Рассвет пламенеет - Борис Беленков

После короткой паузы он пообещал:

— Я прикажу генералу авиации Фибиху поднять в воздух весь его 8-й корпус бомбардировщиков.

* * *

В Кабардинской степи, в направлении селений Новый и Средний Урух, бесконечным потоком двинулись танки генерала Макензена. Тяжело застонала земля и дрогнула, точно в испуге. Вихрями кружило пожелтевшую листву. Слившийся гул моторов покатился по степи тяжелой волной.

Отдельные части 1-й горнострелковой дивизии, особый полк «Бранденбург», 2-й саперный батальон, сводный отряд егерей из дивизии «Эдельвейс» и 336-й отдельный батальон — все эти части двигались к реке Урух на автомашинах. И только 2-я румынская горнострелковая дивизия плелась вместе со всеми обозами. В небе свирепо гудели бомбардировщики Фибиха.

На склонах черных гор в мутном воздухе дыбились деревья. Они словно висели в слоеном тумане. В низине бурлил и пенился Урух. Радужным солнечным блеском озарилось каменное подножье. Тихо шептались оголенные ветви. А вдали стучали моторы.

Подмяв малочисленные, отчаянно сопротивляющиеся советские подразделения, танки доктора Кюна хлынули в узкий коридор междугорья, как грязная вода в откупоренную пустую бутылку. Почти без интервала за 13-й дивизией в прорыв вошла 23-я танковая дивизия. В это же утро Фибих выбросил тонны авиабомб на кварталы города Орджоникидзе.

* * *

Еще недавно Клейста обуревали сомнения — он не был уверен в тактическом успехе, опасаясь, что междугорная полоса окажется запертой русскими войсками на замок. Это было бы началом тупика для общих тактических замыслов. 13-я и 23-я танковые дивизии оказались бы зажатыми в узкой горловине, точно в бутылке. Клейст хорошо понимал, как трудно будет ему пробивать дно этой «бутылки», чтобы вырваться на стратегические просторы Северной Осетии.

«Наконец, все это в прошлом, — думал он. — Теперь для меня все стало ясным, как ясно мое отражение в зеркале. Пройдет неделя, и мои войска будут в Грозном!».

Прислонившись головой к спинке высокого кожаного кресла, Клейст равнодушно смотрел на спутанные белых ленточки радиограмм, лежавших перед ним на столе. Уже были взяты Алатир, Ардонские хутора, Саниба; полковник доктор Кюн второго ноября захватил осетинский населенный пункт Гизель. Все части, включая обе танковые дивизии, скапливались на исходных позициях для решительного штурма водного рубежа — реки Терек и затем города Владикавказа. «Еще два-три дня, и танки моих дивизий устремятся долиной Алхан-Чурт к городу нефти», — улыбаясь, думал Клейст. Он вспомнил последний разговор с полковником Руммером, который сказал ему сгоряча: «… чем настойчивей мы будем бросаться вперед… тем глубже нас засосет трясина!».

Клейст презрительно усмехнулся и покривил губы: «Только враг или неисправимый комедиант мог говорить так безответственно», почему-то сейчас ему вспомнился несчастный генерал-майор Трауготт Герр. «Ваши исторические слова сбылись, мой незабвенный, доблестный друг, — подумал Клейст. — Часть наших врагов мы уже оторвали от земли. Но кто же из нас будет Геркулесом?.. Кто?..».

— У меня нет оснований быть недовольным собой, — заключил он вслух, улыбнувшись.

Дверь в кабинет отворилась, у стола, не осмеливаясь нарушить покой командующего, замер майор Шарке.

— Это вы? — не поднимая головы, спросил наконец Клейст.

— Так точно, мой генерал. Позвольте спросить?

— Да, сегодня я вам все позволяю… В чем дело?

— Можете ли вы принять одного из тех корреспондентов? Он ждет и рассчитывает…

— Ах… да, да. Просите, сейчас он кстати, — сказал Клейст, и на его лице мелькнула едва уловимая улыбка. Он выпрямился, засунув левую руку за борт кителя, и продолжал сидеть, подражая этой позой фюреру.

Спустя минуту в дверях показался высокий человек в светлом клетчатом костюме. Через его плечо были перекинуты два ремешка — на грудь свисали бинокль и фотоаппарат. Размахивая шляпой, он заговорил грубовато-обиженным тоном:

— Наконец мне выпала честь познакомиться с вами!

Клейсту вдруг захотелось чем-то унизить этого самонадеянного человека. Резко поднявшись, он выкинул правую руку вперед и выкрикнул:

— Хайль Гитлер!

Человек в светлом костюме не смутился от своей оплошности и тоже быстро выбросил руку вперед.

Грузно опускаясь в кресло, всем видом своим как бы подчеркивая непрерывную занятость государственными делами, Клейст спросил с напускным безразличием:

— Что вас интересует? Только короче, я занят.

— Позвольте предъявить свои полномочия?

— Ко мне не пустили бы без них. Я слушаю вас.

— Позвольте спрашивать откровенно? — Клейст слегка кивнул головой. — Вы далеко от родины и, возможно, не знаете, что народ наш в непрерывной тревоге. В некоторых кругах с затаенной печалью поговаривают о действиях ваших войск на Кавказе…

Немного озадаченный бесцеремонностью корреспондента, Клейст старался не обнаруживать любопытства. Не поднимая насупленных бровей, он спросил:

— А ваше личное мнение?

— Я оптимист, — ответил корреспондент тоном, полным пафоса. — Вместе с вами я разделяю святую веру в победу.

— Не кажется ли вам, — заметил Клейст, — что одной святой веры недостаточно для победы? Кто-то должен организовать эту победу.

— Судьбы немецкой расы в руках фюрера, — заучено ответил корреспондент. — Я счастлив тем, что оказался свидетелем вашей великой победы над русскими в районе Владикавказа. В моих глазах вы подлинный герой. Вы, вы!.. Не отрицайте! На мой взгляд…

Клейсту становилось не по себе. Обрывая корреспондента, он спросил ядовито:

— А разве журналисту положено иметь собственный взгляд? Разве это так обязательно?

— Профессия журналиста, — пояснил корреспондент, — это великое искусство.

— Любопытно. В чем же оно заключается, это искусство?

— В том, что общественному мнению мы преподносим любые факты именно в таком виде, в каком они будут нужны нашему фюреру.

— Вот как! — вымолвил Клейст, жестким взором воспаленных глаз впиваясь в продолговатое лицо журналиста. — Вас интересуют наши победы в районе Владикавказа? — спросил он, желая как можно скорей отделаться от этого человека.

— Только ваши победы, — поправил корреспондент, видимо, с расчетом пощекотать тщеславие генерала. — Я приверженец индивидуального… В этой операции ведущая роль за вами…

— У меня есть генералы…

— Но задачу решили вы! — настаивал корреспондент. — Наша область войны — большое зеленое сукно на дубовом столе. Люди на поле сражения — гипсовая масса. Из нее вашими руками делается постамент, на котором будет покоиться величие немецкой расы.

— В этой «гипсовой массе» немало героев, — вяло возразил Клейст.

— Они — только материал! — патетически воскликнул корреспондент. — Безликое вещество, но не личность. Вам фюрер доверил и предначертал великую роль в истории создания нового порядка на азиатском Кавказе.

— М-да, да… — вымолвил Клейст, то ли польщенный, то ли начиная понимать, что его интригуют. — Я не могу разделить вашего воодушевления личностью в истории. Но не пора ли мне ответить на конкретные вопросы, интересующие прессу?

Неутомимый говорун встряхнул головой и вскинул длинные русые ресницы.

— Я наблюдал за маршем всех войск, устремившихся в прорыв. Вместе с другими частями поспешно продефилировал 525-й дивизион противотанковой обороны. Неужели еще не исключена возможность контратаки со стороны русских танкистов?

— Такая возможность не исключается.

— Если это не тайна, после взятия Владикавказа вы рассчитываете часть войск бросить по Грузинской Военной дороге?

— Да, рассчитываю.

— Тем самым имеется в виду город Тифлис, где размещен русский штаб Закавказского фронта? Или бакинская нефть?

— И то, и другое. И более того, мы открываем путь в Индию.

— Могут ли в районе Владикавказа возникнуть неожиданные препятствия на пути вашего движения к Грозному?

— Не думаю. Русские не успеют перегруппировать свои войска.

— Не смею обременять вас. Последний вопрос. Как рассказал генерал Макензен, танковая армия целеустремлена в Алхан-Чуртскую долину. Читаете ли вы значительными те укрепрайоны русских, которые расположены между Тереком и Сунженскими хребтами?

— Да, считаю. Но русские укрепрайоны будут превосходно обработаны с воздуха.

— С вашего позволения и от вашего имени, что передать немецкому народу?

Растопыренными пальцами Клейст обхватил подбородок. Развалившись в кресле, он принял позу грозного повелителя:

— Машина пущена! Остановить ее теперь уже никто не сможет. Впереди остался не очень длинный путь, — цепь мелких, порой малоприятных событий. Мы скоро, очень скоро придем к великому финалу в этой войне с богатой Россией!