Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Положение было крайне запутано. Митридат был вполне убежден в том, что не в состоянии победить римлян в открытой борьбе и не должен допустить открытого разрыва с ними и войны. Не будь у него такой уверенности, момент для войны был благоприятнее, чем когда-либо. Когда Аквилий вступил в Вифинию и Каппадокию, италийское восстание как раз находилось в зените своей мощи. Это могло даже самым слабым внушить мужество выступить против Рима. Однако Митридат не использовал положения в 664 г. [90 г.]. Тем не менее он с прежним упорством и энергией проводил план расширения своих владений в Малой Азии. Это странное сочетание политики мира любой ценой с политикой захватов не могло быть прочным. Оно лишний раз доказывает, что Митридат не был выдающимся государственным деятелем. Он не умел ни готовиться к борьбе, как царь Филипп, ни покориться, как царь Аттал. Как настоящий султан, он постоянно метался из стороны в сторону, между неутолимой жаждой захватов и чувством собственной слабости. И все же образ действий Митридата станет для нас понятным лишь тогда, когда мы учтем, что двадцатилетний опыт дал Митридату возможность в совершенстве изучить римскую политику. Он знал совершенно точно, что римское правительство меньше всего желало войны. Он знал, что ввиду серьезной опасности, угрожавшей правлению римского сената со стороны каждого выдающегося полководца, оно боится войны едва ли не больше, чем он сам, так как отлично помнит войну с кимврами и Мария. Митридат действовал сообразно с этим. Он не боялся таких выступлений, которые всякому энергичному правительству, не связанному эгоистическими соображениями, доставили бы сотню поводов и предлогов для объявления войны. Но он тщательно избегал открытого разрыва, который принудил бы сенат к объявлению войны. Как только предпринимались серьезные шаги, Митридат отступал перед Суллой и перед Аквилием. Несомненно, он надеялся, что не всегда ему будут противостоять энергичные полководцы, что и ему, подобно Югурте, придется иметь дело с каким-либо новым Скавром или Альбином. Следует признать, что его надежда не была лишена основания, хотя именно пример Югурты показал, что нельзя смешивать подкуп какого-либо одного римского полководца и коррупцию какой-либо одной римской армии с преодолением римского народа. Так, отношения между Митридатом и Римом были крайне неопределенны: ни мир, ни война. Подобное состояние могло продолжаться еще долго. Однако Аквилий не намеревался терпеть это. Так как он не мог добиться от своего правительства объявления войны Митридату, он использовал для этой цели царя Никомеда. Никомед и без того был отдан в распоряжение римского полководца; кроме того он был должником последнего как по военным издержкам, так по обещанным ему лично суммам. Поэтому Никомед не мог отказаться от предложения Аквилия вступить в войну против Митридата. Вифиния объявила войну Митридату. Но даже тогда, когда суда Никомеда отрезали понтийским кораблям вход в Боспор, а его войска вступили в пограничные понтийские владения и опустошали окрестности Амастриды, Митридат непоколебимо придерживался своей политики мира. Вместо того чтобы оттеснить вифинцев за пределы своих владений, Митридат обратился с жалобой к римскому посольству и просил, чтобы Рим или вступился за него или разрешил ему защищаться собственными силами. Аквилий ответил ему, что он должен при всех обстоятельствах воздержаться от войны против Никомеда. Этот ответ был ясен. Точно такую же политику Рим применял по отношению к Карфагену. Рим направлял свою свору против заранее обреченной жертвы и запрещал последней защищаться. Митридат, так же как карфагеняне, считал себя погибшим. Но финикияне в отчаянии сдались, а царь Синопа поступил иначе: он созвал свои войска и флот и, как передают, обратился к ним с такой речью: «Разве тот, кто обречен на гибель, не защищается все же против разбойников?». Своему сыну Ариобарзану он дал приказ вступить в Каппадокию. Митридат еще раз отправил к римским послам уполномоченных с заявлением, что царь действует в интересах самозащиты, и потребовал окончательных объяснений. Ответ был таков, какого и следовало ожидать. Хотя ни римский сенат, ни царь Митридат, ни царь Никомед не желали разрыва, Аквилий желал его, и война началась (конец 665 г.) [89 г.].

Митридат со всей свойственной ему энергией приступил к политической и военной подготовке навязанной ему войны. Прежде всего он укрепил свой союз с царем Армении Тиграном и добился от него обещания послать ему на помощь войско. Армия Тиграна должна была вступить в Переднюю Азию; завоеванные земли передавались во владение царю Митридату, движимое имущество становилось добычей царя Тиграна. Парфянский царь был обижен высокомерным поведением Суллы и поэтому, хотя не выступал открыто как враг римлян, не выступил также в роли их союзника. По отношению к грекам царь пытался играть роль Филиппа и Персея, роль представителя греческого народа против чужеземного господства римлян. К египетскому царю и в союз критских городов, который был последним клочком независимой Греции, были отправлены понтийские послы. Они умоляли их, для которых Рим уже готовил цепи, оказать в этот последний момент помощь для спасения совместными силами эллинской национальности. Просьбы понтийских послов не остались тщетными: по крайней мере Крит не отказал в помощи, и многочисленные критские воины поступили на службу в понтийскую армию. Надеялись, что постепенно восстанут мелкие и самые мелкие, зависимые от Рима, государства, Нумидия, Сирия, эллинские республики; надеялись на восстание провинций и прежде всего безмерно угнетаемой Передней Азии. Старались вызвать восстание во Фракии и даже в Македонии. Пиратство процветало и раньше, теперь пиратов всюду приветствовали, как надежных союзников; теперь им повсюду развязали руки. Со страшной быстротой эскадры корсаров, называвших себя понтийскими каперами, распространились далеко на Средиземном море. С напряженным интересом и радостью внимали вестям о брожении среди римских граждан и о восстании италиков, побежденном, но далеко еще не окончательно подавленном. Однако прямых связей с недовольными и восставшими в Италии не существовало. Только в Азии был образован отряд иноземцев, организованный и вооруженный по римскому образцу; ядро этого отряда составляли римские и италийские беглецы. Со времен персидских войн еще не видали в Азии такой многочисленной армии, как армия Митридата. По рассказам, армия Митридата, не считая армянских войск, состояла из 250 000 пехотинцев и 40 000 всадников, а флот — из 300 понтийских кораблей с палубой и 100 открытых кораблей. Эти цифры представляются не слишком преувеличенными, если принять во внимание, что Митридат мог набирать свою армию среди бесчисленных обитателей степей. Его полководцы, братья Неоптолем и Архелай, были опытными и осторожными греческими военачальниками; среди его воинов тоже не было недостатка в храбрых людях. Блиставшие золотом и серебром военные доспехи и богатая одежда скифов и мидян, железо и сталь греческих всадников весело сверкали на солнце. Правда, эта пестрая масса не была связана единой военной организацией. И армия Митридата принадлежала к тем несметным азиатским полчищам, которые уже часто, в последний раз ровно сто лет назад, в битве при Магнезии, терпели поражение при столкновении с более высокой военной организацией. Однако, как бы то ни было, Восток выступил с оружием в руках против римлян в такое время, когда и в западной части римского государства дела приняли далеко не мирный оборот.

Объявить Митридату войну было для Рима крайней политической необходимостью; но момент был самым неподходящим. Это тоже говорит в пользу того, что Маний Аквилий довел дело до разрыва между Римом и Митридатом именно в этот момент, исходя в первую очередь из своих личных интересов. В данный момент римляне не располагали в Азии другими войсками, кроме небольшого римского отряда под начальством Луция Кассия и ополчений Передней Азии. При тех военных и финансовых затруднениях, которые испытывал Рим в связи с италийским восстанием, римская армия могла высадиться в Азии в лучшем случае не раньше лета 666 г. [88 г.]. До этого времени положение римских властей было очень затруднительно. Однако они надеялись, что им удастся защитить римскую провинцию и удержаться на занимаемых ими позициях: вифинское войско с царем Никомедом на занятой им в предыдущем году позиции в Пафлагонии между Амастридой и Синопом; далее, внутри страны на территории Вифинии, Галатии и Каппадокии — отряды под предводительством Луция Кассия, Мания Аквилия и Квинта Оппия; римский флот должен был продолжать блокаду Боспора.

В начале весны 666 г. [88 г.] Митридат перешел в наступление. На одном из притоков Галиса, Амнии (при теперешнем Теш Кепри) понтийский авангард, состоявший из конницы и легковооруженных отрядов, натолкнулся на вифинскую армию и, несмотря на ее значительный численный перевес, в первом же натиске совершенно разбил ее. Побежденная армия распалась, лагерь и военная казна достались победителям. Этим блестящим успехом царь обязан был, главным образом, Неоптолему и Архелаю. Находившиеся позади гораздо менее стойкие азиатские ополчения считали дело проигранным еще до столкновения с врагом. Они всюду бежали перед полководцами Митридата. Один римский отряд был разбит в Каппадокии. Кассий во главе ополчения пытался защищать Фригию; однако он распустил это ополчение, не решившись повести его в сражение. С оставшейся у него горстью надежных солдат, он отступил к поселениям на верхнем Меандре, а именно, к Апамее. Точно так же Оппий очистил Памфилию и заперся во фригийской Лаодикее. Отступавший Аквилий был настигнут неприятелем у Сангария в Вифинии. Он был разбит наголову, потерял свой лагерь и должен был спасаться бегством в римскую провинцию, в Пергам. В скором времени римская провинция тоже была захвачена неприятелем. Пергам оказался в руках царя, так же как Боспор и стоявшие в нем корабли. После каждой победы Митридат отпускал на свободу всех пленников из малоазийского ополчения и не упускал случая усилить национальные симпатии, с самого начала обращенные в его пользу. Теперь вся территория вплоть до Меандра, за исключением немногих крепостей, была в его власти. Одновременно пришло известие, что в Риме вспыхнула новая революция, что консул Сулла, который должен был отправиться против Митридата, не отплыл в Азию, а вместо этого двинулся в поход на Рим, что самые знаменитые римские полководцы воюют друг с другом за право быть главнокомандующим в азиатской войне.