Король серых - Ричард Кнаак

— Нет… просто оставили здесь висеть.

Каллистра погладила его по щеке:

— Бедный Джеремия! Я с тобой. Я о тебе позабочусь.

Он заглянул ей за плечо в страхе, что того гляди нагрянет стража и лишит его последней надежды на спасение. Однако Каллистра, похоже, не спешила. Вдруг принялась вытирать грязь с его лица…

— Ты не можешь как-нибудь освободить меня от этого? — Он нетерпеливо дернул цепи.

— Подожди. — Из ниоткуда в ее ладони возникла чашка, которую она тут же протянула королю-узнику. — Выпей это, Джеремия. Это поможет.

Его мучила жажда, однако с этим можно было и подождать. Свобода была дороже.

— Каллистра, я выпью, как только мы выберемся отсюда. Освободи меня! Оберон может вернуться в любой момент.

— Если ты хочешь, чтобы у тебя были силы преодолеть дорогу, которая нам предстоит, ты должен выпить это, милый Джеремия.

Тодтманн пытливо посмотрел на нее, затем стиснул зубы и отвернулся.

— Джеремия? В чем дело?

— Ты не Каллистра, — промолвил он, глядя в сторону. Смотреть ей в глаза могло быть опасно. — Если ты не Каллистра, значит, ты эльф.

— Что ж, я старалась, — задумчиво промолвила Каллистра, но уже не своим голосом — этот голос скорее мог принадлежать Титании. Взглянув на нее, Джеремия увидел, что к той вернулись ее пышные формы. Она все еще сжимала в ладонях кружку. — Мне казалось, я прекрасно справилась с ролью…

— Ты отлично справилась, — сказал Джеремия, играя на ее тщеславии. На самом деле она все испортила в тот самый момент, когда в руках у нее появилась кружка. Даже не принимая во внимание то, как настойчиво она добивалась, чтобы он выпил из этой чашки, оставаясь при этом прикованным к цепям, беззаботное выражение ее лица не могло не насторожить его. Еще минута, и Джеремия и без всякой чашки понял бы, что она не та, за кого себя выдает.

— А я-то так надеялась убедить тебя, надеялась, что ты выпьешь. Вино забвения куда приятнее, чем то, что уготовано тебе Обероном. Может, изменишь свое решение?

— Сожалею, но нет.

— Действительно жаль. — Титания улыбнулась и с тем исчезла. Джеремия с удивлением подумал о том, что черты ее лица совершенно стерлись из его памяти.

Теперь, когда сознание его вполне прояснилось, он мог оглядеть «апартаменты», которые приготовил для него Оберон. Хотя дальше чем на метр разглядеть что-то было трудно. Вокруг висели тени, но по крайней мере это не были черные, алчные тени ворона. По обе стороны от него возвышались простые грубые каменные стены. Он уже знал, что за спиной у него такая же стена, только в ней имеется крохотное отверстие, сквозь которое в его темницу проникал хоть какой-то свет. Цепи были из металла, но не железные — возможно, серебряные. Это, видимо, не имело значение для тех, кто надел их на него — главное, чтобы держали.

«Ну так что, Ваше Величество? — усмехнулся он про себя. — Что дальше?»

Его отказ потворствовать желаниям Оберона казался нелепым. Теперь ему придется просидеть в этом каземате столько, сколько потребуется королю эльфов, чтобы убедить его в том, что он зря упрямится. Но даже понимание того, что он собственноручно обрекает себя на страдания, не могло заставить Джеремию примириться с требованиями его тюремщика. Оберон добивался возвращения мрачного средневековья, а Джеремия уже понимал, что он действительно способен заставить и реальный мир и мир теней двигаться в этом направлении. Действуя под контролем Оберона, он должен будет лишить человечество будущего и загнать в прошлое. Какие бы проблемы ни стояли перед современным человечеством, Джеремия все же считал, что лучше оставить все как есть, чем возвращаться в так называемые «идиллические» времена, по которым тосковал король эльфов. Джеремия Тодтманн не намерен использовать свое могущество в этих целях.

«Свое могущество…»

Да, оно есть. Оберон, Арос, ворон… все видели огромные возможности в его наведенных заклинанием способностях, но преследовали лишь свои цели. Все стремились изменить мир и считали, что именно он — ключ к этим изменениям.

И монарх поневоле думал, насколько же велико на самом деле его могущество. Если в мире грез он пользуется такой властью, почему не в состоянии вырваться из какой-то паршивой темницы? Он должен. Иначе почему его тюремщик связывает с ним такие грандиозные планы?

— Есть только один способ выяснить, — пробормотал Джеремия. Он снова дернул цепи, только чтобы убедиться. Да, очень прочные. С этим ничего не сделаешь. Как же он должен он них избавляться? Одного желания было мало — он уже убедился на опыте. До этого он попытался телепортироваться, и у него ничего не получилось, хотя он не знал, почему. Что же остается?

А как, собственно, он до сих пор использовал свою силу? Поставил защитный блок, чтобы отразить нападение ворона… Переносился с одного места на другое. Дал имя, а стало быть, и стабильную форму тени. Остановил обезумевший небоскреб.

Насколько он помнил, перечень его подвигов на этом обрывался. Вместе с тем это разнообразие не могло не удивлять. Для простого смертного он обладал массой талантов. Как знать, возможно, имелись и другие, о которых он еще не подозревал. К примеру, чего добивался от него Оберон? Чтобы он сделал мир теней таким, каким он был в далеком прошлом. Арос ясно дал понять, что один человек, попавший в царство Серых, имеет на него больше влияния, чем все люди на Земле вместе взятые.

Арос. Долговязый упырь был с ним довольно откровенен, но не умалял ли он его, Джеремии, возможности?

«Коль скоро я могу изменить мир, то могу изменить и этот маленький уголок мира грез».

Облизав пересохшие губы, Тодтманн вспомнил свои действия на смотровой площадке Сирс-тауэр, надеясь исполнить нечто подобное. Тогда ему сопутствовал успех, несмотря на то, что его постоянно швыряло из стороны в сторону и он рисковал загреметь вниз. Теперь его ничто не отвлекало, разве что цепи, но они-то и являлись объектом эксперимента.

На сей раз Джеремия не просто попытался представить, что цепей на нем больше нет. Он попытался вообразить всю окружавшую его обстановку, но без цепей. Джеремия не был уверен, что находится на верном пути; он вообще ни в чем не был уверен. В сложившихся обстоятельствах это был его единственный шанс.

«Та же камера, то же здание, то же царство теней, только одно маленькое отличие — нет цепей».

Воображение услужливо нарисовало ему эту картину. Для него она была реальна. Джеремия увидел, как он опускает руки, поскольку, раз цепей нет, то зачем же держать руки в таком неудобном положении.

И тут до него дошло, что он и в самом деле опустил руки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});