Дезертир - Валериан Якубовский

К невропатологу Шилов попал через час. Однако и невропатолог, выслушав больного, проводил его в кабинет психиатрии.

— Карточку, — потребовала немолодая женщина-психиатр с путающим проницательным взглядом, в круглых очках, высокая и тощая, как привидение.

— У меня карточки нет, — сказал Шилов, остановившись у стола. — Я приезжий. Да вот почувствовал обострение болезни и хочу обратиться к вам.

— Садитесь. На что жалуетесь?

Перечислив свои недуги, он кончил тем, что "часто видит перед собой несуществующие предметы и даже разговаривает с ними".

— У вас — зрительные и слуховые галлюцинации, — предположила женщина. — Раздевайтесь. — Она долго выслушивала его, постукивая повыше колена молоточком, колола иглами, выворачивала веки, щупала пульс и, наконец, сказала больному: — Кислородное голодание мозга. Отсюда — расстройство его функций и несуществующие перед вами предметы. — Потом сличила цвет кожи в различных участках тела и мимоходом спросила: — Вам не кажется, что вас постоянно кто-то преследует?

— Кажется, доктор, — побледнел Шилов, решив, что на приеме надо говорить всю правду, кроме одной — что он дезертир и убийца. Иначе не будет определен точный диагноз и врач не сможет назначить нужного лечения. — Меня часто преследуют… покойники…

— Во сне?

— Бывает и наяву.

— Так это те же галлюцинации… А живые?

— Живые тоже преследуют.

— И вы подозреваете в них своих врагов? Вам хочется их наказать?

— Да…

— Странно. Налицо мания преследования и подозрительности. Но это признаки несовместимой с галлюцинациями паранойи — болезни царей, полководцев и кровавых диктаторов…

Обливаясь потом, Шилов, точно сквозь сон, услышал и о другой болезни, которая поселилась в нем и чаще всего поражает мозги государственных деятелей. Ему захотелось как можно больше узнать об этой болезни:

— Простите, доктор… Каких царей вы имеете в виду?

— Иван Грозный, например, страдал этой болезнью… Гитлер… Да кое-кто и в Кремле не избежал паранойи…

Последняя реплика насторожила Шилова и возбудила в нем живейший интерес к кремлевскому параноику. "Кто он? Может, Сталин? — подумал Шилов, но спросить побоялся. — Кто знает. А вдруг эта женщина — агент госбезопасности?.. Тогда что? Нажмет кнопку — и жди "черного ворона".

После такого намека в адрес Кремля доктор не гадала, а знала наперед, что может быть в голове параноика. Он подозревал ее опасным для себя человеком, провокатором, и в этом она не ошиблась:

— А меня вы ни в чем не подозреваете?

— Подозреваю, — выпалил Шилов против своей воли, нехотя, словно его кто-то потянул за длинный язык.

— В чем?

— Мне показалось, что вы агент госбезопасности…

— И вам хочется меня убить?

— Нет. Нет! Нет!!! — крикнул Шилов не своим голосом и повернулся к одежде, чтобы уйти от ужасного агента и сохранить себе жизнь.

— Не спешите, молодой человек, — придержала его доктор. — Я еще не все сказала… Вот это и есть паранойя. Вернее — параноидная шизофрения… Вам нужен свежий воздух. Больше движения. В движении — жизнь. А то наломаете дров. Сидячую профессию надо менять. Вы, конечно, бухгалтер?

— Бухгалтер… А как вы узнали?

Не принимая в расчет вопроса пациента, доктор продолжала:

— Кроме того, у вас нервы не в порядке. Крайне истощены. Мне кажется, вы претерпели какое-то душевное потрясение, личную драму…

— У меня жена умерла, — соврал Шилов.

— Вот видите.

Шилов поднялся с кушетки и начал торопливо одеваться, будто знал, что его хотят задержать и задержать надолго.

— Куда вы спешите?

— На вокзал. В билетную кассу.

— А я, признаться, хотела выписать вам направление в стационар на недельку, на две… Надо бы за вами проследить.

— Спасибо, доктор. Не могу в стационар, — испугался Шилов. — Я командировочный. К тому же знаю, что мне теперь делать.

— Вольному — воля, — сказала доктор. — До свидания.

Выходя на улицу, Шилов радовался удаче. Он получил от

врача объяснение своей болезни и узнал, как лечиться в домашних условиях. А болезнь у него одна — галлюцинации, и никакой паранойи, разумеется, не было. Положение дезертира само по себе порождает манию преследования и подозрительности и никоим образом не связано с паранойей. Если бы доктор знала, что перед ней — дезертир, не заговорила бы о паранойе. Признаки этой болезни у всякого преступника, бежавшего из-под стражи, в том числе у дезертира. Двухлетнее сидение в подвале обернулось для Шилова галлюцинациями — и только….

Затерявшись в толпе пешеходов на оживленном перекрестке улиц, Шилов прошел дугообразный мост, перекинутый через железнодорожные пути, и привернул в столовую водников подкрепиться в дорогу.

Раздевшись, нашел свободный стол и заказал обед из двух блюд. Шилов испытал удовольствие сидеть среди незнакомых людей. и чувствовать себя человеком. Но вот с соседнего стола донесся сдержанный шепот. Девушки в замасленных комбинезонах, уплетая за обе щеки горячие биточки, делились секретами любовных похождений, шутили, смеялись. Напрягая слух, Шилов старался уловить, не о нем ли шла речь. Нет. Здесь никто его не знает.

Рассчитавшись с официанткой и не взяв сдачи, он подошел к гардеробу и остолбенел. Перед ним стояла Фаина и сдавала пальто с откидным лисьим воротником. Шилов отошел в сторону, чтобы подождать, когда она разденется и пройдет в зал. Близорукая Фаина не узнала Шилова. Повертелась у зеркала и ушла занимать освободившийся стол.

Шилов прошмыгнул к решетке и подал номерок. Услужливая гардеробщица помогла ему одеться и получила втиснутый в руку рубль.

У входа в столовую Шилов встретил младшего лейтенанта милиции и догадался, что это был Леушев, которого ему не удалось увидеть в глаза при посещении Кошачьего хутора во время свадьбы Светланы.

Напуганный встречей с участковым, Шилов не заглянул даже на базар, опасаясь, что там могут быть люди из-за реки, и решил сходить в кино.

Потолкавшись у рекламных щитов, он взял билет и поспешил в зрительный зал. Шел довоенный фильм "Мы из Кронштадта", от которого Шилов когда-то сходил с ума. Но главное — не в фильме. Его самолюбию льстило что-то другое. Он находился среди людей и не боялся их в эту минуту. Просмотренная картина все же на какие-то мгновения возвратила Шилова к годам ранней юности, когда герои гражданской войны были святая святых его поколению и служили примером подражания.

Шилов вышел из зала с чувством гнетущей тоски и вспомнил, кто он такой. Черные очки задвигались, обдавая тенью подозрительности идущих рядом людей. Убедившись, что вокруг него все чужие, он несколько успокоился, свернул в переулок и зашел в продовольственный магазин. Взяв калачик копченой колбасы и пару саек, он сунул все это в карманы и пустился в обратный путь.

К вечеру начинало морозить. Шилов присел передохнуть на высоком берегу Двины. Солнце на мгновение как бы задержалось на горизонте, осклабило перед ним зубы-лучи и провалилось в яму за Васильевской церковью. Свинцовая даль быстро одевалась сумерками. Надвигалась ночь…

Сердце Шилова сжалось до боли. Он шел к своей тюрьме, чтобы снова выглядывать из окна и прятаться от людей. Приподнятая тропинка через реку показалась ему намного длиннее, чем утром. Не хотелось идти домой. Мрачные думы пугали его, и Шилов отгонял их, чтобы мысленно продлить беззаботное шатание по шумным улицам города.

Легкий морозец пощипывал уши. Подняв воротник, Шилов зевнул. Колкий наст убаюкивающе похрустывал под ногами. Расслабленное тело клонило ко сну. Ресницы время от времени смыкались. "Вот дойду до осокорей и отдохну", — постукивало в его полуспящем мозгу…

Не прошло и минуты, как Шилов увидел впереди себя человека с таким же приподнятым воротником и в папахе… Он шел не более как в пяти шагах от него и не оглядывался.

— Слушай, друг! — окликнул его Шилов. — Откуда ты взялся? Минуту назад тебя здесь не было.

— Это меня-то не было? — обиделся незнакомец. — Я все время иду по дороге. А вот тебя-то как раз и не было.

Шилов взглянул на незнакомца и обмер. Незнакомец походил на него, как две капли воды.

— Послушай, — обратился к нему незнакомец. — Сними-ка свои очки. Мне кажется, что ты очень похож на меня.

— И мне кажется, — признался Шилов. — Сними-ка и ты.

Снятые очки взаимно обнажили два лица, сшитые на

одну колодку. Вернее — одно лицо, раздвоенное болезненным воображением Шилова.

— Ну как? — поинтересовался незнакомец. — Похож?

— Очень… Ты куда идешь?

— В Кошачий хутор.

— Кто у тебя там?

— Мать, Татьяна Федоровна, и сестра, Валентина.

— А не сочиняешь, брат? — не веря своим ушам, спросил Шилов. — Татьяна Федоровна — моя мать.

— И моя, — спокойно ответил незнакомец.