Миссис Больфем - Гертруда Атертон

судья настаивал на степени, называемой человекоубийством, будто ему ясно представлялось, как миссис Больфем – справедливо возмущенная – выбежала, услышав громкое пение своего мужа и стреляла из рощи, чтобы выразить порицание ошибавшемуся и неосмотрительному человеку. Второй пулей Рош воспользовался, как доказательством, что двое, возможно нанятых убийц, стреляли одновременно.

Прокурор вообще не поддерживал эту версию и совсем не обратил внимания на пулю, застрявшую в дереве, но было ясно, что судья и этой второй пуле придал законное значение.

Присяжные удалились, но не в свои роскошные апартаменты в Парадиз-Сити-отеле, за целую милю от суда, а в чистую, невзрачную комнату в том же здании, где они, лишенные малейшего комфорта, должны были оставаться, пока не придут к соглашению относительно приговора.

Судье принесли обед в его частную комнату, смежную с комнатой присяжных. Репортеры и зрители спешно проглотили свои обеды в добтонских гостиницах, до того все были уверены, что приговор будет объявлен в течение часа.

Миссис Больфем даже не сняла шляпу с тяжелой вуалью, когда, окруженная некоторыми из своих приятельниц, сидела в своих тюремных комнатах, наружно спокойная, но мысленно терзаемая жестокой пыткой, неспособная дотронуться до обеда, посланного мистером Коммеком из гостиницы ей и ее друзьям.

Часы шли, а присяжные не возвращались. Раз только просунулась голова их председателя, и шериф, не поняв его угрюмого требования холодной воды, бросился за миссис Больфем. Судья был вызван, и репортеры, мужчины и женщины, обгоняя один другого, неслись в зал суда.

Миссис Больфем, подготовлявшая себя к ужасной муке услышать, как ее назовут убийцей, но ободряемая друзьями, предсказывавшими оправдание после трехчасового размышления, вошла в зал, с присущей ей отрешенностью и заняла свое место.

Она сейчас же была отослана обратно.

Рош ходил по дороге возле суда. У него было мало надежды. День за днем он изучал их лица и был уверен, что по крайней мере некоторые были убеждены в ее вине.

Миссис Баттль, миссис Гифнинг и миссис Коммек сидели с заключенной, которая находила, что усилие, необходимое для поддержания хладнокровия высшей марки, на которое претендовали ее восторженные приятельницы, было такой же грубой пыткой для ее нервов, как ожидание того окончательного слова, угроза которого возрастала с каждым часом колебаний присяжных. Наконец она сняла шляпу и предложила заняться вязаньем. Между обрывками разговора слышался звук спиц, ударявшихся одна о другую, пока, после полуночи, все они не решили попытаться заснуть.

Судья расположился на диване в комнате, предназначенной в его личное пользование, не решаясь оставить суд. Он сказал прокурору (который сказал шерифу, который сказал репортерам), что присяжные все время ссорились так ожесточенно, что было немыслимо заснуть, и что выражения, которые они употребляли, были потрясающи.

Полночь наступила и прошла. Истомленные журналистки ушли домой. Мисс Сара Остин и Алиса Кромлей не вернулись в суд после обеда. Шериф появился у входа в зал и объявил, что последний автобус в Эльсинор и окрестности отходит через пять минут. Большинство из любопытствующей публики, с сонным видом, поднялось и ушло прочь. Немногие из менее близких, но одинаково преданных друзей, продолжали сидеть на местах, поблизости к ее пустому стулу, и вскоре после полуночи жена смотрителя принесла им горячего кофе и сэндвичей.

Репортеры, уже давно истребившие весь шоколад и орехи, продававшиеся внизу, бродили туда обратно между зданием суда и баром добтонской гостиницы. Они скучали и были возмущены и в баре искали единственное, доступное им утешение. Периодически возвращаясь в зал суда, они становились все более официальными, вежливыми и молчаливыми, по мере того, как шли часы. Один запутался и попал в ложу присяжных, но судейский чиновник направил его к его собратьям.

Весь пол зала был покрыт бумажками от шоколада, скорлупой и газетными обрывками. Сдвинутые столы и стулья напоминали пароход, после экскурсии на Кони Айленд. Наконец, двое репортеров заснули, положив головы на стол, но остальные, подчиняясь законам этикета, хотя и с тайным презрительным отвращением, продолжали, через большие промежутки и слабыми голосами, вести беседу друг с другом. Бродрик, который был достаточно трезв, много раз выходил и входил снова. Иногда он ходил по дороге, вместе с Рошем, и не раз умолял вызвать мисс Кромлей к телефону. Он даже звонил в госпиталь, чтобы убедиться, что она там.

Только неделю назад он сделал случайное открытие, что миссис Больфем вызывала доктора Анну вскоре после убийства и провела с ней, одна, несколько часов. «Будь ты сам чёрт, если удастся что-нибудь вытянуть из этой сплоченной корпорации, которая называется друзьями миссис Больфем». Бродрик узнал об этом в случайном разговоре нескольких посетителей клуба Эльков и тогда пустил в ход свою феноменальную память, результатом чего было убеждение, что Алиса Кромлей владела ключом всей загадки. Он пошел к ней домой и настаивал, чтобы она взяла его c сoбoй в госпиталь, где он сумеет добиться показаний больной женщины, пока не будет слишком поздно, изображая при этом, со свойственными ему силой и красноречием, ужасную гибель Роша.

– У меня есть основания, – сказал он в заключение, – думать, что у Коммека и двух-трех других есть свои подозрения и не может быть вопроса о том, что, если суд вынесет обвинительный приговор в любой степени – а они упорные люди – то Рош будет арестован немедленно. Эти преданные ее друзья собрали достаточно доказательств для начала. Может быть, он и ездил в Бруклин в тот вечер, но его видели выходящим из поезда в Эльсиноре за четверть часа до выстрела. Они потихоньку прекрасно выследили его. Но если она будет оправдана, они его не тронут. Не хотят больше скандалов и всё-таки любят его. Впрочем, у меня предчувствие, что ее не оправдают, и тогда, виновен он или нет, ему нет спасения. Ради самого неба, хлопочите.

Но Алиса возразила:

– Я умоляла свою тетку, но она не разрешает беспокоить доктора Анну. Говорит, что единственный шанс спасти ее жизнь – это душевное спокойствие и что потрясение, когда она узнает, что Энид Больфем в тюрьме по обвинению в убийстве – погубит ее, не говоря уже о том, что ее свидетельство обеспечивает электрический стул для миссис Больфем. Я сделала, что могла, но, по-видимому, это безнадежно.

Этот разговор происходил в четверг. Сегодня был вторник. Все в госпитале были очень скрытны, но у него были основания предполагать, что положение доктора Стейер ухудшилось. Могла ли Алиса Кромлей быть там, и неужели эта кривляка, Сара Остин, с ней? Как раз в духе женщин: отвернуться от хорошего товарища, вроде него, и способствовать торжеству себе подобной, которая