На службе зла - Роберт Гэлбрейт

Короче, встреча показала, что Уиттекер остался самовлюбленным и коварным, а помимо этого, дала Страйку еще два повода для размышлений. Во-первых, Стефани разозлила Уиттекера тем, что проявила какой-то интерес в отношении Страйка, но Страйк, полагая, что заинтересовал ее только как пасынок Уиттекера, вместе с тем допускал, что Уиттекер заговаривал при ней о жажде возмездия, а то и о прямом намерении отомстить. Во-вторых, Уиттекер сумел завести друзей среди мужчин. Несмотря на свою необъяснимую, на взгляд Страйка, популярность среди определенного сорта женщин, Уиттекер был почти повсеместно ненавидим и презираем мужчинами. Представители одного с ним пола не прощали ему фиглярства, сатанинских измышлений, страсти быть в центре внимания и, естественно, магнетической власти над женщинами. Теперь же Уиттекер, как видно, окружил себя какой-никакой шайкой голодранцев, которые вместе с ним баловались наркотой и были у него на побегушках. Страйк заключил, что вся польза от этой стычки ограничится сообщением Уордлу о случившемся и передачей ему регистрационного номера фургона. Оставалось только надеяться, что полиция не погнушается проверить фургон, а еще лучше – квартиру над забегаловкой на наличие наркоты и других улик.

Уордл без всякого энтузиазма выслушал настойчивые заверения Страйка в том, что детектив почуял запах крэка. Когда разговор закончился, Страйк и сам понял, что на месте Уордла не увидел бы в таком рассказе оснований для обыска. Полицейский четко сознавал, что Страйк имеет зуб на своего бывшего отчима, и никакие указания на связь Уиттекера и Страйка через тексты Blue Öyster Cult не заставили Уордла изменить свое мнение.

Когда в тот же вечер позвонила Робин с привычным отчетом о проделанной работе, Страйк тут же вылил на нее свой рассказ, чтобы облегчить душу. Хотя у Робин тоже были новости, она сразу переключилась на дела Страйка и сосредоточенно выслушала его, ни разу не перебив.

– Я рада, что ты ему врезал, – сказала она, когда Страйк закончил каяться, что допустил потасовку.

– Правда? – смутился он.

– Конечно. Он же душил девушку!

Робин тут же пожалела о сказанном. Она не хотела лишний раз напоминать о своих собственных нечаянных признаниях.

– Как защитник униженных и слабых я полностью облажался. Падая вместе с ним, она ударилась головой. Одного не могу понять, – добавил он, поразмыслив, – о чем она вообще думает? Это был ее шанс. Она могла уйти. Я бы нашел для нее пристанище, я бы о ней позаботился. Какого дьявола она вернулась к нему? Почему женщины так поступают?

Не успела Робин ответить, как Страйк понял, что его слова могли быть истолкованы в сугубо личном плане.

– Я думаю… – начала Робин, а Страйк одновременно выпалил:

– Я не имел в виду…

Оба замолчали.

– Извини, продолжай, – сказал Страйк.

– Я только хотела сказать, что униженные и слабые тянутся к своим мучителям, знаешь ведь? У них так устроены мозги: им кажется, что выбора нет.

«Черт подери, я же стоял прямо перед ней – чем не выбор?»

– Лэйнг сегодня не показывался? – спросил он вслух.

– Не показывался, – ответила Робин. – Знаешь, я серьезно считаю, что его там нет.

– А я считаю, все равно стоит…

– Слушай, я уже знаю жильцов всех квартир, кроме одной, – сказала Робин. – Все выходят на улицу и возвращаются обратно. И только в одной квартире либо пусто, либо лежит труп, потому что дверь никогда не открывается. Ни сиделок, ни медсестер там не бывает.

– Надо понаблюдать еще с неделю, – решил Страйк. – Для нас это единственная возможность выйти на Лэйнга. Послушай, – с раздражением перебил он, когда Робин попыталась возразить, – я сам буду в таком же положении, когда начну следить за стрип-клубом.

– С поправкой на то, что Брокбэнк, по нашим сведениям, там бывает, – резко сказала Робин.

– Поверю, когда увижу, – стоял на своем Страйк.

Через пару минут они распрощались с плохо скрываемым взаимным недовольством.

У каждого расследования бывают тупиковые стадии, когда иссякает информация и угасает азарт, но у Страйка не получалось философски смотреть на нынешнее дело. По милости анонима, приславшего отрезанную конечность, бизнес сошел на нет. Последняя клиентка, которая платила хоть какие-то деньги, жена Папы-Злодея, больше не нуждалась в услугах Страйка. Чтобы только убедить судью не выписывать запретительный ордер, ее муженек сидел тише воды ниже травы.

Агентство дышало на ладан: на нем лежало клеймо порока и неудачи. Как и предвидел Страйк, фамилию его все чаще трепали на самых разных сайтах в связи с убийством и расчленением Келси Платт, причем кровавые подробности не только перечеркивали любое упоминание о былых достижениях, но и сводили на нет обычную рекламу его профессиональных услуг. Никто не хотел обращаться к скандально известному сыщику, не сумевшему раскрыть громкое убийство.

Потому-то Страйк с отчаянной решимостью отправился в стрип-клуб, где надеялся разыскать Ноэла Брокбэнка. Клуб этот – как водится, переоборудованный из старого паба – находился в переулке близ Коммершл-роуд в Шордиче. Кирпичный фасад местами раскрошился, а над плотно задрапированными окнами были намалеваны белым силуэты голых женщин. Сверху от двустворчатой двери еще сохранилась облезлая вывеска – крупными золотыми буквами на черном фоне – с прежним названием: «Сарацин».

В этом районе проживало много мусульман. Страйк шел мимо хиджабов и тюбетеек, которые кучковались возле дешевых лавчонок с названиями типа «Мода интернешнл» и «Мейд ин Милан», где из витрин печально смотрели облаченные в нейлон и полиэстер манекены в синтетических париках. На Коммершл-роуд ютились бангладешские банки, убогие агентства по недвижимости, курсы английского языка и обшарпанные продуктовые лавки с лежалыми фруктами в запыленных витринах, но нигде не было ни скамьи, ни даже парапета, пусть низкого и холодного. Притом что Страйк не застаивался на одном месте, у него от длительного напряжения и невозможности присесть вскоре разболелась нога. Он понапрасну терял время: Брокбэнк так и не появился.

У входа стоял коренастый, без намека на шею швейцар; на глазах у Страйка никто не входил и не выходил, за исключением клиентов и стриптизерш. Девушки приезжали и уезжали; под стать своему заведению, выглядели они классом пониже, чем их сестры из «Мятного носорога». У одних были татуировки или пирсинг; другие набрали жирок, а около одиннадцати утра в дверь вошла подвыпившая, неряшливая девица откровенно нездорового вида. Три дня Страйк наблюдал за «Сарацином» через витрину кебабной прямо напротив клуба. Если поначалу – что бы он ни говорил Робин – у него и были определенные надежды, то теперь стало ясно: либо Брокбэнк никогда здесь не работал, либо потерял место.

Наступило утро пятницы, и безрадостная тенденция наконец переломилась. Когда Страйк прятался в дверях особенно убогого магазина одежды под названием «Изюминка мира», у него зазвонил мобильный, и на том конце линии Робин сказала:

– Завтра в Лондон приезжает Джейсон. Насчет ноги. С сайта кандидатов на ампутацию.

– Отлично! – сказал Страйк, почувствовав облегчение от перспективы хоть кого-нибудь допросить. – Где мы с ним встречаемся?

– С ними, – сдержанно ответила Робин. – Мы встречаемся с Джейсоном и Бурей. Она…

– Прости? – перебил Страйк. – Что еще за Буря?

– Вряд ли это ее настоящее имя, – сухо сказала Робин. – Это женщина, с которой Келси общалась по интернету. Черные волосы и очки.

– А, да, помню, – произнес Страйк, удерживая мобильник между щекой и плечом, чтобы закурить.

– Я только что говорила с ней по телефону. Она крупная активистка в организации трансвалидов, совершенно невыносимая особа, но Джейсон перед ней благоговеет и только рядом с ней чувствует себя уверенно.

– Понятно, – сказал Страйк. – Так где же мы встречаемся с Джейсоном и Бурей?

– Они выбрали «Гэллери Месс». Это ресторан при галерее «Саатчи».

– Неужели? – Страйк смутно помнил, что Джейсон работает в супермаркете «Асда», и удивился, что первым его желанием по прибытии в Лондон стало посетить выставку-продажу современного искусства.

– Буря передвигается в инвалидной коляске, – сообщила Робин. – а в галерее, видимо, хорошее оборудование для инвалидов.

– Ладно, – сказал Страйк. – В какое время?

– В час дня, – сказала Робин. – Она… м-м-м… интересуется, сможем ли мы заплатить.

– А куда мы денемся?

– Послушай… Корморан… Можно я выйду на работу не с самого утра?

– Конечно, конечно. Надеюсь, ничего не случилось?

– Все хорошо, мне просто… надо разобраться с некоторыми свадебными делами.