Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими - Линор Горалик

ГОРАЛИК Вас никто не трогал?

СВАРОВСКИЙ Нет-нет-нет. Я же местный был. А потом я там увидел настоящих хиппи. А потом как-то я узнал у ребят из параллельного класса (это уже классе в седьмом, наверное, было), что эти хиппи где-то в конкретном месте собираются. И я пошел туда в этих своих бутафорских прикидах. Это мне было тринадцать-четырнадцать лет. А когда мне было пятнадцать лет, я даже поехал по-настоящему, как взрослый, с хипами на Гаую, на Рижское взморье, где была огромная хипповская колония. Поехал без денег. Бедные родители, как они это все стерпели. Вот. Но я довольно быстро разочаровался в хиппи.

ГОРАЛИК Почему?

СВАРОВСКИЙ Ну потому что это все-таки убожество очень сильное. Когда тебе четырнадцать, это кажется забавным, а уже в шестнадцать не кажется забавным. Поэтому я со всем этим завязал. Оставил себе косичку. Я оставил себе тонкую косичку и стал общаться с какой-то богемной молодежью.

ГОРАЛИК А как вы ушли из дома?

СВАРОВСКИЙ А просто я повстречал даму некую. Я был очень глупый и решительный молодой человек. Мне было шестнадцать, это все выглядело смешно совершенно. И я ушел к ней жить.

ГОРАЛИК Герой.

СВАРОВСКИЙ Да нет, безмозглое существо. Но в итоге мне все это не понравилось. Через год я вернулся к родителям.

ГОРАЛИК Что было у вас в голове в этом возрасте? Что интересно было?

СВАРОВСКИЙ Литература. Ну, конечно, я хотел быть рок-звездой, понятное дело. Но, честно говоря, рок-культура по большому счету меня немножко отталкивала вот этой своей некоей тупизной и театральностью. Поэтому, конечно, меня по-настоящему влекла литература. Где-то лет с шестнадцати я понял, что нужно работать. Работать – в смысле не деньги зарабатывать, а что если мне действительно это нужно, то надо делать что-то постоянно и относиться к этому серьезно. Когда я так решил – все, я как безумный стал строчить. Какие-то невероятные тома понаписал.

ГОРАЛИК Какой виделась цель? Стать великим русским писателем? Великим русским поэтом?

СВАРОВСКИЙ Ну наверное, хотелось… Ну нет, нет.

ГОРАЛИК А как?

СВАРОВСКИЙ Хотелось, чтобы было что-то новое. В основе моих исканий на тот момент, при ограниченной эрудиции, наверное, наибольшее значение имели Маяковский и Бродский. Такое смешное сочетание. Конечно, я не знал никакой Лианозовской школы, ОБЭРИУ толком не знал. Но искал какой-то свой стиль. И, в общем, должен сказать, что, глядя сейчас издали, мне кажется, я его даже нашел. С чем сравнить? Ну, из русских авторов похожих найти сложно. Да, я забыл сказать, что для меня большое значение имели, конечно же, американские авторы. Мне кажется, что это в чем-то, может быть, было похоже на битников, на Чарльза Симика. То есть мне очень хотелось, чтобы то, что я делаю, было бы чем-то глобальным, вписанным в мировую культуру. Вся эта зацикленность, вполне естественная для той поры, на русской литературе, на мысли о том, что у нее свой путь – мне это все претило ужасно, как, собственно, и теперь претит. Ну, естественно, в том, что я писал, было очень много эпатажа.

ГОРАЛИК Какого рода? Литературного или чисто социального?

СВАРОВСКИЙ Да нет, ну какой-то физиологии, цинизма, всяких вещей, которые на самом деле драматургически, стилистически не были оправданны.

ГОРАЛИК Для кого вы писали? Кто это все читал?

СВАРОВСКИЙ У меня была определенная среда. Во-первых, среди всяких неформалов были люди одаренные, какие-то сборники там выпускали и прочее, несколько человек. К сожалению, все эти люди не состоялись настолько, чтобы мы знали их имена. Часть из них занимается каким-то бомбизмом-терроризмом, ну левые в основном. Кто-то просто не знаю чем занимается, кто-то практически не занимается литературой, как Паша Хихус, например. Паша вообще-то был поэт, а теперь, как мы знаем, он комиксами занимается. Еще была сугубо литературная среда. Я ходил на какие-то семинары даже, помню.

ГОРАЛИК Это вам сколько лет было?

СВАРОВСКИЙ Шестнадцать-семнадцать лет. Это мне, честно говоря, не очень все нравилось. Все эти семинары. Еще у меня была замечательная учительница литературы. Не в школе, а наемная. Я не знаю, зачем это родители сделали, но они мне наняли учительницу литературы, видимо, понимая, что школа у меня совсем убогая, хотя в моем классе учительница литературы, кстати, была хорошая. Но они мне наняли учительницу такую суперизвестную, бывшую жену Анатолия Якобсона. Она у Дмитрия Быкова была учительницей, кстати. Она уже тогда не преподавала в школе, потому что у нее был больной позвоночник. Слава Богу, до сих пор жива. Она просто очаровательная, очаровательная женщина, очень умная. Думаю, она оказала на меня большое влияние. Тогда я этого не понимал, но теперь понимаю, как важно было для меня с ней заниматься. Мы просто с ней общались, что-то обсуждали. Она меня познакомила со своим сыном-поэтом. Она меня познакомила с прибалтийской поэзией, о которой я ничего не знал, познакомила с литературоведением в каких-то минимальных объемах, доступных подростку.

ГОРАЛИК Вы же в это время, наверное, думали, куда поступать, что делать?

СВАРОВСКИЙ Нет, я никогда об этом не думал. Мне, честно говоря, было абсолютно все равно, что я буду делать в будущем. Я похож на современную молодежь, видимо, в этом смысле. Мне на все было наплевать, кроме литературы. Но не в Литинститут же было идти.

ГОРАЛИК Они твердо знают, что они будут делать: они получат Нобелевскую премию и будут на нее жить.

СВАРОВСКИЙ А, ну в этом смысле, может быть, да. Про Нобелевскую премию я не думал, но я два года честно отходил на подготовительные курсы философского факультета МГУ, что было тоже немаловажно. Потому что мне папа сказал: «Раз ты такой умный, вот и иди на философский».

ГОРАЛИК Это в какие годы?

СВАРОВСКИЙ Сейчас скажу. Тринадцать-четырнадцать-пятнадцать лет. Три года я отходил, ну там неполных три. Там была у меня компания какая-то сионистская.

ГОРАЛИК Вы там младшенький, получается, были?

СВАРОВСКИЙ Да, я был младший в группе. Но там как-то мне не чинили препятствий. И там было очень интересно, потому что оказалось, что по крайней мере часть преподавателей совершенно не твердолобые люди и действительно знают, что говорят. 84–86 годы. Я с удовольствием ходил туда сам, без принуждения. Мне было интересно. Я там какие-то конспекты писал и прочее. И вообще, прямо скажем, наверное, больше всего полезных знаний я там и получил. Плюс я там увидел первый раз в жизни действительно нормальных, образованных людей, уверенных в том, что они говорят. То есть эти люди действительно были специалистами в какой-то области. Не как в школе, короче говоря. И еще, как я сказал, у меня была сионистическая компания очень смешная там.

СВАРОВСКИЙ Да, они были такие молодые сионисты, собирались ехать в Израиль.

ГОРАЛИК Из тех, кто учил иврит, или не настолько?

СВАРОВСКИЙ Кто-то учил, кто-то нет. Они очень были смешные. Один там был действительно всерьез настроенный юноша – учил иврит и довольно много знал. Остальные – так себе. Мы встречались у синагоги. Еще там был мальчик, который подошел, помню, к нашему такому сионистскому лидеру и говорит: «Антон, – а это все прямо у синагоги происходит, – а евреи детей крестят?» А тот задумался и в ответ говорит: «Ну, вообще да, но только после этого они евреями не считаются». Ну, конечно, они все разъехались.

ГОРАЛИК Вы собирались поступать на философский?

СВАРОВСКИЙ Да, но для этого надо было вступить в комсомол. И меня родители переломили. Они сказали: давай иди и вступай. Это было совершенно несложно на первый взгляд, потому что секретарь комсомольской организации был мой самый главный кореш в школе, человек абсолютно разбитной, который в свободное от школы время ходил весь в цепях, заклепках и шипах. И я понимал, что приду – максимум три минуты, хоп-хоп, все подпишут бумажки, и все. Но проблема оказалась в том, что поскольку я в этот момент уже прослыл антисоветчиком, фашистом и пацифистом одновременно, то на собрание явилась Яна Яковлевна Маргулис, комиссар наш, то есть завуч по внеклассной работе, тот человек, который в школе за идеологией следит. И она сказала: а какой тут комсомол? Вы что? Сваровский-то кто у нас? Цвет-то у него коричневый вообще-то, мы же все знаем про это. Я говорю: да идите вы в жопу с вашим комсомолом, и ушел. Поэтому в комсомол я не вступил. Честно пытался, но не взяли.

ГОРАЛИК Мне кажется, вы единственный человек, который попытался – и не взяли.

СВАРОВСКИЙ Нет, ну я просто как бы и не готовился и серьезно не относился к этому. Секретарем был мой друг, а его замом была его девушка. То есть там было все схвачено. И если бы эта Яна не пришла, вопрос был бы решенным. И вот такая пакость вышла. Поэтому мне стало понятно, что философии никакой не предвидится. Я родителей успокаивал: какой комсомол уже, посмотрите, что происходит, ну подождите два года, ну хорошо, чуть позже поступлю, все равно уже конец всему. СССР развалится скоро. Но они мне не верили. Расстраивались.