Голливудский мустанг - Генри Денкер

— Если Джо скажет, что света достаточно, я сыграю еще раз, — сказал Карр.

— Джо? — спросил Джок.

— Все было отлично, — уклончиво ответил Джо.

— Света еще хватает? — произнес режиссер.

— Мы можем добавить несколько дуг. Можем снимать, если вы этого хотите.

Ответ Джо прозвучал как предостережение, отеческая мольба, адресованная самоуверенному, сердитому молодому человеку.

— О'кей! Звук! Приготовьте снова ту запись. Джо, я жду вашего сигнала.

Джо снова все подготовил, передвинул Карра в сторону на несколько дюймов. Проверив все, он тихо сказал Джоку:

— Я готов.

— О'кей. Сделаем так, чтобы этот дубль удался, — Джок произнес эти слова тихо и твердо, желая рассердить Престона Карра. Это отразилось на игре актера. Во время съемки Джоку пришлось сказать:

— Стоп! Ничего не получается. Попробуем еще раз! С самого начала!

Они начали все снова. Затем еще раз. После четвертого незавершенного дубля Джо Голденберг тихо сказал Джоку:

— Первый дубль — то что надо. Вы не можете желать лучшего.

— Я могу, — ответил Джок; сейчас ему не было дела до того, слышит его Престон Карр или нет.

Вокруг съемочной площадки собрались люди. Даже Дейзи. Карр сделал пятый дубль. И шестой. Всякий раз Джок прерывал съемку:

— Господи, нет! Это не пойдет!

— Послушайте, Джок, нам надо перезарядить камеру, свет уходит. Почему бы нам не закруглиться сегодня? Продолжим завтра утром.

Но Престон Карр также обладал гордостью, большой профессиональной гордостью.

— Еще раз! — громко сказал актер.

Джо посмотрел на Финли. Режиссер был почти готов отказаться, потому что предложение исходило от Карра, однако он все же согласился:

— Еще раз.

Оператор быстро перезарядил камеру. Джо скорректировал освещение. Престон Карр шагал вокруг съемочной площадки, глубоко дыша и мобилизуя свою внутреннюю энергию, которая начала иссякать по причине обыкновенной физической усталости. Он набрал воздух в легкие и резко, агрессивно выдохнул его. Теперь он был готов. Он вышел на съемочную площадку, окруженную прожекторами и лицами людей.

Карр прослушал топот копыт, впитал в себя звуки, издаваемые напуганными животными, представил себе сцену, увидел героя Бойда и начал играть. То ли он действительно устал, то ли изображал усталость, но сейчас Карр создал образ пожилого мужчины, готового отдать другому человеку, обладающему молодостью и силой, девушку, в которой тот нуждался. Возможно, дело было в изменившемся освещении. Или свою роль сыграла гордость Карра. Он решил превзойти самого себя, чтобы доказать что-то этому молодому негодяю — режиссеру.

В чем бы ни заключалась причина, по завершении съемки все знали, что это — тот самый дубль. Более удачный, чем первый, который, видит Бог, должен был удовлетворить всех.

Престон Карр, поблескивая испариной, покинул съемочную площадку, Он повернулся, и все увидели, что на спине его рубашка была мокрой от пота. Молодые члены съемочной группы удивлялись тому, как может столь сильно вспотеть человек, играющий психологическую сцену, не требующую физических усилий. Но опытные кинематографисты знали, что подобные крупные планы, в которых актер кажется расслабленным и задумчивым, требуют наибольшей душевной отдачи и концентрации.

Карр остановился возле Джока, когда режиссер велел закончить работу. Джок бросил на Карра настороженный, почти агрессивный взгляд. Финли ожидал проявления враждебности, но Карр сказал:

— Ты был прав. Последний дубль лучше первого.

Если бы Дейзи не подошла в этот момент к Карру, чтобы набросить на влажные плечи актера его дорогой итальянский жакет, инцидент был бы исчерпан. Но она сделала это и поцеловала Престона в щеку.

— Я восхищена. Просто восхищена. Это настоящая актерская игра.

— Нет, милая, это заслуга режиссера, — поправил Карр. — Любой другой режиссер удовлетворился бы меньшим.

В другое время, при других обстоятельствах, эти слова были бы восприняты как комплимент. Но их произнес Престон Карр; они были адресованы Дейзи Доннелл, которая заботилась о нем, целовала его и, как все знали, два часа тому назад занималась с ним сексом.

— Послушайте, мистер! — взорвался Джок. — Когда я разговаривал с вами в первый раз, я сказал, что я не похож на других режиссеров. И это правда! Первый дубль дался нам слишком легко. Мы, возможно, увидели очень хорошего Престона Карра. Но меня это не устроило! Я не иду на компромисс! Я снимаю потрясающий фильм! Если это задевает вас, или причиняет неудобства, или требует чрезмерной отдачи, тем хуже для вас!

Джок повернулся и ушел. Кто-то тихо произнес:

— Чтобы быть хорошим режиссером, необязательно быть самовлюбленным гордецом. Но это помогает.

Тоже самое повторят сегодня вечером в «Ла Скала», «Матео», Чейзене». А завтра утром — в столовой киностудии. И хотя эти слова произнес не Престон Карр, Джок будет всегда считать виновным актера.

Новости мгновенно долетают до Лос-Анджелеса. Перед обедом снова позвонил Марти Уайт.

Он начал с поздравлений и обильных похвал. Студия восхищена материалом. «Нью-Йорк» тоже ликует. Все затаили дыхание в надежде на то, что Джок сумеет закончить картину без всяких неприятностей и выходок со стороны Дейзи, которыми она прославилась.

— Малыш, сделай одолжение мне, а главным образом себе. Ты близок к успеху. Не погуби все. Нью-Йорк готов заключить фантастический контракт. Они профинансируют нашу компанию. Шесть картин. Ты будешь сам себе хозяин. Получишь все необходимое. Только продержись до конца. Малыш!

Но Джок не слушал его. Гордость режиссера была уязвима. И он хотел спасти ее. Он публично поставит Карра на место.

— Малыш, тут говорят, что ты добиваешься великолепной игры от Престона Карра и девушки. Умоляю тебя — не погуби все! Пожалуйста.

Марти понял, что Джок не слушает его.

— Малыш? Малыш! Черт возьми, Джок, я с тобой разговариваю! Пытаюсь сказать тебе нечто важное!

Улыбнувшись, Джок елейным тоном произнес в трубку радиотелефона:

— Малыш, дай кому-нибудь пососать твой член.

И выключил аппарат.

Марти был прав в одном. Слух долетел до Лос-Анджелеса и Нью-Йорка. По своему значению он был не сравним со сплетней о том, кто с кем спит. «Лайф», «Лук», «Тайм» предлагали подготовить статьи. Две телекомпании хотели снять документальные фильмы о работе над картиной, которая обещала стать шедевром.

Несмотря на давление со стороны студии и Марти, Джок не допускал на натуру репортеров и фотографов со стороны. Он отвергал все предложения одинаково: «Моисей и евреи прожили сорок лет в пустыне без «Лайфа» и «Лука». Мы можем обойтись без них четыре месяца».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});