Медицинские и социальные проблемы однополого влечения - Михаил Бейлькин

– По-моему, его концерт для альта с оркестром, симфонии, да и всё его творчество – одна из вершин мировой музыки!

– Вы слишком консервативны в музыкальном плане, – снисходительно обронил Аскольд.

Разумеется, он не сказал бы этого своим преподавателям, ведь подобное заявление свидетельствует об одном из двух – либо о полной некомпетентности студента консерватории, либо о его чёрной зависти к гению композитора. Я убеждён в справедливости второго предположения.

Аскольдова зависть – не просто черта его характера. Она имеет невротический характер, причём её накал тем сильнее, чем дальше Я-идеал юноши отстоит от реальности. Корни этой беды уходят в раннее детство, когда мальчика, крайне привязанного к матери, отвергали его более независимые сверстники, сплочённые мальчишескими интересами. Завидуя им, он утешал себя тем, что судьба предназначила его служению музыке и к занятиям, недоступным примитивному пониманию его обидчиков. Как утверждал пушкинский Сальери: “Нас мало избранных”. В дальнейшем арсенал приёмов психологической защиты пополнился увлечением эзотерическими тайнами буддизма.

Чем старше становился юноша, тем менее его желания совпадали с действительностью. В сексе этот разрыв приобрёл столь явный характер, что игнорировать его стало невозможно. В своих мечтах Аскольд видел себя половым гигантом, покоряющим с одинаковой лёгкостью и мужчин, и женщин, извлекающим максимальные выгоды из любовных связей как с теми, так и с другими. На деле же всё было иначе, и реальность, неприемлемая для невротичного юноши, выбивала почву у него из-под ног. Как только он видел парня, более привлекательного, чем он, с более выраженными половыми признаками, чем у него, его самооценка стремительно падала вместе с эрекцией. Чем выигрышнее с гомосексуальной точки зрения был любовник, чем большую радость принесла бы связь с ним кому-то иному, тем большую зависть к нему испытывал Аскольд, и тем невыполнимее оказывалось его желание играть активную роль в сексе. Мало того, одна мысль, что его возможный партнёр окажется более активным сексуально, чем он сам, немедленно подавляла эрекцию у моего пациента. Возник заколдованный круг: завистливость Аскольда, накладываясь на его комплексы, порождённые интернализованной гомофобией, приводила к коитофобии, которая усиливала комплекс неполноценности и тем самым утяжеляла все звенья невротической цепи.

Чтобы выздороветь, невротик должен увидеть свои проблемы по-новому, в той или иной мере разделив точку зрения лечащего врача. Насколько нереалистическим был подход к ним у самого Аскольда, свидетельствует весьма любопытный факт. До обращения в Центр сексуального здоровья, он лечился у одного московского андролога, даже не думая посвящать его в тайну собственной гомосексуальности. “В конце концов, раз плохо работает половой член, то пусть лечат именно его!” Судя по справке, выданной пациенту, андролог лечил его “эректильную дисфункцию”. (Увы, Аскольд не одинок. Врачей-андрологов, которые даже не упоминаются в перечне медицинских специальностей, становится всё больше. Сейчас по стране ходят многотысячные толпы мужчин, которым приклеен этот невразумительный диагноз! С таким же успехом можно диагностировать “дисфункцию дыхания”, не утруждая себя выяснением, о каком заболевании лёгких идёт речь – о хроническом бронхите, астме, пневмонии или о раке).

Принять точку зрения сексолога на болезнь, в завистливых глазах Аскольда было равносильно признанию собственного поражения; доказательством “победы” более умного и волевого, чем он, “противника”. Всё это стало настолько непереносимым испытанием для него, что юноша предпочёл отказаться от лечения. Он даже предпринял попытку напрочь избавиться от собственной сексуальности, поскольку она не подчинялась его желаниям.

Разумеется, такой поворот событий свидетельствовал и моей временной профессиональной неудаче. В этом убеждало письмо, полученное из Москвы, на которое Аскольд вовсе не рассчитывал получить ответа (он даже не дал обратного адреса). Одно лишь желание владело им – отомстить врачу за мнимые обиды, полученные в ходе лечения. Аскольд писал, что в последнее время занимается йогой с одной-единственной целью – подавить собственный половой инстинкт:

“Сексуальность хорошо воздействует на нижнюю чакру мулат-хару, но она – самая низшая ступень моей энергии, и я знаю теперь, как можно очистить её и без секса. Сахаджа-йога – это единственное, что даёт мне самообладание реально, хотя я ещё не приобщился к океану высшей любви в полной мере. Слишком уж много во мне энергетической грязи, отсюда все мои физические и психические аномалии”. <…> А вот и мстительная критика в адрес врача: “Вы наделены интеллектом, излучающим чистую, но холодную энергию. Вы склонны обосновывать всё земной логикой, но ведь существует и высшая истина – любовь вне пола, вне тела, вне компетенции медицины”.

Как тесно переплелись в этом письме чувство собственной неполноценности и самоуничижения с высокомерными претензиями на обладание высшей истиной, с завистью и мстительностью. Как торжествовалась победа над “примитивной” человеческой натурой! Где уж сексологу, погрязшему в материализме, понять эзотерические тайны йоги! Я отнёсся к “победе”, одержанной моим корреспондентом над собственными инстинктами, с недоверием, и оказался прав.

Несколько месяцев спустя, с наступлением новых каникул, строптивый пациент вновь появился в Центре сексуального здоровья с твёрдым намерением довести лечение до конца. Выяснилось, что сахаджа-йога не решила его проблем. Как ни прикидывался Аскольд йогом, запросто сбрасывавшим свои “грубые астральные оболочки во время медитации”, он оставался истериком, остро нуждавшимся в постоянном подтверждении собственной сексуальной привлекательности. Поэтому он забыл о провозглашённом им ранее тотальном отказе от секса, предпочтя ему привычную пассивную роль в гомосексуальных связях. В этом Аскольд преуспел, добавив к случайным туалетным знакомствам постоянную связь с молодым, красивым и незаурядно одарённым в сексуальном плане любовником-актёром. Чувствуя себя послушной игрушкой в объятиях мастера, студент завистливо мечтал о реванше, о том, что когда-нибудь они с любовником навсегда поменяются ролями.

При возобновлении лечения был выбран путь, наиболее приемлемый для пациента, мечтающего о реванше. Ему была подобрана доза простагландина Е, которая обеспечивала эрекцию, достаточную для полового акта. Аскольд должен был выполнить лишь одно условие: реализовать гетеросексуальную близость. Ведь он сам обратился к врачу с требованием наделить его способностью к половой жизни именно с женщинами! Условие он выполнил, и окрылённый успехом, убедился, что брак для него вполне реален. На этом все его контакты с женщинами прекратились. Зато молодой человек с удвоенной энергией пустился в гомосексуальные похождения, благо, ему стала удаваться активная роль, сначала с введением препарата, а потом и без него, с помощью усвоенных им приёмов аутотренинга. Разумеется, Аскольд по-прежнему оставался невротиком, но он хотя бы избавился от коитофобии. Это смягчило его чувство зависти и ненависти к партнёрам и прояснило перспективы дальнейшего лечения пациента: отказ от невротического промискуитета, усвоение принципов равноправного партнёрства, словом, избавление от интернализованной гомофобии.

Медицинские аспекты совращения

Эпизод совращения Лычёвым 15-летнего Валерия я привожу в передаче Льва Клейна. Это делается с тем, чтобы в полной мере продемонстрировать насколько они оба, и Лычёв, и Клейн, ошибаются в оценке мотиваций полового поведения партнёров.

“Опытный соблазнитель Дмитрий Лычёв рассказывает о том, как будучи солдатом, соблазнил 15-летнего школьника из присланных на допризывную подготовку. Брошенные начальством, они гоняли в футбол. В бильярдную беседку, где убирался солдат, горевший похотью, зашёл белобрысый мальчишка Валерка. «Блики от костра летали по его юношескому лицу, грязному от сегодняшних футбольных сражений»”.

Солдат стал учить его играть в бильярд . “Фонарь, тускло освещавший внутренности беседки, молча наблюдал, как я, показывая самые простые удары, беззастенчиво лапал мальчишку. <...> Валерка увлечённо постигал азы игры, в то время как мои руки сновали в опасной близости его лобка”. Появилась бутылка горячительного. “Юношу не пришлось уламывать попробовать джин <...> Глаза его налились теплотой и негой после второй дегустации огненного напитка”. Солдат завёл разговор о женщинах, красочно расписывая свои воображаемые удачи с “тёлками”.