Любовь императора: Франц Иосиф - Этон Цезарь Корти

8 июня, после переноса коронационных регалий из церкви, где проходила коронация, в парламент и дворец, там начинается торжественный приём, который так неподражаемо описал Кальман Миксат[68]:

«Она сидит в тронном зале королевского дворца в своём чёрном венгерском одеянии, отделанном кружевами. Всё, всё в ней мрачно. С тёмных волос спускается чёрная вуаль. Чёрные шпильки в волосах, чёрный жемчуг — всё чёрное, только лицо белое как мрамор и невыразимо печальное. Просто Матёр долороса[69]. Это ещё то же самое, прежнее лицо, знакомое нам по прекрасным картинам: открытые, благородные черты с коротко подстриженными спереди волосами, которые, подобно шёлковой бахроме, овевают её лоб, а поверх неё пышная замысловатая причёска, которая лучше любой короны. Она всё ещё та же, однако горе оставило на этом лице свои следы. Это всё ещё то же самое лицо, но словно окутанное туманом. Ресницы скрывают её живые милые глаза. Она сидит неподвижно и бесстрастно, словно не видит и не слышит ничего вокруг себя. Только душа её, похоже, где-то далеко-далеко. Ни одно движение, ни один взгляд не выдаёт её интереса. Она подобна беломраморной статуе. Здесь начинает говорит председатель парламента Шильяи. Говорит он медленно, обдуманно, полный почтительности перед троном. Король прислушивается. Какое-то произнесённое слово, какая-то высказанная мысль вызывают его интерес, и вот уже его взгляд прикован к губам выдающегося оратора венгерского народа. Лицо Елизаветы остаётся по-прежнему непроницаемым. Оно бледно и неподвижно. Здесь оратор называет и имя королевы. Она хранит бесстрастность, но тут гремит здравица, какой ещё никогда не слышали эти стены. Словно все сердца исторгают водопад чувств. В этой здравице слышатся возвышенные звуки, которые невозможно ни описать, ни объяснить. В ней и молитва, и перезвон колоколов, и шум моря, и нежность, и чувство, а может быть, и аромат цветов. И тут недвижимая прежде царственная голова приходит в движение. Она едва заметно кивает в знак благодарности. В этом жесте заключена удивительная прелесть. Здравица звучит ещё громче и не думает смолкать. Кажется, будто сотрясаются своды дворца.

Оратору приходится сделать паузу, королева наклоняет голову. Её белоснежное лицо начинает розоветь. Пройдя все оттенки розового, оно становится красным... Какое чудесное превращение! Рядом с королём сидит королева, снова полная жизни. Её глаза широко открываются, в них появляется прежний блеск. Они, умевшие некогда так обворожительно улыбаться, что давали утешение опечаленной стране, наполняются слезами. Возникает душевный контакт. Счастливая страна сумела утешить королеву, но это продолжается какое-то мгновение. Благородная женщина подносит к глазам кружевной платочек и осушает слёзы, а оратор продолжает прерванную речь. С лица королевы медленно исчезает румянец жизни, и вскоре возле короля снова сидит одетая в траур женщина, Матёр долороса».

Елизавета тоже прониклась святостью этих мгновений. Однако её нервы не в силах и дальше выносить эти торжества, и она сразу же уединяется на вилле в Лайнце. На протяжении нескольких недель никто не имеет о ней никаких сведений.

Елизавета занимается новой редакцией своего завещания. В изъявлении своей последней воли до смерти кронпринца она первоначально собиралась оставить всё своё состояние Валерии. Теперь императрица делит его на пять частей, предназначая по две части обеим дочерям Гизеле и Валерии, а одну — своей внучке Елизавете, дочери покойного кронпринца. Не забыты императрицей и преданные ей люди: они получают пенсии и часть драгоценностей. Выясняется, что больше всего из приближённых дам Елизавета ценит Иду Ференци. Ей обещана пенсия в четыре тысячи гульденов и в знак особого расположения — золотое сердце с драгоценными камнями цветов венгерского национального флага, в то время как Марии Фестетич — пенсия в три тысячи гульденов и браслет. Не обойдена вниманием и Катарина Шратт, которая получает большой золотой талер Георга в виде броши, а из иностранных царствующих особ лишь жена императора Фридриха удостаивается в завещании серебряной подковы с золотым святым Георгием. Распоряжается Елизавета и самой большой своей тайной, своими рукописями. В особой шкатулке хранятся стихи, которые Елизавета однажды пожелала опубликовать. Иде Ференци поручено передать их герцогу Карлу Теодору. Ей также предписано сразу после смерти императрицы распечатать чёрный портфель с рукописями и распоряжениями.

Всё по настоятельному указанию Елизаветы опечатывается печатью с выгравированной морской чайкой. Отдав эти распоряжения, Елизавета вскоре уезжает в Ишль, где опять уединяется, продолжая питаться пищей, которая состоит теперь исключительно из молока и яиц. Вес императрицы составляет всего сорок шесть килограммов, что для женщины ростом сто семьдесят два сантиметра довольно мало. Тем не менее постоянно опасаясь потолстеть, Елизавета часто принимает паровые ванны, и сразу после них погружается в холодную ванну, в которой температура воды не превышает семи градусов. Это, естественно, увеличивает нервозность Елизаветы и развивает у неё малокровие. С ними снова ведётся борьба всеми возможными способами и средствами. Получается заколдованный круг...

24 сентября на свет появляется новая маленькая внучка, «чудная малютка Хедвиг с большими глазами». Семейство Валерии неуклонно пополняется, и Елизавета думает над тем, чтобы обеспечить её будущее. Ида Ференци уже давно уговаривает Елизавету собрать своё личное состояние, которое сделает её независимой. Елизавета последовала этим советам и со временем собрала наличный капитал, который в октябре 1896 года имел номинальную стоимость 3 873 519 гульденов и курсовую стоимость 4 483 991 гульден.

С появлением признаков надвигающихся холодов Елизавета начинает испытывать беспокойство и едва может дождаться того дня, когда отправится в привычное «зимнее» путешествие. На этот раз в первых числах декабря она отправляется в Биарриц. Образ жизни, какой она там ведёт, не слишком разумен. Она не желает есть мясо и в качестве замены велит добавлять в суп кровянистый сок, выжатый из полусырого бифштекса. Читает она теперь мало. Приковал её внимание лишь роман «Долой оружие» Берти фон Зуттнер, присланный автором, потому что ей близка развиваемая там тенденция. С утра до вечера она проводит время на берегу. Погода чаще всего ненастная.

Франц Иосиф, получающий отовсюду самые дурные вести о жене, посылает, наконец, в Биарриц своего лейб-медика доктора Керцля, поручив ему посмотреть, всё ли в порядке. Приехав, тот узнает об образе жизни императрицы, о карлсбадском лечении, которое ей никто не назначал, о необычном питании, о постоянном взвешивании и приходит в ужас. Он немедленно отменяет карлсбадские воды, ибо вообще не понимает, для чего императрица их пьёт, и настоятельно советует ей больше есть и выпивать за едой немного вина. В ответ на его доклад монарху и просьбу повлиять на Елизавету, чтобы она прислушивалась к врачебным рекомендациям, Франц Иосиф увещевает жену: «Я надеялся, что эта ненастная, штормовая погода быстро вынудит тебя покинуть Биарриц и направиться на мыс Мартина, а теперь у тебя такое настроение мировой скорби, которое ещё больше усугубляется рёвом моря и завыванием бури... Боюсь, ты не будешь следовать советам Керцля и будешь продолжать разрушать своё здоровье, пока не станет слишком поздно и помочь окажется невозможно. К сожалению, мне не остаётся ничего другого, как только просить тебя хотя бы из сострадания ко мне и к Валерии как следует беречь себя, жить по предписаниям Керцля и прежде всего как следует есть...»

Однако лейб-медик нагнал-таки на императрицу страха. Какое-то время она следует советам доктора и не слишком усердствует во время прогулок. У неё сразу же поднимается настроение, как свидетельствует сопровождающая её придворная дама баронесса Мария Сеньеи. Только идея фикс относительно излишнего веса продолжает одолевать императрицу. Елизавета взвешивается по три раза на день. Это раздражает доктора Керцля: «Хоть бы не было этих проклятых весов! Чёрт бы побрал того, кто посоветовал Её величеству регулярно взвешиваться!»

Хорошее настроение императрицы оказывается временным делом. Вскоре к ней возвращается меланхолия, и письма Елизаветы к императору подтверждают это. «Тебе не следует поддаваться печальному настроению, — пишет Франц Иосиф жене, — и так отгораживаться от других людей, потому что вырваться из этого одиночества тебе будет всё труднее. Разумеется, грек и баронесса Сеньеи — приятная компания».

После Биаррица с его штормами Елизавета радуется Ривьере, куда она прибыла 19 января 1897 года, и готова встретиться с императором. «Не мог бы ты приехать сюда недели на четыре, — пишет она ему, — поскольку это благотворно сказалось бы на моём здоровье и настроении. Как долго отсутствуют прочие влиятельные лица... Надеюсь, подруга получила мою новогоднюю телеграмму без указания номера дома? Пожалуйста, сообщи мне её адрес на улице Нибелунгенгассе, Глориеттгассе и виллы «Феличита». Я поставлю на этот номер в казино».