Счастливая куртизанка - Даниэль Дефо

Однако это мое платье или капот — правда, очень богатый, из зеленой французской камки с разводами — вызвал у девчонки приступ болтливости, а ее сестрица, как она величала свою подружку, всячески подстрекала ее на разговоры: так, рассматривая мой капот и восхищаясь изяществом его покроя, тонкостью ткани, благородством отделки и так далее, моя девица, обращаясь к сестричке (жене капитана), говорит: «Точно в таком наряде, — говорит она, — танцевала та дама, о которой я тебе рассказывала».

— Как? — воскликнула капитанша. — Та самая леди Роксана, о которой ты мне прожужжала все уши? Ах, это прелестнейшая история и миледи, наверное, будет интересно ее послушать!

Делать нечего, мне пришлось присоединиться к просьбам капитанши, меж тем как за одно упоминание ненавистного имени Роксана я от души желала бы отправить рассказчицу на небо или в преисподнюю — для меня это было все едино, лишь бы избавиться от девчонки и ее истории: ибо когда та принялась описывать мой турецкий наряд, сметливая и проницательная квакерша, при всем ее ко мне доброжелательстве, представляла для меня большую опасность, нежели эта безмозглая девчонка. Нечего говорить, если бы я в свое время посвятила квакершу в историю моей жизни, я бы скорее решила довериться ей, чем девчонке; больше того, с ней я себя чувствовала бы совершенно спокойно.

Так или иначе, а длинный язык моей девицы держал меня в постоянном трепете, а когда капитанша упомянула имя Роксана, душа моя и вовсе ушла в пятки. Не знаю, выдала ли я себя — ведь своего лица не видишь, — но только сердце у меня забилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, и я боялась, что лопну от душившей меня ярости. Словом, я была в молчаливом неистовстве и все мои силы ушли на то, чтобы не дать ему выйти наружу. Никогда-то еще не доводилось мне с таким трудом себя перебарывать! У меня не было отдушины, некому было открыться или поплакаться, не было возможности дать своему чувству какой-то выход; покинуть комнату я не смела, ибо, не зная, о чем девчонка рассказывала, а о чем умолчала в мое отсутствие, я бы пребывала в постоянной тревоге; одним словом, мне пришлось выслушать историю Роксаны, иначе говоря, собственную историю, пребывая при этом в неизвестности, лукавит рассказчица или нет, правда ли, что она не знает, кто я, или прикидывается простушкой; короче говоря, выведут меня на чистую воду или нет?

Она начала рассказывать в общих чертах, где жила Роксана, каков был дом ее, сколь славные у нее бывали гости; как они проводили у нее ночи напролет, играя в карты и танцуя, какою роскошью была окружена ее госпожа и сколь изрядное жалование получала у нее старшая прислуга; что до нее самой, сказала она, то она работала не в большом доме, а на кухне и получала немного, если не считать одного вечера, когда на всю прислугу было пожаловано двадцать гиней, из которых на ее долю пришлось две с половиною.

Затем она рассказала, сколько всего было слуг и как между ними распределялись обязанности; впрочем, сказала она, там имелась некая госпожа Эми, которая возглавляла всю прислугу и, будучи в особом фаворе у миледи, получала от нее особенно большое жалование. Было ли «Эми» фамилией или именем фаворитки, она точно сказать не может, но полагает, что это вернее всего ее фамилия; говорили, что однажды, в тот самый день, когда остальные слуги поделили между собой двадцать гиней, миссис Эми было пожаловано шестьдесят золотых.

Тут я перебила рассказчицу, заметив, что это изрядная сумма.

— Да ведь для служанки, — сказала я, — это целое состояние!

— Помилуйте, сударыня, — возразила моя дочь, — это капля по сравнению с тем, что она получила впоследствии; мы, остальные слуги, от души ее за это ненавидели; иначе говоря, злились, что такая доля выпала ей, а не нам.

— В таком случае, — сказала я, — у нее было довольно денег, чтобы заполучить себе хорошего мужа и устроить свою жизнь, если только у нее хватило на это ума.

— О да, сударыня, — сказала моя дочь. — Говорят, у нее одних сбережений было больше 500 фунтов; впрочем, госпожа Эми, должно быть. понимала, что с такой репутацией, как у нее, необходимо иметь большое приданое.

— Вот как, — сказала я. — Ну, тогда другое дело.

— Не знаю, сударыня, точно, нет ли, — продолжала она, — но поговаривали, будто некий молодой баронет не на шутку за нею приволакивался.

— Какова же ее дальнейшая судьба? — спросила я. Коль скоро уж она обо всем этом заговорила, мне хотелось знать, что она расскажет не только обо мне, но и об Эми.

— Не знаю, сударыня, — сказала она. — Я ничего о ней не слышала много лет и только на днях вдруг ее повстречала.

— В самом деле? — спросила я, лицом и голосом изобразив крайнее изумление. — И уж, верно, в лохмотьях; ведь подобные ей твари именно тем обычно и кончают.

— Напротив, сударыня, — говорит она. — Она навещала одну мою знакомую, не ожидая, я думаю, встретить у нее меня, и приехала в собственной карете.

— В собственной карете! — воскликнула я. — Она, видно, не теряла времени даром и ковала железо, пока горячо. Стало быть, она замужем?

— Насколько мне известно, сударыня, когда-то она, точно, была замужем. Впрочем, она как будто уезжала в Индию; и если она и вышла замуж, то, верно, там. Помнится, она говорила, что в Индии ей улыбнулась фортуна.

— Иначе говоря, — вставила я, — ей, верно, удалось там похоронить своего супруга.

— Я так и поняла, сударыня, — отвечала девица. — И, кроме того, она унаследовала все состояние мужа.

— Так это и было улыбкой фортуны? — спросила я. — Быть может, и в самом деле повезло в том, что ей достались его деньги, однако немногого же стоит женщина, которая может говорить о смерти мужа как об удаче!

На этом разговор об Эми прекратился, ибо моей дочери больше о ней ничего не было известно; но тут, к несчастью, квакерша — без всякого умысла, конечно, — задала вопрос, который, — знай эта добрая душа, что я намеренно завела разговор об Эми, дабы увести его от Роксаны, — конечно, задавать бы не стала.

Ну, да, видно, мне не суждено было так легко отделаться.

— Ты, однако, намекала, что в истории твоей госпожи, — запамятовала ее имя — Роксана, что ли? — кроется какая-то тайна. Каков же конец этой истории? — спросила квакерша.

— Да, да, Роксана! — подхватила капитанша. — Расскажи, сестрица, историю Роксаны до конца; миледи, я думаю, будет забавно послушать.

«Вот и врешь, — подумала я про себя. — Кабы ты знала, сколь мало меня забавляет твоя история, я была бы в твоих руках». Впрочем, я понимала, — что не в моих силах ее остановить, и приготовилась к худшему.

— Роксана? — воскликнула моя дочь. — Не знаю, право, что и сказать о ней; она была столь высоко вознесена над нами, и мы столь редко удостаивались ее видеть, что многое знали только понаслышке. Впрочем, изредка нам доводилось ее видеть; она была очень пригожа, а лакеи поговаривали, будто ее возили ко двору.

— Ко двору? — воскликнула я. — Но разве она не жила при дворе и без того? Ведь Пел-Мел в двух шагах от Уайтхолла.

— Это так, сударыня, — отвечала она. — Но я имела в виду другое.

— Я тебя поняла, — сказала квакерша. — Ты хочешь, верно, сказать, что она сделалась любовницею короля.

— Точно так, сударыня, — сказала моя дочь.

Не могу утаить, что у меня еще оставалась изрядная доля тщеславия, и как ни страшилась я услышать продолжение истории, однако, когда она заговорила о том, какая красивая и блистательная дама была эта Роксана, я почувствовала невольную радость, и это так меня тешило, что я чуть ли не три раза переспросила, точно ли она была так хороша, как о том говорили, и все в таком роде, дабы заставить ее повторить, что обо мне толковали люди и как я себя держала.

— Да что говорить, — отвечала она на мои расспросы. — Такой красавицы, как она, мне в жизни не доводилось видеть!

— Но вы, должно быть, видели ее лишь в те минуты, когда она была убрана для приема гостей, — сказала я.

— Ах, нет, сударыня, — возразила она. — Я видела ее не раз в дезабилье. И уверяю вас: она была чудо как хороша, и, более того, все говорили, что румян и белил у нее и в заводе не было.

В словах этих, как ни щекотали они мое самолюбие, заключалось, однако, скрытое жало, ибо из них явствовало, что она видела меня в дезабилье и притом не раз. В таком случае, подумала я, она меня узнала наверное и все наконец откроется; одна эта мысль была для меня все равно что смерть.

— Расскажи миледи о том вечере, сестрица, — продолжала меж тем капитанша. — Это самое занятное во всей истории; и про то, как Роксана плясала в заморском наряде.

— Ах, да, — сказала ее подружка. — Это и в самом деле занятно. Балы да банкеты бывали у нас чуть ли не каждую неделю, но однажды миледи назначила всем вельможам прийти в определенный день, сказав, что намерена задать бал… И уж народу понаехало!

— Помнится, сестрица, ты говорила, что среди гостей был сам король?