Медицинские и социальные проблемы однополого влечения - Михаил Бейлькин

Зато принцип дихотомии “по Ц.” в полной мере срабатывает в уголовной среде и в подростковых гомофобных группах, где ни о какой свободе выбора, и, следовательно, о реализации индивидуального континуума половых ролей не может быть и речи. При этом надо учитывать, что заключённые, презирая и ненавидя “опущенных пидоров” , чётко выделяют тех, кто относится к этим изгоям доброжелательно, и тем более, тех, кто способен предпочесть акту с женщиной гомосексуальную связь, хотя бы и в активной роли. Уголовники смертельно боятся быть уличёнными в подобных “грехах”, караемых изнасилованием. Страшно: а вдруг “опустят” тебя самого; потому-то они люто терроризируют “гомиков” . В истязаниях бедняг участвуют не только те, кто вступает с ними в половую связь. Чем сомнительнее социальный статус того или иного заключённого, тем больше он измывается над “пидорами” , часто вовсе не пользуясь их сексуальными услугами. Дихотомия-то, оказывается, определяется здесь не столько характером сексуальной роли “активный – пассивный”, сколько социальным статусом «“уркаганы” – “опущенные”».

Послание Ц. ценно тем, что высвечивает главный парадокс интернализованной гомофобии: геи, впадают в неразрешимое противоречие, сверяя роль возможного партнёра и свою собственную с теми нормами полового поведения, которые приняты в гомофобных сообществах и царят в умах гомофобов. Это парализует свободу их самовыражения, делая невозможным выбор постоянного партнёра (как в истории Димы и Кости), ограничивая континуум половых ролей геев или вовсе лишая их способности вступать в сексуальную близость.

Интернализованная гомофобия – причина невротического развития

Страх оказаться “немужественным”, или “гомосеком” уходит своими корнями в подростковый возраст, когда считается, что уподобление “бабам” и “гомикам” несовместимо с мужским характером.

“Ядерные” гомосексуалы в своём большинстве очень рано замечают, что их мироощущение иное, чем у их сверстников. Сошлюсь на роман Мисимы, с которым уже знаком читатель. Чувство собственной “инаковости” приводит гомосексуалов к невротической амбивалентности, раздвоенности. Они острее, чем кто-либо другой, впитывают, начиная с ранних лет, гомофобные предубеждения гетеросексуального большинства. Суть интернализованной гомофобии состоит в том, что гомосексуалы, отдающие себе отчёт в нестандартности собственного полового влечения и, в частности, осознающие своё стремление к пассивной роли в сексе, невольно усваивают от окружающих враждебное и презрительное отношение и к тому, и к другому. Свобода реализации их сексуальных предпочтений обратно пропорциональна остроте невротических противоречий; континуум активной и пассивной роли в сексе сужается соответственно тяжести невроза.

Молодой человек из рассказа Харитонова совершенно прав, считая, что его кумир был настроен на пассивную роль. В то же время, “он хорохорился при свете”, осуждая собственное желание отдаться партнёру. Такое двойственное чувство испытывают многие гомосексуалы. Борясь с ним, геи публикуют в Интернете выразительные обращения (словно бы специально написанные в пику Ц.):

“Анальный секс в пассивной роли никак не дискредитирует тебя как мужчину. Мнение о том, что "принимающий" партнёр уподобляется женщине и занимает низшую ступень в гей-иерархии, совершенно безосновательно. Если тебе хочется ощутить чувство переполняющего тепла сзади, то это вовсе не значит, что по жизни ты инфантилен и пассивен. Поверь, требуется гораздо большее мужество для того, чтобы всецело довериться любимому человеку, нежели чтобы подчинять сексуального партнёра себе. Принимать смиренные позы и полностью отдавать всё происходящее на откуп Ему может лишь очень уверенный в себе человек.

Пойми, что использование терминов "активный" и "пассивный" не выдерживает никакой критики. Не бойся возможного нежелательного закрепления за тобой роли пассивного участника как закономерного результата твоего такого понятного желания отдаться любимому человеку. Парень, настоятельно требующий от тебя продолжения следования однажды избранному тобой "принимающему" амплуа вопреки твоим желаниям, не должен рассматриваться как серьёзный партнёр. Если впредь ты будешь склонен отдавать предпочтение активной роли, ты никак не рискуешь помешать гармоничному развитию событий на твоем личном фронте, позволив кому-то хорошенько помассировать твою предстательную железу”.

Уверенности в том, что подобные воззвания достигают цели, нет. Дело, разумеется, не сводится лишь к способам осуществления полового акта и к выбору поз каждым из его участников.

Вопреки Интернетовским увещеваниям, любовники из рассказа Харитонова ведут себя как безнадёжные невротики. Кумир нарочито устраняется от каких-либо действий, словно забывая о множестве приёмов, способных привести обоих к сексуальной разрядке. Он усвоил гомофобную мифологию гетеросексуального большинства. Ему, как и Ц., следовало бы учесть, что “сексуальная жизнь гомосексуальных пар мифологизирована. Мифы порождает большинство, а большинство в обществе имеет гетеросексуальную ориентацию. Одним из таких мифов является деление гомосексуалов на “активных” и “пассивных”. С точки зрения гештальт-подхода это пример проекции гетеросексуальной части общества с его жёсткими представлениями об активности мужчины и пассивности женщин в процессе половых отношений” (Ткаченко А. В., 2002). Из всех видов поведения кумир выбирает наименее целесообразное. Ошибочна и тактика его партнёра. Неосознанно молодой человек запрограммирован на провал, чтобы сказать себе печальное и уничижительное “пшёл вон”! Такой уж он мазохист. Ключ к его пониманию можно найти в словах Харитонова о себе самом: “Меня нельзя любить. В крайнем случае, во мне могут любить душу или что там такое”.

Каждый из незадачливых любовников отвергает собственное Я и стыдится продемонстрировать его другому; каждый безнадёжно презирает себя, даже не сознавая этого. Как подростки порой панически избегают сказать нечто, что может кому-то показаться глупостью; как стыдятся они своих прыщиков на лбу или иной, вполне нейтральной на сторонний взгляд мелочи, так эти взрослые люди невротически “зажаты” , боятся познать себя сами и не дают разглядеть себя другому. Они и стремятся к близости, и избегают её. Невротическое развитие обрекает обоих на одиночество, и если в другой ситуации и с другими партнёрами близость окажется удачной, от этого, по большому счёту, ничего не изменится. Между тем, оба (по крайней мере, их прототипы, известные широкому кругу театралов и читателей) талантливы, порядочны и умны; оба заслужили счастье не только в творческой судьбе, но и в повседневной жизни. Умелой коррекцией невроза можно исправить очень многое, но у покойного Харитонова были свои представления о счастье, а к врачам он относился со страхом и недоверием.

Сексуальные желания невротика часто остаются неосознанными им самим, непонятыми партнёром, нереализованными ими обоими. При этом каждый из партнёров, вопреки ожиданиям другого, навязывает ему свой собственный сексуальный сценарий, соответствующий сложившемуся невротическому стереотипу. В подобных случаях говорят о фрустрированных экспектациях обоих.

Многовариантность гомосексуального сценария может и вовсе обернуться полным отрывом от реальности. За размытым любовным сценарием часто скрываются поиски того, чего и в природе-то нет и быть не может. Отсюда трагизм поэтического шедевра Кавафиса. Поэт рассказал, вроде бы, о случайном промахе, но стихи таят горькую догадку, что так будет всегда и что в счастье ему отказано.

Почти такая же история случилась с 20-летним пациентом Глебом. Однажды он направился к месту, известному геям, чтобы найти партнёра. Поблизости он заметил юношу с великолепной спортивной фигурой, гордо посаженной головой и одухотворённым лицом. “Откуда это чудо на здешней помойке?! – поразился Глеб. – Такое случается раз в сто лет!” Красавец шагнул навстречу Глебу, всем своим видом показывая, что хочет завязать знакомство. Но тот, глядя мимо парня, проводившего его удивленным взглядом, деревянной походкой направился прочь. Сбежав, он, подобно Кавафису, горько пожалел об упущенной возможности. Между тем, его странный поступок имел вполне объяснимую причину.

Глеб – студент престижного колледжа. Он учится настолько успешно, что побывал по обмену в США. Его родители – граждане соседней страны, бывшей когда-то частью Союза. В подростковом возрасте Глеба волновал противоположный пол; по крайней мере, так ему казалось. В шестом классе он влюбился в свою учительницу (кстати сказать, замужнюю); годом позже – в одноклассницу, так и не признавшись ей в своих чувствах.