Дорога неровная - Евгения Изюмова

Мечты - мечтами, но семья увеличилась, и встала проблема, куда девать Лидушку: Павле пора выходить на работу, декретный отпуск невелик, да и Витюшке всего четвертый годок. Обсудив эти трудности, Дружниковы решили вызвать из Тюмени Ефимовну с детьми.

- Ничего, Панек, - заверил Павлу Максим, - прокормим и мать с детьми, поможем ей их на ноги поставить. Да и вообще расход в один котёл - жить легче, - это он намекнул на то, что не будет необходимости отсылать Ефимовне деньги.

Максим был добрым человеком, женившись на Павле, считал своим долгом помогать и её родне. Но когда Ефимовна приехала в Тавду с детьми, сразу дал ей понять, кто хозяин в доме: стукнул Ваську по затылку, увидев цигарку в его зубах - сам Дружников не курил, пригрозил отхлестать ремнем двенадцатилетнюю Зорьку за пререкания с матерью. И Ефимовна, привыкшая верховодить в доме, охотно подчинилась зятю, хоть и морщилась порой от его соленых прибауток, понимала: надо ладить с Максимом, добровольно взвалившим на себя тяжкую ношу - кормить-поить-одевать не только собственную семью, но и её с детьми. Однако бездельников и нахлебников Максим не терпел, потому сразу же устроил шестнадцатилетнего Василия в пожарную часть, а девчонки ещё учились в школе.

У Ефимовны хлопот было немало: шутка ли - обиходить троих малышей - через два года родился Гена, был мальчишка горбоносый, как мать, и светловолосый в отца - да стирка-варка для шестерых взрослых. Павла работала уже не в пожарке, а в редакции городской газеты, и не могла уделять достаточно времени для семьи. Девчонки же были не охочи до работы, это Максим приметил и однажды, когда Павла дала Заре свои туфли сходить на танцы в клуб, сказал:

- Ты, Панёк, своё-то бы приберегла. Мало ли что, а то мать не работает, Васька сам по себе, а девки… - он замолчал на миг, словно, решая, сказать ли, - а девки тебя не любят, видно, считают себя лучше. Худо будет - куска хлеба тебе не дадут. Зорька вон уже сейчас выпендривается, Зойкой велит себя называть.

Заря и правда, как только Ермолаевы приехали в Тавду, где их никто не знал, стала всем представляться Зоей, и домашним велела так себя называть. И если кто-то по привычке обращался к ней иначе, сердилась: «И что это вы, мама, выдумали мне какое-то коровье имя! Это все Панька, её пионерские штучки!»

Сёстры, и правда, Павла и сама видела, не очень почитали её, старшую сестру, а ведь находились на полном иждивении её и Максима, потому что «партизанскую» пенсию за Егора с Ефимовны сняли, объяснив это тем, что она вполне работоспособна, и может заработать пенсию сама. Может быть, неуважение сестёр возникло ещё тогда, когда Павла сошлась с Иваном Копаевым, и мать костерила дочь, не выбирая слов, а, может, и впрямь действовало бабушкино проклятие, которое отнюдь не способствовало миру в семье. Так не так, но Павле всегда труднее давалось счастье, которое потом обходило стороной и её детей. Но сейчас Павла, добрая и бесхитростная душа, в ответ на предостережение мужа рассмеялась:

- Да что ты, Максим, они ведь сёстры мне! - и не знала она, как близок Максим к истине, не поверила в его пророчество, хотя знала, что муж о людях всегда судит правильно, умеет определять в них плохое и хорошее. Знала, но не поверила его словам.

Павла стала работать в городской газете случайно, никогда она об этом и не думала, а случилось все неожиданно не только для неё, но и для родных. А произошло все так.

Однажды позвонил главный инженер девятого лесозавода Розен и потребовал соединить его с бухгалтерией, где, как знала Павла, работала его жена, да и как не знать, когда он по пять раз на дню ей звонил и обычно болтал минут по двадцать. Сама Павла те разговоры не подслушивала не столько из-за инструкции, запрещающей это делать, сколько из-за того, что по натуре не была любопытной. А вот Маша Чайка, чрезвычайно любопытная особа, сказала, что Розен звонит жене, чтобы посоветоваться: привезти ли дров, купить ли ковер по случаю или еще о чём-либо домашнем. И всегда требовал соединить его быстро.

- Ты, Паня, сразу его соединяй, а то Розен - человечишка никчемный, даром что ученый да грамотный. Не потрафишь - с работы сживёт. А тебе это надо? - предостерегла Маша новенькую.

Павла так и делала, но в тот день была большая «звонка» - так телефонистки звали часы пик - и Павла уже держала в руках три штекера, когда резкий звонок ударил по уху, и не менее резкий требовательный голос назвал номер бухгалтерии. Прошло несколько секунд, пока она вставила в нужные гнезда все штекеры, собираясь соединить Розена с бухгалтерией. И тут левый наушник взорвался криком:

- Я долго буду ждать?

- Сейчас соединю, извините, - откликнулась Павла.

- Да не нужно мне твоё извинение, раззява чёртова! Сидишь там, клуша, соединить быстро не можешь!

- Во-первых, вы не долго ждали, - возмутилась Павла, - а во-вторых, почему вы так со мной разговариваете?

- Ты что? - взвизгнул Розен. - Или не знаешь, кто я?

- Знаю, но кричать не обязательно, - ледяным тоном ответила Павла, и Маша Чайка замерла: уж если Дружникова так заговорила, то жди неприятностей. Павла не заставила ждать. - Кричать будете ночью на свою Любовь Васильевну, ненаглядную свою Любочку, а не на меня. Служебный телефон существует для служебных разговоров, а не для семейного сюсюканья! - и она отработанным движением соединила отдел кадров с директором завода, и только потом Розена с бухгалтерией.

Через несколько минут Розен потребовал соединить его с начальником телефонной станции Лебедевым. «Жаловаться будет!» - усмехнулась Павла, и вскоре голос Лебедева в наушнике подтвердил это:

- Павла, чего ты там наговорила Розену, он так орал и слюной брызгал, что стой я рядом с ним - точно бы угорел, - Лебедев не спорил с начальством, но не упускал случая «проехаться» по любому начальнику, кто был важнее его по должности. Розен же имел на заводе прозвище Душник, потому что всегда при разговоре слюна от него летела в разные стороны, и это было тем неприятнее, что зубы у Розена - гнилые.

- Да я, Иван Федотыч, не сразу соединила его с бухгалтерией, - начала оправдываться Павла, - тут «звонка» такая, а он кричать ещё начал. Я ему и сказала, что может ночью кричать на свою Любочку, а не на меня.

Лебедев только крякнул в трубку.

- Знаешь, Павла, он велел тебя наказать - премии лишить.

- Ну и наказывайте, если совесть позволит, - отрезала Павла.

Лебедев Павлу не наказал, премию она получила - всё-таки одна из лучших телефонисток, бывает, и в глаза правду-матку вырежет, но это случалось редко, потому что Павла - женщина молчаливая и терпеливая. Да Лебедев и сам был правдолюбец, с людьми поступал по справедливости, а Павлу ещё уважал и за грамотность - учительница бывшая, в одном из цехов завода занималась с рабочими политграмотой. Про нее даже в газете писали.

Розен оказался злопамятным, проверил по расчётной ведомости в бухгалтерии, что его распоряжение не выполнено. Лебедев позвал Павлу к себе в «чуланчик» - так в пождепо звали его малюсенький кабинет, заваленный деталями для коммутатора и проводами настолько, что самому Лебедеву почти не оставалось места.

- Охо-хо! - вздохнул Иван Федотович. - Розен, зараза чертова, все же требует тебя наказать. Если я тово… это, - он показал рукой, словно что-то вычеркивал из списка, - ты не обидишься?

- Обижусь, - посмотрела на него прямым немигающим взглядом Павла и вернулась в коммутаторную, и вскоре услышала в наушнике:

- Павла, ты бы хоть извинилась перед ним, чтобы отстал, а то ведь со свету сживет и меня, и тебя, - жалобно сказал Иван Федотович, но Павла его не пожалела, ответила резко:

- Извиняться мне перед ним не из-за чего, я не виновата, что у меня не десять рук, а всего две!

Лебедев печально вздохнул и решил, что на сей раз лишит Павлу премии, зато в следующем месяце увеличит вдвое, вот и Розену угодит, и Павлу не обидит. Но Павла нарушила его планы, и таким образом, что никто и предположить не мог. И опять об этом Лебедеву сообщил зловредный Розен. Вызвал его к себе и ткнул пальцем в городскую газету:

- Это что? - спросил он грозно.

- А что, Станислав Робертович? - сделал Иван Федотович глупое наивное лицо.

- Это Дружникова твоя нацарапала? - он потряс перед носом Лебедева газетой. - Читай!

И Лебедев прочёл про скандальный случай с Павлой. И так хлёстко было написано, что Лебедев только седые усы пальцем обтёр, чтобы Розен не заметил его ухмылку. Но самое главное - под заметкой стояла фамилия Павлы.

- Н-да, - только и произнёс Лебедев, ожидая взрыва.

И взрыв произошел.

- Чтобы я голоса её больше не слышал, а то самого уволю! - зашелся в крике Розен, брызгая слюной. - Чтоб дура-баба какая-то ещё и фельетоны про меня писала! Шалава! Телефонистка го… я, а туда же - в газету пишет, б…дь такая!

- Вообще-то Дружникова замужем… - вставил Иван Федотович в поток брани Розена своё замечание. Розен, услышав это, разразился новой злобной тирадой, из которой следовало, что хуже Дружниковой на свете женщины нет.