Хроники Заводной Птицы - Харуки Мураками

— Конечно, я вас понимаю. Естественно, вы злитесь на нас. Как бы мне хотелось все объяснить.

Со вздохом я потрогал родимое пятно на правой щеке.

— Да ладно. Это я так, сам с собой. Не обращай внимания.

Внимательно посмотрев на меня, она сказала:

— Правда, за последние месяцы с вами много всякого было. В какой-то мере, наверное, и мы здесь виноваты. Но я думаю, все равно, рано или поздно, это должно было случиться. А раз так — может, раньше и лучше? Я серьезно: у меня такое чувство. Иначе все могло оказаться еще хуже, Окада-сан.

Крита отправилась в ближайший супермаркет за продуктами. Я дал ей денег и предложил, уж коли она собралась на улицу, надеть что-нибудь поприличнее. Согласно кивнув, она пошла в комнату Кумико и появилась оттуда в белой блузке из хлопка и юбке в зеленый цветочек.

— Ничего, что я распоряжаюсь одеждой вашей жены, Окада-сан?

Я покачал головой.

— Она написала, чтобы я все выбросил. Так что носи, никого это не касается.

Как я и думал, все вещи Кумико были Крите в самый раз. Удивительно: даже размер обуви у них совпадал. Крита вышла из дома в сандалиях Кумико. Глядя на нее в одежде Кумико, я чувствовал, что в реальности опять происходит какой-то сдвиг. Казалось, огромный пассажирский лайнер медленно ложился на другой курс.

Крита ушла, а я улегся на диван и рассеянно смотрел в сад. Через полчаса она вернулась на такси с тремя большими бумажными пакетами, полными разной еды, приготовила ветчину с яйцами и салат с сардинами.

— Окада-сан, что вы думаете о Крите? — вдруг спросила Крита после того, как мы покончили с едой.

— О Крите? — спросил я. — Ты имеешь в виду остров в Средиземном море?

— Ага.

— Как сказать… Да ничего особенного. Я как-то и не думал о Крите.

— А не хотите со мной туда поехать?

— С тобой? На Крит? — отозвался я.

— По правде говоря, мне хотелось бы на время уехать из Японии. Как раз об этот я все время думала в колодце, когда вы ушли. Я давно собираюсь съездить на Крит — с тех пор как Мальта дала мне это имя. Я уже много книг про Крит прочитала. Даже взялась за греческий, чтобы можно было там жить, когда время придет. Я довольно много накопила, так что какое-то время можно будет жить без проблем — денег хватит. Об этом не беспокойтесь.

— А Мальта знает, что ты едешь на Крит?

— Нет. Ей я ничего еще не говорила, но она наверняка не будет против. Я думаю, Мальта скажет, что эта поездка пойдет мне на пользу. Эти пять лет сестра использовала мои спиритические способности, но это не значит, что она смотрела на меня просто как на орудие. В каком-то смысле она так помогала мне восстановиться. Мальта считала, что, пропуская через меня мысли и эго разных людей, она дает мне возможность обрести себя. Понимаете? Для меня это своего рода чужой опыт, который дает почувствовать собственное «я».

Подумать только, ни разу в жизни я никому прямо не сказала: «Я обязательно сделаю так-то и так-то». Да что там «не сказала» — даже не думала! С самого рождения все мое существование было сосредоточено на боли. Я жила с единственной целью — как-то ужиться с этой невыносимой мукой. В двадцать лет я попыталась покончить с собой, и боль исчезла без следа, но вместе с ней почти полностью пропала чувствительность. Я стала точно ходячий труп. Вокруг меня повисла плотная пелена невосприимчивости ко всему на свете, и я лишилась последних остатков того, что можно назвать волей. А потом, когда Нобору Ватая надругался над моим телом, взломал мою душу, я обрела третье «я». Но и после этого я еще не стала собой, оставаясь лишь вместилищем моего настоящего «я», всего лишь контейнером минимально необходимой емкости, через который под контролем Мальты мне довелось пропустить множество чужих «я». Так прошло двадцать шесть лет жизни. Только представьте! Двадцать шесть лет я была никем. Я вдруг поняла это, когда сидела одна в колодце и думала. Я — человек — все эти годы оставалась абсолютным нулем. Кто я? Проститутка. Проститутка во плоти, проститутка в мыслях.

Но сейчас я пытаюсь овладеть моим новым «я». Я не контейнер и не передатчик. Хочется утвердиться на земле, в этом мире.

— Это все понятно. Но почему все-таки ты хочешь ехать на Крит со мной?

— Да потому, что это может принести пользу нам обоим, — сказала Крита. — Какое-то время нам здесь делать нечего, и у меня предчувствие, что лучше уехать отсюда. Вы что-нибудь собираетесь делать в ближайшее время? У вас есть какие-то особенные планы, Окада-сан?

Я молча покачал головой.

— Нам с вами надо начать что-то новое в каком-то другом месте, — проговорила Крита, глядя мне в глаза. — Мне кажется, было бы неплохо отправиться на Крит для начала.

— Наверное, — согласился я. — Для начала, может, и неплохо, хотя все это так неожиданно…

Крита улыбнулась мне. В первый раз, подумал я. Улыбается человек — значит, история хоть чуть-чуть, но сдвинулась в правильную сторону.

— Время еще есть, — сказала девушка. — На сборы, как ни спеши, все равно уйдет недели две. А вы пока обдумайте все хорошенько, Окада-сан. Не знаю, смогу ли я что-нибудь дать вам. Сейчас пока у меня вряд ли есть что-то за душой. Пустышка, одним словом. Я только начала понемногу заполнять этот вакуум. Но если надо, могу отдать вам себя, Окадасан. Думаю, мы можем помочь друг другу.

Я кивнул.

— Но до этого мне нужно кое о чем подумать, кое в чем разобраться.

— Если в конце концов вы скажете, что не поедете на Крит, я не обижусь. Конечно, мне будет жаль, но я бы хотела, чтобы вы сказали честно.

В ту ночь Крита опять осталась у меня. Вечером она предложила погулять в парке поблизости. Я решил плюнуть на родимое пятно и пойти. Что о нем все время думать? Стоял приятный летний вечер, мы погуляли с час, потом пришли домой и перекусили.

Во время прогулки я подробно пересказал Крите, что мне написала Кумико. Скорее всего, она больше сюда не вернется. У нее любовник, она спала с ним два с лишним месяца. Они вроде уже расстались, но возвращаться ко мне она не собирается. Крита выслушала мой рассказ, не проронив ни слова. Никаких впечатлений от нее я не услышал. Мне показалось, что она уже заранее знала обо всем. А я, похоже, был самым непосвященным человеком во всей округе.

После ужина Крита заявила, что хотела бы лечь со мной. Заняться сексом. Это было неожиданно… Я не знал, что делать, и так прямо и сказал: не знаю я, что делать, потому что никак такого не ожидал.

Пристально глядя на меня, она ответила:

— Поедете вы со мной на Крит или не поедете… Отложим это пока, Окада-сан. Я хочу побыть с вами проституткой. Всего один раз. Продаться вам. Здесь, сегодня ночью. И на этом все. Я брошу проституцию раз и навсегда — и во плоти, и в мыслях. Даже от имени этого — Крита — откажусь. Но нужно подвести четкую черту, чтобы стало ясно: с этим покончено.

— Насчет черты — понятно, но зачем тебе со мной спать?

— Поймите: соединившись наяву с вами, реальным человеком, я хочу пройти через вас, Окада-сан, и так очиститься от прилипшей ко мне грязи. Это и будет та самая черта.

— Извини, но покупать людей не в моих правилах.

Крита закусила губу.

— Тогда давайте сделаем вот что. Вместо денег вы дадите мне что-нибудь из одежды вашей жены, обувь какую-нибудь. Установим для проформы такую плату за мое тело. Хорошо? Тогда я буду спасена.

— Спасена? Хочешь сказать, что так ты избавишься от грязи, которую оставил в тебе Нобору Ватая?

— Вот именно.

Я внимательно посмотрел на нее. Без накладных ресниц лицо Криты выглядело совсем по-детски.

— Послушай, все-таки что за тип — этот Нобору Ватая? Он брат моей жены, но если подумать, я почти ничего о нем не знаю. О чем он вообще думает? Что ему надо? Понятия не имею. Знаю только одно: мы с ним друг друга терпеть не можем.

— Вы с ним принадлежите к совсем разным, противоположным мирам, — ответила Крита. Сделала паузу, подыскивая слова, и продолжила: — В мире, где у вас сплошные потери, он только приобретает. Вас этот мир отвергает, а его признает. И наоборот. Вот почему он так вас ненавидит.

— Что-то я не пойму. Я же для него ничтожество, все равно что пустое место. А он — личность известная, человек с влиянием. Я по сравнению с ним — полный нуль. Зачем ему меня ненавидеть? К чему время тратить?

Крита покачала головой.

— Ненависть — она как вытянутая темная тень, и даже тот, на кого она упала, обычно не знает, откуда эта тень наплыла. Это как обоюдоострый меч. Опускаешь его на противника — и себя рубишь. И чем сильнее достанется ему, тем сильнее — тебе самому. Даже смертельные случаи бывают. Избавиться от этого чувства очень нелегко. Вам надо быть очень осторожным, Окада-сан. Это в самом деле опасно. Стряхнуть с себя ненависть, если она уже пустила корни в вашем сердце, — нет ничего труднее.