Фанфик Чудовище - Ushba

Что интересно, никаких дурных предчувствий по поводу предстоящего ритуала у меня не было. Я даже Добби велела ложиться спать, отказавшись от его помощи: ушастик плохо переваривал темную магию, так чего зря дергать бедолагу? Вечером двадцать третьего я, больше из мелкой мести, чем по необходимости, побрила Воробья налысо, и тот весь ужин радовал нас своим скорбным видом и оттопыренными ушами. Собственной лопоухости подросток еще с сопливого детства стеснялся и считал невообразимым уродством. Помнится, постричь в первый раз я его смогла с большим трудом, и только заверения от меня, парикмахера и продавщицы мороженого в том, что стрижка ребенку к лицу, смогли хоть чуть-чуть вернуть пацаненышу душевное спокойствие. Порция фруктового льда закрепила успех.

В половину пятого утра мы начали. Мелкий окунулся в находившуюся чуть ниже пещеры ритуальную купель, которая наполнялась из близлежащего ручья. Мокрый и дрожащий, он растянулся на темном жертвенном камне, а я, сама несколько часов назад побывавшая в той же прохладной водичке, надежно зафиксировала его руки, ноги и голову. Потом я его напоила зельем, которое должно было погрузить подростка в транс. Чтоб в процессе шкет не прикусил язык, между зубами была вставлена деревяшка. Потом расставила и зажгла свечи. Освещение в пещере было потушено, только около нашего коматозника горел слабый огонек. Я вытащила палочку и, выдохнув, решительно произнесла начальную фразу ритуала. Свечи затрещали, тело мелкого перестало дрожать и вытянулось в струнку, а на стене начала формироваться эдакая темная клякса, должная отображать его душу. Потом зашипел от первых болевых приступов мелкий. К тому времени, как невнятное пятно на стене пещеры стало более-менее похоже на то, что было нарисовано в манускрипте Бойлов, у меня начали подрагивать руки. Ритуал тянул из меня силы как пылесосом. Воробей же бился в фиксаторах как под Круцио.

В принципе, на этом можно было и заканчивать: игра теней от жутко вонючих свечей создала практически трехмерную проекцию, на которой ясно была видна связь между шкетом и Реддлом. Уж не знаю, как ее для себя видел Воробушек, но на стене она отображалась пучком довольно-таки мерзких щупалец. Была бы я менее привычна ко всяким там потрохам, личинкам и заспиртованным младенцам, давно бы сблеванула. Я уже собиралась потушить свечи, как заметался и протестующее замычал мелкий, а сами щупальца черной, как битум, волной пошли от Реддла к Гарри. И когда я проследила взглядом за щупальцами, у меня зашевелились волосы от ужаса: змееобразный гуманоид на кровати шевелил руками и головой, явно пытаясь освободиться.

В панике я замерла на месте на пару секунд, однако темная дрянь, будто пытающаяся влиться в мелкого, заставили отмереть. Пока Воробушек держался и блокировал извивающиеся отростки, но насколько его хватит, я не имела понятия. Надо было срочно что-то делать. И я заметалась по столам. Обломок ножа, которым, возможно, резали меня саму, был найден быстро. А вот чем заменить чашу с жидким копалом, я не представляла. (п/а: Копал — твёрдая, трудноплавкая, имеющая химическую стойкость, похожая на янтарь ископаемая природная смола, одна из лучших натуральных имитаций янтаря) В отчаянии оглядевшись, я наткнулась взглядом на янтарный кулон с клевером, подаренный мне мелким на втором курсе, и наудачу схватила его. Нашарила в одном из ящиков медицинские щипцы и перчатку из драконьей кожи, с помощью которых обдирала ядовитый мох. Положила рядом с жертвенником гоблинский боуи мелкого, лежавший на стопке его одежды. Потом от души помолилась, попросила у кого можно и нельзя удачи и подошла к жертвеннику. По лицу мелкого уже катились крупные капли пота, дыхание было хриплым со всхлипами.

Еще раз оглянувшись на Реддла, я резко выдохнула и занесла нож. Резать предполагалось по телу, глядя на тень. Первый удар я нанесла по самому толстому щупальцу, который рос от места, где располагался знаменитый шрам. Мелкий завыл от боли, когда кончик ножа коснулся воспаленной кожи. Постаравшись не отхватить ничего лишнего, я подцепила ножом щупальце, дернула и подсунула под его изгибающийся кончик янтарную пластинку. Было бы время, я б выругалась, глядя как черная мерзость, вытекавшая из шрама, впитывается в янтарь. Но времени не было, и я принялась на следующий отросток. Всего их было около десятка: лоб, темя, виски, за ушами, на гортани, чуть ниже глаз. Лицо мелкого покрыли обильно кровоточащие порезы, и каким чудом я не задела глаза, я была без понятия. От боли Воробей уже хрипел, на груди в такт сердцу багряным пульсировала ладанка. Щупальца пытались соскользнуть с ножа, а одно даже едва не присосалось к моей левой руке, но я его попросту рубанула, с мимолетным удовольствием услышав тот стон боли, изданный высоким, чистым, вымораживающим внутренности голосом змеемордого.

Наконец, все отростки были собраны в почерневшей янтарной пластине. Мелкий вроде бы потерял сознание: он лежал, не шевелясь, и только еле вздымающаяся грудь говорила, что подросток жив. Я оглянулась: Реддл уже встал с кровати и пытался пройти ограждающий круг. Про себя, но от души пожелав ему провалиться ко всем чертям, я сняла фиксаторы с Воробушка, потом взяла нож шкета и, положив пластинку на пол, от души вонзила его в кусок янтаря. Она треснула, а меня отбросило в сторону. На какой-то миг я потеряла ориентацию в пространстве, а следующим, что я увидела, были алые буркалы Тома Реддла.

Когда Воробей говорил, что Том — сильнейший менталист столетия, я как-то отстранено это восприняла. Зато теперь сполна осознала, что именно это значит: Реддл проламывался в мое сознание с неумолимостью снежной лавины. Я попыталась отвести глаза, надеясь хоть чуть ослабить напор, но где уж там! Зато увидела нож. Палочку у меня уже выбили, а удары руками и ногами не произвели какого-либо эффекта, только ледяные пальцы с острыми когтями еще сильнее впились в горло. И тут краем глаза я заметила шевеление теней. Поняв, что это, я совершила абсолютно безумный поступок.

Резко, из последних сил сначала усилила сопротивление, а потом полностью раскрылась. На пару мгновений это заставило Реддла потерять ориентацию, а я уже забрасывала его воспоминаниями, как можно более подробными: вот я просыпаюсь на ледяных камнях Козуэя, мне холодно-холодно-холодно, так, что даже Том чувствует этот пронизывающий до костей ветер. Вот я убиваю, вот я пытаю, вот я просыпаюсь рядом с Бананом, вся в крови, и Тому нравится то, что он видит. Нравится так, что на еле слышный лязг ножа он реагирует чуть погодя. Опоздав на долю секунды и на целую вечность. Потому что Воробей успел подобраться к нему со спины и вскрыть его горло от уха до уха. Так, как я когда-то его учила. Ха! Go hIfreann leat, a chladhaire! (ирл.: Катись в ад, ублюдок!) Тебя там уже заждались! Fáinne óir ort, Воробушек! (п/а: ирл. Молодец)

Я еле успела подправить движение Реддловой тушки так, чтобы этот выродок не грохнулся на меня, однако это не уберегло мое лицо от хеймы, от которой я с трудом отплевалась. Вытерев лицо рукавом ритуальной мантии, я приподнялась на локте и попыталась отползти от Тома. В паре шагов так же ползком к выходу двинулся шкет. По ходу, ни у кого из нас сил, чтоб подняться на ноги, не было. I gcuntais Dé, что там подняться, сил на разговоры даже не было! (п/а: ирл. Господь свидетель!) Так что я просто мотнула головой к выходу, и мы поползли, инстинктивно желая оказаться от валявшегося в луже собственной крови гуманоида как можно дальше. По пути наткнулись на палочку. Так мы и выбрались на четырех костях на бодрящий ветерок побережья: мелкий в одних трусах и намертво зажатым ножом в руке и я — с палочкой и в заляпанной всякой дрянью мантии.

И тут черт меня дернул оглянуться. То ли Реддл и в самом деле зашевелился, то ли меня приглючило, но это зрелище стало последней каплей для моих истерзанных за это ainnis утро нервов. (п/а: ирл. дерьмовое) Запаниковав, я подняла палочку и захрипела, что было сил:

— Финдфайр! — вкладывая в заклинание всю магию, гнев и страх, что еще оставались.

Яркое пламя осветило пещеру, за какой-то миг охватив все, что там было. Казалось, пылало все, даже то, что гореть не может. Стена пламени почти добралась и до меня, но тут земля затряслась, и вход запечатало камнями. Наверное, это был Добби, которого сумел позвать мелкий. Домовика я так и не увидела: грохот камней был последним, что я услышала прежде, чем тьма окончательно и бесповоротно поглотила меня.

Эпилог

Рыжий пушистый хвост дергался в такт незамысловатой, но от этого не менее заводной мелодии. Он, да еще порой дергавшееся на особо пронзительную трель вистла левое ухо свидетельствовали, что громадный полукнизл, развалившийся на весь подоконник, не спит. Что характерно, на стук работающей печатной машинки и на звук перевода каретки наглый котяра даже не реагировал: привык за последние месяцы. Добби поставил точку и вытащил лист из практически антикварного «Ундервуда». Этот шедевр магловской технической мыли прекрасно работал, несмотря на возраст и двойной переезд: сначала из Англии в Ирландию, а потом из Ирландии в Новый Свет. И теперь с помощью этого агрегата он только что закончил свою первую книгу, состоящую их немного адаптированных под человеческих детей сказок и легенд домовых эльфов. И пусть это стоило самому домовику кучи нервов и вконец испорченных отношений с большей частью его народа, сам Добби считал, что это того стоило: не так уж и много прошло с момента заключения первого рабского контракта, а письменность самих эльфов практически утеряна. Что уж говорить об истории, языке и литературе!