеко не так крепко. Зябкой предрассветной мглой Танни резко пробудился, с полковым знаменем в руке, прижимаясь спиною к дереву. И пальцем приподнял шкуру, чтобы увидеть, как на мокрой траве сгорбились двое.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});