Ангел из прошлого 1 - Лусия Эстрелла

Где же папа, где он?

Сима обнаруживает себя на стуле рядом с диваном. Ее пальцы до боли сжимают волосы, и сама она наверняка выглядит не очень с наморщенным лбом и отчаяньем в глазах.

Фролыч склоняется над ней, как будто не решается спросить, в чем дело.

– Наверное, мне лучше лечь спать, – бормочет она.

– Да, да, конечно, ты устала и замерзла, – поспешно говорит он. – Я тебе сейчас чаю приготовлю. Зеленый.

Фролыч еще немного стоит около нее, будто не решается отойти, но все же идет на кухню.

Сима облегченно вздыхает, когда он уходит.

Она вяло разглядывает комнату. Там, на противоположной стене, еще картины. Их она не разглядывала. Там портреты.

Сима медленно поднимается и подходит поближе.

Первым попадается на глаза портрет молодой, даже совсем юной девушки со светло-соломенными прямыми волосами. Ее тонкие черты не особо примечательны, но у нее добрый взгляд и милая улыбка. В задумчивых светло-бирюзовых глазах кроется загадка. Девушка не слишком красива, но есть в ней что-то такое, что будто притягивает к себе.

– Это Алиса, моя жена, – говорит вдруг Фролыч. У него просто талант – неслышно появляться за спиной.

Сима удивленно оборачивается.

– Она умерла очень давно, – поясняет он, не дожидаясь вопросов. – У меня не осталось фотографий, и я нарисовал ее, как помнил.

При этом Фролыч выглядит спокойно – переболело, ушло. В глазах лишь привычная неуверенность и печаль.

– Мне жаль, – говорит Сима, все еще с трудом осознавая, что у Фролыча когда-то была семья. – А… что это такое?

Рядом висящая картина заставляет ее вздрогнуть.

На серо-коричневом полу, возле обшарпанной табуретки с резными узорами сидит маленькая девочка, одетая в длинную ночную рубашку с изорванной бахромой по краям. Она похожа на неживую куклу с всклокоченными волосами. Ее голые руки настолько худы, что просвечиваются чуть ли не до кости, а бледная с синевой кожа, кажется, вот-вот лопнет. В одной руке она держит кусок хлеба.

Но девочка будто не замечает нищеты. На измученном то ли болезнью, то ли голодовкой, лице светится счастливая улыбка. И ее большие голубые, почти прозрачные глаза смотрят с непонятной радостью.

Фролыч подходит ближе. Его движения скованны, в них боль, которую ему сложно скрыть.

– Я назвал эту картину «Ангел», – говорит он и протягивает руку, чтобы кончиками пальцев коснуться растрепанных волос нарисованной девочки. Но он не делает этого, и его рука замирает на полпути.

– Кто она? – не отрываясь, смотрит на нее Сима. – Разве она похожа на ангела?

– Это моя дочь, и не смотри на меня так, – выражение лица Фролыча становится жестким. – Знаю, у нее мог бы быть отец получше, чем я.

– Но она, она… – Сима не договаривает. Ведь судя по тому, что картина с девочкой в черной траурной рамке так же, как и портрет жены Фролыча, то ребенка, скорее всего, тоже нет в живых. Сима не спрашивает ничего, только вглядывается в голубые, подернутые слезами глаза девочки, и в этот свет, который излучает ее лицо – как Фролычу удалось это изобразить?

Фролыч как-то по-особенному смотрит на портрет дочери. А потом он переводит точно такой же взгляд с портрета на Симу. Ее словно пронзает током, она отступает назад и поспешно отводит глаза.

Молчание слишком затягивается. И это пугает Симу не меньше, чем то, что она сейчас увидела и ощутила.

– Жаль, что вы никому не показываете свои картины, – говорит она, проглотив комок в горле. – В них столько… столько жизни! Мне кажется, я никогда так не смогу. Почему же вы прячете их здесь? Люди начали относиться бы к вам иначе, они бы вас полюбили!

– Не надо меня любить, – отмахивается Фролыч. – Жалеть там и все остальное. Да и не за что. Я не очень хороший человек. И я хочу покоя, мне нравится быть одному.

Сима совсем теряется от его слов. Но Фролыч кивком указывает ей на диван.

– Можешь остаться здесь. Мне ты мешать не будешь, потому что мне, по сути, все равно – я все время занят собой и своими картинами.

При этом его глаза выражают совсем не то, что он говорит. И он словно нарочно теперь отворачивается от картины с маленькой некрасивой девочкой.

Он уходит и приносит чай, чтобы Сима могла согреться. Ставит на стол, хотя мог бы этого не делать. А после хромает к дивану и продолжает расстилать постель одной рукой. Зачем он это делает, если ему «по сути все равно»?

– Нет, – вырывается у нее. – Вы хороший человек. Очень хороший.

И начинает ему помогать расстилаться.

– Думай, как хочешь, – бубнит он. – Тем крепче будет твой сон.

Вскоре он оставляет ее одну в своей мастерской.

Сима выпивает чай. После раздевается, забирается под одеяло, кладет сверху еще и плед и сворачивается калачиком. Ей становится уютно, но вместе с тем накатывает тоска. Кажется, девочка на картине даже в темноте излучает какой-то неземной свет, и это причиняет Симе боль. Сначала слабую, а потом все сильнее и сильнее.

– Почему она умерла, почему? – всхлипывает она, зарываясь лицом в подушку, пахнущую пылью. – Если бы она была жива, он бы не был так одинок… Он был бы счастлив!

50 глава

Сима пропала. Назарий уже битых три часа ходит по району. Он бы просто подождал ее дома, если бы не был уверен: Сима действительно ушла. Она не вернется.

Распахнутое окно, гуляющий сквозняк по комнате рассказали ему правду. Милая, слабая девушка не рискнула бы прыгать, если бы для нее это не было столь важно. В комнате не было сумки, не было вещей. Не было Симы. Словно она улетела в окно, как ангел.

На улице морозно. Назарий прихватил с собой Симину куртку и зимние сапоги. Он зол, но не настолько, чтобы не беспокоиться о ней. Она ведь ушла в одном свитере или в двух – в лучшем случае. А на ногах у нее легкая обувь, которая совсем не греет.

После безуспешных поисков Назарий направляется к Олегу. Как он сразу не додумался, конечно, Сима у него! Она знает дорогу. И Олег – первый и единственный, кто мог бы ее приютить.

– Сима у тебя? – Назарий врывается к другу.

– Нет, – помедлив, отвечает Олег. При этом он выглядит немного растерянно. – Я со вчерашнего дня ее не видел.

– Со вчерашнего? Да, ты приходил вчера, я знаю, – начинает закипать Назарий. – Даже не удосужился зайти и поздороваться.

– Я хотел поговорить с Симой, – уклончиво отвечает Олег. – И не знал, что ты дома.