Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подполковник медицинской службы Арцимович, врач Дехтярь, медсестра Вера, все знакомые ему по Манасу. Они тоже его сразу узнали, оживились, стали расспрашивать о боях на Кубани. Врач Дехтярь куда-то отошел, но через несколько минут вновь к ним присоединился.
Александр улыбался, односложно отвечал на вопросы и все думал – как вызвать из медчасти Марию. Кожаный реглан сполз с плеча, он слегка повернулся, чтобы его поправить, и тут же боковым зрением зафиксировал, как с крыльца к нему метнулся кто-то в белом. Он резко повернулся, едва успел раскрыть объятья, как она обвила руками его шею.
– Саша! Милый!
Она прижалась к нему, сердце ее бешено колотилось. Кожаный реглан, небрежно наброшенный на плечи, сполз на землю.
– Мария… Мария… – лишь тихо повторял он.
Голос его предательски сел.
– Мария, – нежно позвал он, но она не отвечала, лишь теснее прижималаоь щекой к его груди, ощущая холодок от орденов. Его губы нежно касались ее волос.
Вид его статной, крепкой фигуры совершенно ее расслабил: увидев его живым и невредимым, она потеряла остатки своей выдержки и уже была не в силах сдерживаться. Постоянная тревога за него и бесконечное ожидание хотя бы коротенькой весточки так измотали ее, что она просто не могла вынести этой ноши.
Она плакала, дрожала от накопившейся тоски и отчаяния, а он, поглаживая рукой по ее плечам и спине, тихо шептал:
– Ну что ты, Мария! Ну успокойся… Я прилетел… Видишь, я жив-здоров!
В ответ она только сильней сотрясалась от рыданий и еще тесней прижималась к нему. Из дома высыпали медсестры, окружили их, посыпались шутки, вопросы.
Саша уже овладел собой, и лишь его рука, по-прежнему гладившая Марию, слегка дрожала. Появление медсестер подействовало на нее успокаивающе. Она отстранилась, поправила волосы и вдруг, с нескрываемой обидой в голосе, спросила:
– Ты почему не писал?
Девчата начали смеяться, приговаривая: «Почему нашу Машеньку мучил, не писал ей».
– Родная моя, – говорил, улыбаясь, счастливый Саша, – если бы ты знала, как я сам ждал твоих писем. Нашего почтальона Сергея просто замучил. Адрес-то все время менялся. Идут где-то мои письма к тебе. А я, как получил твое первое письмо, так сразу и прилетел.
Удивительно, но именно в тот же вечер Марии принесли первое Сашино письмо, в котором он поздравлял ее с Новым, 1943 годом.
Потом они направились к ней на квартиру в старом бревенчатом доме под железной крышей в стороне от других помещений санчасти. Мария жила вместе с подругой Таисией и еще одной девушкой, Катей, работавшей в штабе. По случаю прибытия Александра девушки к себе уже в тот вечер не возвращались и ночевали у знакомых.
Жизнь Марии, как понял Саша из ее рассказа, была невеселой – с утра до вечера немцы бомбили Миллерово, иногда навещали Старую Станицу, и тогда доставалось и им. С апреля она стала следить за прессой – в газетах часто упоминалась фамилия Покрышкин. Очень опасалась, что среди сбитых мог быть и ее муж. И так день за днем, неделя за неделей.
В БАО ей все сочувствовали, и если находили сообщение о летчиках-истребителях, сразу спешили ее обрадовать. Однажды кому-то из ребят попалась заметка о летчике Покрышеве, о его подвигах на Ленинградском фронте, и ее тут же оповестили:
– Посмотри, Машенька, твой Саша, оказывается, уже на Ленинградском фронте воюет. Да еще как! На-ка, прочти. Правда, газетчики его фамилию переврали.
– Так и инициалы тут другие, не Сашины!
– Ну и что? Ты что, наших газетчиков не знаешь? Они все путают, и имя, и названия.
Как редкие глотки свежего воздуха были для нее скупые газетные строки. Но адресов «кубанских соколов» там не указывали. Оставалось смотреть на дату выпуска газеты и думать: значит, до позапрошлого вторника он был еще жив и здоров.
– Слава богу, меня миновало, – неосторожно заметил он.
– Значит, все-таки было опасно и ты, как всегда, лазил в самое пекло? – сразу насторожилась она.
– Ну что ты, Мария! Обычная наша работа. Ну как мне убедить тебя, что все это чепуха. Это газетчики нарочно придумывают. Не делай из меня героя. Таких, как я, у нас в полку много. Вон Глинка сколько насбивал. Андрея Труда помнишь? Тоже молодец…
Пройдет много лет, и однажды друг их семьи Герой Советского Союза Николай Трофимов расскажет ей: «Самое трудное и опасное Саша всегда брал на себя. Видишь ли, группу самолетов как у нас, так и у немцев, всегда вел самый опытный летчик. Вот их-то, ведущих, и брал на себя Саша. А что значит, к примеру, идти в атаку на ведущего группы бомбардировщиков? Это значит, что по тебе бьют все пушки и пулеметы всех «юнкерсов» из группы – ведь они защищают своего ведущего. Кроме того, по тебе бьют пушки и пулеметы всех вражеских истребителей, которые прикрывают своих бомберов. А с земли огневой заслон ставят зенитки. Так что в момент атаки на ведущего бомбардировщиков в наш истребитель ежесекундно выпускалось около полутора тысяч снарядов и пуль. И нужно было иметь мужество и умение, чтобы этот заслон преодолевать».
Но это будет гораздо позже, а сейчас он всячески старался отвлечь ее от неприятных мыслей.
– Чем же тебя кормить? – спросила она в растерянности, когда они пришли на квартиру. – Ведь вы, летчики, народ капризный, вам трудно угодить.
– Что приготовишь, то и ладно, – ответил он и протянул ей вещмешок, в который ребята перед отлетом насовали ему продуктов из сухого продпайка. Еда для него сейчас была не столь важной. Он любовался ее нежным, чуть похудевшим лицом. На фоне сумерек ее тонкая фигурка казалась такой уязвимой, и вся она была на редкость трогательной и юной в ладно сидевшей на ней военной форме с погонами сержанта медицинской службы. Его захлестнула такая волна нежности к ней, что он с трудом находил необходимые слова, чтобы поддерживать разговор…
Весь следующий, заполненный счастьем день они гуляли вокруг Старой Станицы – обошли все тропки.
– Любишь? – спрашивала она, оборачиваясь к нему.
– Люблю. А ты? – Он нежно улыбался.
– Люблю!
И они целовались. Это было состояние, которое они оба еще никогда не переживали, счастье, которое могут понять и ощутить только фронтовики.
Саша, не желая носить на душе камень, чистосердечно рассказал ей о своем разговоре с шофером.
– Значит, не веришь мне, раз расспрашиваешь о моем поведении посторонних, – нахмурилась она.
– Почему не верю? – смутился он. – Я ведь тебе сам все рассказал. Просто хотел послушать, что о тебе люди говорят. Приятно было послушать, как тебя хвалят. Даже завидно.
– Вот как. Даже завидно…
В ее голосе было столько нескрываемой иронии, что сомневаться не приходилось – она обиделась.
Немного помолчав, он сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Покрышкин - Алексей Тимофеев - Биографии и Мемуары
- Вначале был звук: маленькие иSTORYи - Андрей Макаревич - Биографии и Мемуары
- Вначале был звук - Андрей Макаревич - Биографии и Мемуары
- Я взял Берлин и освободил Европу - Артем Драбкин - Биографии и Мемуары
- Ежов (История «железного» сталинского наркома) - Алексей Полянский - Биографии и Мемуары
- Присоединились к большинству… Устные рассказы Леонида Хаита, занесённые на бумагу - Леонид Хаит - Биографии и Мемуары
- Десять лет на острие бритвы - Анатолий Конаржевский - Биографии и Мемуары
- Распутин. Почему? Воспоминания дочери - Матрёна Распутина - Биографии и Мемуары
- Эльдар Рязанов - Евгений Игоревич Новицкий - Биографии и Мемуары / Кино
- Конец Грегори Корсо (Судьба поэта в Америке) - Мэлор Стуруа - Биографии и Мемуары