Оковы и плети (СИ) - "StilleWasser"

Вдруг что-то громыхнуло, и сквозь плотно сомкнутые веки пробился свет.

– Прочь! – скомандовал властный голос, а затем добавил: – Позаботься о первой. Мобиликорпус!

Гермиона ощутила сильный толчок в области солнечного сплетения и почувствовала, как чужая магия отрывает её от Пэнси и поднимает в воздух. Призраки исчезли, будто их никогда и не было, а Паркинсон осталась лежать на полу, закрыв лицо руками.

– Нет! – крикнула Гермиона, но её неудержимо влекло прочь, в направлении ранее запертой двери. Теперь она была распахнута, и из дверного проема лился яркий свет, казавшийся ослепительным после долгого пребывания в полутьме.

– Нет! Пэнси! Пэнси! – кричала Гермиона, но не могла ничего сделать. Вдруг рядом с Паркинсон появился домовик в лохмотьях и, бросив равнодушный взгляд на фигуру на полу, щелкнул пальцами и с легким хлопком исчез вместе с ней.

– Пэнси! – с ужасом крикнула Гермиона, но темный силуэт человека, внезапно перекрывший свет, заставил её потерять дар речи. Заклинанием её несло прямо к нему, и она закрыла глаза, не желая встречаться с тем, кто являлся ей в кошмарах в последние месяцы.

От недолгого, но показавшегося вечностью перемещения по воздуху и резких поворотов закружилась голова, и Гермиона стиснула зубы, чтобы её не стошнило. Лучше приберечь эту возможность, чтобы в случае, если беспалочковая магия не сработает, суметь хоть как-то оттолкнуть от себя маньяка. Остается надеяться, что он брезглив.

Резкий переворот, тело приняло вертикальное положение, а спина ткнулась во что-то твердое. Тут же руки и ноги обвили цепкие путы, и Гермиона поняла, что на нее наложили невербальное Инкарцеро. Всё еще не открывая глаза, она почувствовала чужое горячее дыхание на щеке и поморщилась. Стоящий возле нее человек усмехнулся, и ощущение его присутствия рядом исчезло. Повисла тишина. Сердце бешено колотилось в груди, и воздуха не хватало, но прошла минута, затем другая, и ничего не произошло. Заставив себя немного успокоиться и еще раз вспомнив инструкции Драко по беспалочковой магии, она глубоко вздохнула и открыла глаза.

Комната, где она оказалась, была небольшой, но рассмотреть обстановку мешал бьющий в лицо свет мощного Люмоса, шарик которого висел у нее над головой. Поморгав, Гермиона смогла разглядеть небольшую старинную кровать с резной спинкой у стены слева и занавешенное ветхими, но плотными шторами окно справа. Скосив взгляд на раскинутые в стороны руки, она поняла, что её приковали к странной деревянной поверхности, напоминавшей поставленную на торец крышку стола. Она смогла увидеть несколько вырезанных на ней рун, но, не видя полную картину, перевести весь текст было невозможно. Рванувшись в своих оковах, она лишь бессильно зарычала.

– Да ты просто маленькая львица, Гермиона, – вдруг раздался в тишине знакомый хриплый голос. – Ни мои послушные марионетки, которых я время от времени отправлял к тебе с посланиями, ни мой маленький зверинец, живущий в подвале, тебя, похоже, не напугали. Что ж, надо признать, не зря Гермиону Грейнджер чествуют как героиню войны. Храбрости тебе не занимать. Тем увлекательнее будет тебя сломать. С твоей трусливой подружкой справились мои девочки из подвала. К тебе нужен будет другой подход. Интересно, сколько ты продержишься, прежде чем станешь с удовольствием вылизывать мои ботинки?

Темная фигура выступила из тени в дальнем углу комнаты, и шарик света уплыл чуть дальше, повинуясь властному жесту мужчины.

– Меня не сломала безумная Пожирательница Смерти, – похолодев, все же нашла в себе силы отважно ответить Гермиона, – а ты тем более не сможешь. А за то, что ты сделал с Пэнси, ты ответишь сполна! Куда домовик её забрал? Отвечай, Джеймс! Или лучше называть тебя настоящим именем, Поллукс Уорвик?!

Она ожидала, что он рассмеется ей в лицо. Ведь угрозы из уст связанной по рукам и ногам девушки в адрес мужчины-волшебника с палочкой в руках наверняка должны были показаться ему смехотворными. Но он вдруг в два шага преодолел разделяющее их расстояние, раздался звонкий шлепок – и на щеке Гермионы расцвел алый след от пощечины. Ахнув, она почувствовала во рту солоноватый вкус крови из разбитой губы и подняла на Уорвика разъяренный взгляд.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но на его лице неожиданно была написана нежность. Подняв руку, он ласково провел пальцами по губам Гермионы, аккуратно стирая кровь, а затем потянулся к ней, словно для поцелуя, но в последний момент отпрянул, будто его ударило током. На миг его глаза помутились, но, встряхнув головой, он криво улыбнулся и с удовольствием слизал с пальцев её кровь.

– Сладкая девочка, – пробормотал он, цокнув языком. – Как мне повезло, что именно ты откликнулась на мое объявление в журнале. О такой удаче и мечтать было нельзя. Ничего, ты еще научишься обращаться ко мне как положено. А пока в знак моего расположения к тебе отвечу на твой вопрос. Я приказал домовику позаботиться об этой маленькой сучке, твоей подружке. Она мне еще понадобится, поэтому он слегка подлатает её, чтобы не сдохла раньше времени. Искать другую сейчас некогда.

Он сделал несколько шагов к окну, снова уходя в тень, и Гермиона вздохнула с облегчением, что с Пэнси пока все в порядке. Она найдет её потом, обязательно. Вдруг ей вспомнился постскриптум письма «Джеймса», в котором он требовал, чтобы она сразу привыкала называть его «Хозяин». Видимо, Поллукс именно это имел в виду, говоря про обращение к нему. Облизнув начавшие распухать губы, она поколебалась, но все же решилась задать еще один вопрос, зацепившись за его слова об объявлении. Нужно понять, стоит ли кто-то за их похищением.

– Значит, наше знакомство – всего лишь случайность? – постаравшись придать голосу нотки подчиненности, сказала Гермиона, надеясь, что её интонация понравится Поллуксу. Получить вместо ответа новые побои будет нецелесообразно. Обращение «Хозяин» она намеренно проигнорировала. Лучше умереть, чем звать его так.

– У авроров были другие версии? – проницательно спросил Уорвик, и она заметила, что он поднял на нее цепкий взгляд.

– Пожиратели Смерти.

Но Поллукс лишь покачал головой, усмехнувшись.

– Никогда не имел с этими ублюдками ничего общего. В отличие от моего братца. Тот не раз пытался втереться к ним в доверие, чтобы выслужиться и не оказаться на помойке, когда Тот-кого-нельзя-называть построит свой дивный новый мир. Вот только Кастор просчитался, пытаясь использовать меня и редкие бесценные артефакты из моей коллекции. Есть вещи, которых никто не должен касаться! Мой братец получил от своих дружков по заслугам, когда явился к ним ни с чем, – Поллукс ухмыльнулся, словно воспоминания об этом были ему приятны. – И плевать, что моя семья сочла, будто я предал их! Недоумки! Я спас волшебный мир от катастрофы, которая грянула бы, если бы та вещь все же попала в руки Тому-кого-нельзя-называть! Идиоты! Ничто не доставляло мне большего удовольствия, чем стирать их память обо мне!

Гермиона вдруг подумала о том дне в клубе, когда Драко пришлось из-за требования Кастора Уорвика публично наказать её. Когда все закончилось, они столкнулись с ним по дороге в Красный зал, и он попытался спровоцировать её на грубость, чтобы добиться еще одного наказания. Драко тогда вспомнил историю из прошлого Уорвика, и один-единственный намек на то, что тот эпизод может быть предан огласке, заставил Кастора мгновенно ретироваться. Речь шла о его темных делишках с Малфоем-старшим и Макнейром. Драко отказался рассказывать ей подробности, но, судя по всему, Поллукс говорил именно об этом: Кастор пообещал Пожирателям некий опасный артефакт из его коллекции, но брат отказался его отдавать, и, скорее всего, это привело к большим проблемам для всей семьи Уорвиков. Значит вот почему они предали Поллукса анафеме.

– Но зачем стирать память своей семье? – пораженно спросила Гермиона. Это была больная для нее тема, и слова Поллукса задели её за живое. – Это же необратимо!

Уорвик лениво приблизился и окинул её фигуру холодным взглядом, словно увидел в первый раз, хотя во время их встречи в «Трех метлах» уже имел возможность всё рассмотреть. Затем, будто спохватившись, плотоядно улыбнулся и оперся локтем о деревянную поверхность, к которой она была прикована.