Кристальный грот - Мэри Стюарт

Я непроизвольно напрягся, как будто собираясь отдернуть руку, потом опомнился и ласково провел ладонью по ее щеке. Широко открытые васильковые глаза были невинны, как само небо. Когда она наклонилась ко мне, ворот ее одеяния мешковато оттопырился, и моему взгляду открылась ее грудь. Кожа была гладкой и шелковистой, взволнованное дыхание касалось моей щеки.

Я постарался отнять руку поосторожнее и отодвинулся.

— С этим я ничего не могу поделать.

Наверное, прозвучало это грубовато. Она опустила глаза и скромно стояла, сложив руки. Ресницы ее были короткими, густыми и того же золотистого цвета, что волосы. В уголке рта притаилась крошечная родинка.

Я посоветовал:

— Если к утру не станет легче, то лучше будет его вырвать.

— Мне уже лучше, милорд. Зуб перестал болеть, как только ты к нему прикоснулся. — Голос ее был исполнен удивления, и рука придвинулась к тому месту, где только что лежала моя ладонь. Движение это походило на ласку, и кровь толчками заструилась по моим жилам. Неожиданно она вновь потянулась к моей руке и быстро, застенчиво наклонившись, прижалась губами к ладони.

Затем дверь рядом со мной распахнулась, и я оказался на безлюдной улице.

4

Из рассказанного мне гонцом следовало, что Амброзий был прав в своем решении покончить с Вортигерном, прежде чем обратиться против саксов. Взятие Доварда и та жестокость, с которой это было проделано, произвели должное впечатление. Те из вторгшихся саксов, кто отважился далее прочих проникнуть вглубь страны, начали отходить на север, к диким спорным территориям, где всегда можно найти плацдарм для вторжения. Они задержались к северу от Хумбера, чтобы укрепиться там, где возможно, и ждать прихода Амброзия. Поначалу Хенгист считал, что под рукой Амброзия войск немногим больше, чем высадившаяся с ним бретонская армия вторжения — и совершенно не представлял себе природу этого смертоносного орудия войны. Он полагал (как о том доносили), что лишь очень немногие островные британцы приняли сторону Амброзия; в любом случае, саксы побеждали британцев, их маленькие племенные армии так часто, что стали презирать их, как легкую добычу. Но теперь, когда к вождю саксов стали стекаться сведения о многих тысячах бойцов, слетавшихся под знамена с Красным Драконом, и о его успехе под Довардом, он принял решение не оставаться далее в укреплениях к северу от Хумбера, но вновь быстрым маршем двинуться на юг, чтобы встретить британцев на поле по своему выбору, где он мог бы застать Амброзия врасплох и уничтожить его армию.

И снова Амброзий двигался со скоростью Цезаря. Это было необходимо, ибо там, где саксы отступали, они оставляли землю полностью опустошенной.

Конец наступил во вторую неделю мая, столь жарко напоенную солнечным светом, что казалось, она выпала из июня, и завершилась ливнем, доставшимся в наследство от апреля — целая неделя была как бы взята взаймы, и для саксов она оказалась долгом, который предъявила им к оплате судьба. Хенгист был застигнут Амброзием в самом разгаре своих приготовлений у Мэсбели, неподалеку от Крепости Конана, или Каэрконана, что зовут иногда еще Конисбургом. Место там гористое, и крепость стоит на вершине хребта, а поблизости пролегает глубокое ущелье. Здесь саксы пытались подготовить засаду войскам Амброзия, но разведчики Амброзия проведали об этом от британца, на которого наткнулись в пещере у вершины горы, где тот скрывался, спасая своих женщин и двух маленьких детей от топоров северян. И Амброзий, будучи предупрежден, ускорил марш своих войск и захватил Хенгиста до того, как засада была полностью готова, принудив его тем самым к открытой битве.

Попытка Хенгиста устроить засаду отвратила от него счастье; у Амброзия там, где он остановился и развернул свою армию, было преимущество в позиции. Его ударные силы, бретонцы, галлы и островные британцы с юга и юго-запада, расположились в ожидании на пологом склоне горы с ровным полем впереди, на котором они могли атаковать врага беспрепятственно. Вперемежку с этими войсками стояли другие британские отряды, присоединившиеся к нему со своими вождями. Позади основных сил войска склон горы, заросший местами колючим кустарником и усыпанный желтыми цветами дрока, полого поднимался к вершине длинного хребта извивами невысоких скалистых вершин уходящего к западу, и густо поросшего дубом на востоке.

Привычные к горам валлийцы были расставлены в основном на флангах — те, кто был из Северного Уэльса, в дубовых зарослях, из Южного — на гористых склонах на западе; между ними находились боевые порядки армии Амброзия. Легковооруженные, подвижные и горящие местью отряды валлийцев должны были находиться в состоянии готовности, пока не понадобятся подкрепления; они были призваны нанести быстрые сокрушительные удары, направленные во время битвы в самые слабые точки обороны противника. Кроме того, они могли успешно преследовать и уничтожать саксов Хенгиста, попытайся те оторваться от преследования и бежать с поля боя.

Пойманные в свою собственную ловушку саксы, оказавшись лицом к лицу с этими многочисленными, будто принесенными ветром врагами и прижатые к скалам Каэрконана и узкому ущелью, где собирались устроить засаду, дрались как демоны. Но преимущество было не на их стороне: они начали бояться — бояться славы Амброзия, его недавней ужасной победы под Довардом, и более всего этого — как мне сказали — моего пророчества Вортигерну, весть о котором распространилась быстрее, чем пламя поглотило башню Доварда. И, разумеется, знамения эти вдохновляли воинов Амброзия. Враги сошлись в битве незадолго до полудня, а к закату солнца все уже было кончено.

Я видел все от начала до конца. Это было первое из виденных мной великих сражений и, не стыжусь признаться, почти последнее.

Битвы, в которых сражался я, велись не копьями и мечами. Если уж на то пошло, я приложил руку к победе у Каэрконана, еще не прибыв на поле битвы; прибыв же, обнаружил, что играю ту самую роль, которую однажды в насмешку предложил мне Утер.

Мы доехали с Кадалем до Каэрлеона, где обнаружили стоявший гарнизоном в крепости небольшой отряд из войска Амброзия, и еще один отряд, направлявшийся для обследования и восстановления крепости в Маридунуме. А также для того, чтобы, как доверительно сообщил мне командир этого отряда, обеспечить безопасность находящейся там христианской обители — «всей обители», подчеркнул он и чуть подмигнул мне, «ибо таково благочестие нашего командира». Кроме того, ему было указано отправить часть своих людей со мной, чтобы сопроводить меня к Амброзию. Отец даже предусмотрительно прислал мне кое-что из моей одежды. Я отправил Кадаля назад, к великому неудовольствию последнего, чтобы он навел хоть какой-то порядок в пещере Галапаса и дожидался меня там, а сам с сопровождением отправился на северо-восток.

Мы догнали армию почти у самого Каэрконана. Войска уже расположились для битвы, о встрече с командующим и думать не приходилось, поэтому мы отъехали, как нам было указано, к горке, что на запад от войска, где воины из племен Южного Уэльса с недоверием поглядывали друг на друга поверх мечей, обнаженных против стоявших ниже по склону саксов. Люди из сопровождавшего меня отряда посматривали на меня почти так же: они не нарушали моего молчания во время поездки и было ясно, что относятся они ко мне с определенным почтением, и не только как к сыну Амброзия, но и как к «пророку Вортигерна» — это прозвание уже пристало ко мне и понадобилось несколько лет, чтобы меня перестали так называть.

Когда я вместе с ними представился отвечавшему за этот фланг офицеру и попросил его определить мне место среди войск, тот пришел в ужас и совершенно серьезно принялся умолять меня не принимать участия в сражении, а найти какое-нибудь место, где его люди могли бы видеть меня и знать, как он выразился, «что пророк здесь, с ними». В конце концов я поступил так, как он просил, и удалился на вершину небольшой скалы, где, закутавшись поплотнее в плащ, приготовился наблюдать за полем битвы, расстилавшимся передо мной подобно ожившей карте.

Сам Амброзий находился в центре; мне виден был белый жеребец с сиявшим над ним Красным Драконом. Правее мерцал синий плащ Утера — его конь легким галопом мчался вдоль строя. Командира левого фланга я узнал не сразу: серый конь, большая, плотная фигура всадника, направлявшего коня неторопливым шагом, штандарт с каким-то белым символом, который я поначалу не рассмотрел. Потом я разобрал. Вепрь. Корнуэльский Вепрь. Командиром левого фланга войск Амброзия был не кто иной, как седобородый Горлойс, повелитель Тинтагела.

О боевых порядках саксов нельзя сказать ничего определенного. С ранних лет я слышал о ярости этих огромных белокурых гигантов, все дети Британии росли на рассказах о том, сколь они ужасны. Говорили, что в бою они становятся безумны и могут, ничуть не теряя силы и ярости, продолжать бой, даже истекая кровью из доброй дюжины ран. Однако, хотя силы и жестокости им было не занимать, дисциплины им не хватало. Кажется, в этом молва не ошибалась. Я не мог обнаружить никакого порядка в громадной, непрерывно колыхавшейся в блеске металла и колебании конских грив волне, она была подобна водам потопа, который только и ждет, чтобы в плотине появилась хоть малейшая трещина.