В открытое небо - Антонио Итурбе

господа. Будем же первыми в открытии регулярной почтовой линии над Атлантикой, впишем имя нашей страны в историю гражданской авиации!

Мермоз не верит в офицерскую честь, и побрякушки-медали его не интересуют. Но он верит в гордость группы, гордость нации; в удовлетворение от того, что мы неизменно идем на шаг впереди и никогда не отстаем.

А пока его просьбы утыкаются в стены бюрократии, он продолжает работать над открытием другой линии, весьма важной для «Аэропосталь»: Буэнос-Айрес – Сантьяго-де-Чили. Эти два города разделяют Анды, стена гор высотой семь тысяч метров над уровнем моря в центральной их части. А потолок для самолетов – четыре тысячи триста.

Мермоз прощупывает маршрут, сдвигаясь к югу, где горная цепь становится ниже и вершины доступнее.

В один из первых таких разведывательных полетов записывается граф Де-ла-Волькс, пионер воздухоплавания на воздушном шаре и президент Аэроклуба Франции. Он прибыл с визитом в Буэнос-Айрес, чтобы из первых рук получить информацию о достижениях «Аэропостали» в Южной Америке. Мермоз маршрут уже выучил, но именно на этот раз случается непредвиденное. Мотор решает заглохнуть как раз в тот момент, когда они летят над горной цепью высотой три тысячи метров. Летит он с механиком Коллено, и тот смотрит на него и ни слова не говорит, вручив свою судьбу в его руки.

Мермоз планирует и жестковато сажает самолет на широкое плато на высоте в три тысячи метров. И только приземлившись, понимает, что плато не ровное, а идет под уклон. Пассажиры вздыхают с облегчением после остановки самолета, но их глаза округляются от ужаса, когда машина начинает пятиться назад. Уклон заставляет его медленно катиться к краю пропасти.

Мермоз рывком срывает ремень безопасности и выпрыгивает из кабины. Стремглав бросается вниз по склону, обгоняет самолет и встает перед его хвостом. И останавливает самолет своей грудью и руками.

– Коллено! Шевелись! Шасси блокируй, ради всего святого!

Механик выскакивает из своей кабины и бежит за камнями, чтобы подложить их под колеса. Из самолета показываются королевских размеров напомаженные усы графа, в изумлении наблюдающего сцену: Мермоз удерживает самолет раскинутыми в стороны руками, как Христос Согбенный, а Коллено бежит к нему с парой камней, чтобы застопорить колеса.

Они взлетают, подскакивая на каменистом плато, и уже через несколько часов благополучно приземляются в Сантьяго.

Мермоз облетает все изгибы Анд, словно реку зондирует, а письма между Чили и Аргентиной летают туда и обратно. Это кажется успехом, но Мермоз недоволен. И есть еще один человек, что тоже ходит из угла в угол по своей клетке в Монтодране. Этот человек, который никогда не спит, бросает взгляды на небо – туда, где за взлетными полосами оно смыкается с землей.

Через несколько недель на стол Мермоза ложится телеграмма от Дора: «Участок линии между Буэнос-Айресом и Сантьяго установлен. Но мы вынуждены делать многокилометровый крюк к югу, обходя самую высокую часть Анд. Теряем много часов. Как думаете: можно найти надежный проход севернее, пересекая горную цепь более прямым путем?»

Мермоз вызывает секретаршу и диктует ей ответную телеграмму: «Месье Дора, уже несколько недель я думаю о том же. Завтра утром вылетаю».

Высотный потолок для самолетов – слои атмосферы с меньшим содержанием кислорода, чем нужно для работы двигателей внутреннего сгорания. Как может самолет, способный подняться лишь до четырех с половиной тысяч метров, перевалить через горную цепь высотой почти в семь тысяч? Для Мермоза ответ столь же очевиден, как то, что вода мокрая: нужно пройти по коридорам между горами, просочиться между ногами гигантов.

Глава 39. Кап-Джуби (Марокко), 1929 год

Тони бойко стучит по клавишам пишущей машинки в сопровождении свиста ветра и смеси запахов бензина и кушаний из барашка повара Камаля.

Тысячу и один раз он возвращается к встрече Жака Берниса в ресторане с Женевьевой, ее мужем и их друзьями, которые ее, как кажется, нисколько не интересуют. Тот видел: в зеленом омуте ее глаз плавает тина печали.

Женевьева несчастна…

Божок «Ундервуда» весьма внушительных размеров не желает, чтобы она была счастлива. Одна близкая подруга его семьи потеряла маленького ребенка, и эта история постоянно крутится у Тони в голове, как ворон, что каркает к несчастью. И он решает перенести эту историю в книгу: у сладостной Женевьевы, что вышла замуж за далекого ей человека, пытающегося выглядеть нежным, не имея о нежности ни малейшего понятия, есть ребенок, и тот очень серьезно болен.

Она настоящая героиня: делает для сына все, что только возможно, сидит у его кроватки нескончаемыми ночами, наполненными лихорадкой и лекарствами, весь эффект от которых сводится к тому, что комната пропиталась сладковатым запашком болезни. В их доме царит липкая тишина больницы. А муж ее, не умеющий ни быть полезным, ни противостоять болезни ребенка, теряет самообладание.

Семейный врач, который каждое утро приходит с визитом, держится очень серьезно, и тон его голоса не обещает ничего хорошего. Заметив, что мать от усталости едва держится на ногах, он настоятельно советует ей хотя бы на время оставить роль медсестры и выйти из дома – подышать свежим воздухом и развеяться.

И однажды после обеда она выходит из дома. Идет гулять по бульварам и даже заходит в одну из своих любимых антикварных лавок, где теряется среди персидских ковров, скрипок Страдивари и столиков в имперском стиле с ножками в виде крылатых львов. Окружает себя красотой, чтобы прорыть защитный ров своей крепости. А когда возвращается, дома ее ждет Эрлен – с раскрытыми карманными часами в руке и мятущимся взглядом.

Муж, сходя с ума от тревоги и чувства беспомощности, каждую минуту отсутствия жены сначала переживал как пытку, а спустя несколько часов – уже как предательство.