Большой, маленький - Джон Кроули

Девушка, которую он видел, когда она собирала яйца, стояла у плиты все в том же блестящем халате. Ребенок почти фантастической красоты, размазывая по грязному личику слезы, сидел на полу рядом с ней. Джордж Маус сидел во главе круглого обеденного стола, его ноги в грязных ботинках занимали почти всю комнату.

— А-а-а, — протянул он. — Привет. Как спалось? — Он постучал костяшками пальцев, приглашая сесть рядом с ним. Ребенок, которого появление Оберона немного заинтересовало, снова приготовился выдать очередную порцию плача, искривив свои ангельские губки. Он тянул девушку за халат.

— Сейчас, сейчас, — мягко сказала она, — не плачь. — Она посмотрела на ребенка сверху вниз, а тот поднял на нее свои глазенки; казалось, они пришли к взаимопониманию. Ребенок перестал плакать. Она быстро помешала что-то в кастрюле длинной деревянной ложкой, раскачиваясь при этом всем телом. Оберон заворожено наблюдал за ней, когда Джордж снова заговорил.

— Это Сильви, мой мальчик. Сильви, поздоровайся с Обероном Барнейблом. Он приехал в город попытать счастья.

Она улыбнулась мимолетной, но искренней улыбкой, как будто солнце выглянуло из-за туч. Оберон с усилием поклонился.

— Будете завтракать? — спросила она.

— Конечно, будет. Садись, кузен.

Она снова повернулась к плите, достала с самодельной полочки одну из двух стоящих на ней коробочек с надписями «Соль» и «Перец», и энергично потрясла ею над кастрюлей. Оберон уселся, положив руки перед собой. Из кухни сквозь разноцветные окна был виден двор, где кто-то — но не тот странный незнакомец, которого Оберон видел раньше — с помощью пастушьего посоха выгонял коз пощипать оставшуюся скудную растительность.

— У тебя здесь много арендаторов? — спросил он своего кузена.

— Как тебе сказать… они не совсем арендаторы, — ответил Джордж.

— Он всех принимает, — вмешалась Сильви, глядя на Джорджа любящим взглядом. — Им больше некуда идти. Они вроде меня. У него доброе сердце.

Она засмеялась, засуетилась.

— Там во дворе мне встретился какой-то грязный парнишка, — начал Оберон.

Он увидел, что Сильви перестала размешивать в кастрюле и повернулась к нему.

— Очень маленького роста, — продолжал Оберон, удивляясь наступившей тишине.

— Брауни, — воскликнула Сильви. — Это был Брауни. Ты видел его?

— Думаю, да. Кто…

— Да, старый Брауни, — резко вмешался Джордж. — Он всегда живет отдельно, как рак-отшельник. Он делает много всякой работы. — Он как— то странно посмотрел на Оберона. — Я надеюсь, ты не…

— Я думаю, что он не понял меня. Он сразу ушел.

— Ах, — мягко вздохнула Сильви, — Брауни.

— Ты его тоже принял? — спросил Оберон у Джорджа.

— Хм. Кого? Брауни? — задумчиво переспросил Джордж. — Я думаю, что старый Брауни всегда жил здесь, черт его знает. Послушай, — он внезапно переменил тему разговора, — чем ты сегодня собираешься заняться? Будешь вести переговоры?

Оберон достал из внутреннего кармана визитную карточку, на ней было написано «Петти, Смилдон и Руфь, поверенные», а ниже адрес и номер телефона.

— Это поверенные моего дедушки. Я приехал узнать насчет наследства. Как мне туда добраться?

Джордж помедлил с ответом, громко и медленно прочитал адрес, как будто в нем была какая-то тайна. Тем временем Сильви, перекинув полотенце через плечо, поставила горячую, дымящуюся кастрюлю на стол.

— Вот она твоя гадость, — сказала она, громко хлопнув крышкой кастрюли. Джордж с удовольствием вдохнул запах.

— Она не любит овсяной каши, — сказал он Оберону и лукаво подмигнул.

Она отвернулась, всем своим видом показывая отвращение, легко и грациозно подняла ребенка, который сосал шариковую ручку.

— Посмотрите на это чудо! Посмотрите на его милые, толстенькие щечки! Так и хочется их съесть. — Она жадно чмокнула его в толстые грязные щеки, а он старался вырваться и его глазки искрились весельем. Она усадила его на шаткий высокий стульчик и поставила перед ним еду. Она кормила малыша, открывая вместе с ним свой рот, подбирала ложкой остатки каши с его подбородка. Наблюдая за ней, Оберон поймал себя на том, что тоже открывает рот, как бы помогая ей.

— Ну, фотомодель, — обратился Джордж к Сильви, когда она закончила кормить ребенка. — Ты собираешься есть, или как?

— Есть? — она скривилась так, будто он сделал ей неприличное предложение. — Я собираюсь лечь в постель, я собираюсь спать. — Она потянулась, зевнула, показывая свое искреннее желание отправиться в царство Морфея. При этом она лениво прикрывала рот рукой с длинными накрашенными ногтями. Ее блестящий халат слегка распахнулся и была видна ложбинка на животе и пупок. Оберон почувствовал, что ее загорелое тело было слишком мало, чтобы вместить ее всю; она олицетворяло собой изнеможение и расслабленность — все это соединялось в ней и вспыхивало, как бриллиант.

— Пчела или море? — сказал он.

КРЫЛАТЫЙ ВЕСТНИК

Оберон, не имея ни малейшего опыта, чтобы разобраться в окружающих его событиях, ехал в шумном поезде подземки и пытался разобраться, какие отношения были между Джорджем и Сильви. Он мог бы быть ее отцом, но Оберон был не настолько наивен, чтобы не видеть невозможность такого союза. Но она готовила ему завтрак. И в какую постель она легла, когда собралась спать? Он хотел… нет, он не знал точно, чего он хотел и в этот момент поезд дернулся и это смешало все его мысли. Ухватившись за холодный поручень, Оберон ждал немедленного столкновения или крушения.

Потом он заметил, что никто из пассажиров не проявляет ни малейшего волнения; с непроницаемыми лицами они читали газеты на иностранном языке или укачивали детей, или копались в своих кошельках, или безмятежно жевали жвачку, или… о боже, те, кто спали, даже не пошевельнулись. Единственное, что им всем показалось странным, так это его собственное поведение и только на него они бросили быстрые взгляды. Но ведь здесь произошло бедствие! За грязными окнами он увидел другой поезд на параллельном пути, несущийся прямо на них со свистом и железным скрежетом. Освещенные желтым светом окна другого вагона бросились на них, словно пораженные ужасом. В самый последний момент, когда столкновение казалось неизбежным, два поезда извернулись и проследовали каждый по своему пути в дюйме друг от друга с бешеной скоростью. В другом поезде Оберон мог разглядеть одетых пассажиров, которые читали газеты, копались в своих сумках и жевали жвачку. Он сел на место. Пожилой негр в дряхлой одежде стоял в середине вагона, придерживаясь за поручень и негромко приговаривал: «Не причиняйте мне зла, не причиняйте мне зла»; при этом он протягивал другую руку с грязной серой ладонью ко всем, находившимся в вагоне, а пассажиры в большинстве своем игнорировали его. Постепенно он успокоился.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});