Товарищи - Анатолий Калинин

Однако этот эпизод уже не мог поколебать положения Шевелери. Гудериан причислял его к своим ученикам. За восточный поход фюрер пожаловал генералу Шевелери дубовые ветви к железному кресту. Командуя 13-й танковой дивизией, Шевелери дошел до Терека. Фон Манштейн в особых случаях всегда прибегал к его помощи. 13-ю дивизию бросали то под Владикавказ, то под Моздок, а в средних числах декабря фон Манштейн, пригласив генерала перед своим отъездом под Сталинград, поставил перед ним новую задачу: «Вы будете, граф, прикрывать левый фланг всей нашей кавказской группировки, — и, глубоко затянувшись сигарой, пояснил: — Какая-то кучка казаков угрожает нашим коммуникациям. Я уверен, граф, что ваши танки и ваши гренадеры сумеют их образумить».

С этой задачей Шевелери и приехал в буруны. Он не сомневался, что при первом же столкновении его танков с конницей противника преимущество останется за танками. В памяти генерала еще жив был случай, когда французы бросили на Сомме две кавалерийских бригады с обнаженными палашами против его панцирной дивизии. Танки расстреляли и передавили большую часть лошадей и всадников.

Не собиралась ли и русская конница повторить маневр французов? Но в первом же бою под Ага-Батыром 13-я дивизия была жестоко потрепана казачьей конницей. У генерала были сведения, что казаки скапливаются под Кизляром. Дивизию отделяли от них по меньшей мере пять конных переходов. За это время можно было с успехом подготовиться к встрече. Но казаки внезапно атаковали дивизию на третий день. Дивизия Шевелери откатилась сразу на восемьдесят километров. И наступали казаки не в конном строю, а в пешем. За три года войны генерал привык диктовать свою волю противнику, теперь у него отнимали это преимущество. После прорыва под Ага-Батыром не только для 13-й дивизии, но и для всей кавказской группировки создалась тревожная обстановка. За ударом русских на левом фланге последовали удары справа и в центре. Пал Моздок. Начинался общий отход от Терека. Конечно, кроме местных причин, имелись для этого и причины другого порядка. Надо было оглядываться назад, на узкое горло между Доном и Волгой. Последние вести оттуда были малоутешительны. Горло сузилось, и русские, кажется, действительно держали Сталинград крепкой хваткой. И трудно было сказать, сумеет ли Манштейн пробиться из района Котельниково на помощь к Паулюсу. От Манштейна можно многого ожидать, но Шевелери все больше проникался убеждением, что времена переменились. Новые факторы стали влиять на военную обстановку. Из главной квартиры только что получен приказ: отступая в общем направлении на северо-запад, выводить главные силы из-под удара. Очевидно, в ставке фюрера тоже с беспокойством взирали на горло между Сталинградом и Ростовом. Но как можно выйти из-под удара, если противник дышит прямо в спину, все время навязывая бой и не давая дивизии оторваться? Минувшей ночью у генерала созрел план. Если продумать все детали, можно получить некоторый реванш за Ага-Батыр. Во всяком случае, дивизия сможет оторваться от казаков по меньшей мере на одни сутки. Но предварительно нужно было посоветоваться с командирами полков. С некоторых пор, принимая решения, приходилось быть вдвойне осторожным. Генерал не мог брать всю ответственность только на свои плечи. В случае неуспеха всегда найдутся скептики, вроде этого самоуверенного фон Хаке. Генерал пригласил командиров полков для того, чтобы уточнить с ними обстановку и познакомить их со своим планом.

— Это в случае удачи, а в случае неудачи? — осторожно спросил Польстер.

— Мы остаемся в прежнем положении, — холодно сказал Шевелери. Он ревниво относился к своему плану.

— Будем надеяться, что на этот раз противник не окажется дальновиднее нас, — вставил фон Хаке. Это был явный намек на ага-батырское поражение. Генерал молча пожал плечами. В конце концов, он ничего другого от этого Хаке не ожидал.

— У меня осталась третья часть полка. Тридцать машин и двести людей, — сказал Рачек.

— Но, как я понимаю, для выполнения этого плана мы должны пожертвовать жизнью одного из наших офицеров? — спросил командир 13-го артполка подполковник Кюн.

— Щекотливую часть мы поручим этому… — генерал пощелкал пальцами.

— Харченко? — подсказал Кюн.

— Да. — Генерал Шевелери помолчал и добавил: — Предупреждаю, господа: мобилизовать все, до последней машины. К утру дивизия должна быть за сто километров отсюда.

Вошел адъютант. Изогнувшись, шепотом что-то сказал в мясистое ухо генерала.

— Да, да! — генерал сделал рукой жест. — Прошу со мной пообедать, господа.

— Мой полк ведет бой, — вставая, сказал фон Хаке. Повставали и остальные командиры полков.

— Ну что ж, в другое время я бы вместе с вами, господа, раскупорил бутылочку шатонеф дю пап… — И уже потянувшихся к двери командиров полков он остановил жестом — Еще раз напоминаю: перед отходом все жечь. Жечь, жечь! — повторил он.

После обеда генерал склонился над газетами. Французское вино действовало успокаивающе. Надо было посмотреть, что пишет фюрер в своем новогоднем послании солдатам. Генерал читал, оттопырив мизинец руки и подушечкой ладони отстукивая по столу.

«… Солдаты! Когда я в прошлый раз обратился к вам с новогодним приказом на Востоке, над нашим фронтом простиралась зима, подобная природному бедствию. Вы сами, солдаты, знаете, что вам пришлось тогда пережить и перенести на Восточном фронте. Бессонными ночами, в непрестанных заботах о вас, неслись к вам мои мысли. Вам удалось отклонить от себя уготованный нам разгром Наполеона».

— …Уготованный… уготованный, — повторил Шевелери, отстукивая ладонью слова. Он расстегнул воротник. Строчки рябили в глазах.

«…1943 год будет, возможно, тяжелым годом, но, наверное, не тяжелее прошедших годов. Раз господь бог дал нам силу перенести зиму 1941/42 г., то мы, несомненно, перенесем и эту зиму, и весь наступающий год… Мы верим, что смеем молить господа бога в наступающем году послать нам свое благословение, как и в предыдущие годы».

«Фюрер становится набожным», — откладывая газету, подумал Шевелери. Из степи ползли в окна сумерки. За селением лежал беспредельный белый простор. Толкался в окна гул орудийных залпов.

20

Чакан с Зеленковым в сторожевом охранении объезжали ночью эскадрон. Казаки спали на машинах, на бричках, на земле, прижавшись друг к другу спинами. У коновязей пофыркивали лошади. Свет луны разливом затопил степь, но западнее в голубом небе трепетали ракеты.

— Если бы весь этот свет собрать, можно было Дон осветить, — сказал Зеленков.

— Чуешь, Куприян, едет кто-то, — прислушиваясь, спросил Чакан.

Издалека принесло осторожный звук. Приглушенно заржала лошадь.

— Свой или?..

— Немец по ночам не станет шляться, — уверенно ответил Зеленков.

Уже совсем явственно стал слышен стук копыт.

— Подождем.

Чакан на всякий случай снял с плеча карабин.

В десяти саженях от них, из-за скирды, вынырнул верховой. Ехал он нерешительно, то останавливая, то снова пуская вперед лошадь.

— Должно быть, загулял с прачками и обозе, а теперь дорогу ищет, — предположил Зеленков.

— Стой! — клацнув затвором карабина, крикнул Чакан.

Верховой остановился, но потом снова тронул коня вперед. Лунный свет упал ему на плечо. Вспыхнул серебряный погон.

— Хенде хох! — по-немецки крикнул Чакан.

Но верховой вдруг круто бросил коня в сторону от дороги.

— Хальт! — по-немецки приказал Чакан.

Тишину ночи расколол выстрел. Чакану показалось, что всадник покачнулся в седле, но тут же мгла поглотила его силуэт. В отдалении замирал конский топот.

— Промашку ты дал, — с укоризной заметил Зеленков.

— Не-ет! Сдается, как что-то упало на землю, — ответил Чакан.

Еще немного проехав, он слез с лошади, стал обшаривать руками землю.

— Кровь. Или упал с седла, или его конь унес!

— Здесь! — отъехав в сторону, крикнул Зеленков. Его конь, всхрапнув, остановился перед распростертым на земле темным телом.

Чакан наклонился над ним:

— А ты говорил — ушел.

— Дышит?

— Какой там! С первого выстрела его. — Чакан перевернул труп вверх лицом. — Одежда на нем немецкая, а борода и усы подлиннейше моих будут. — Чакан тронул себя за ус.

— Обыщи его.

Обыскивая убитого, Чакан подумал, как он завтра будет рассказывать в эскадроне, что с первого же выстрела уложил немецкого полковника. «Нет, в конце концов, — заключил Чакан, — могут не поверить. Должно быть, это подполковник. Тоже не мелкая птица».

— Нашел. Вот его офицерская книжка, а в сумке, кажется, тоже что-то есть.

Луговой, с вечера ездивший в штаб дивизии, вернулся на КП полка уже за полночь. Его ждал взволнованный Синцов.

— Захвачен немецкий приказ.

— Какой приказ?