Кристальный грот - Мэри Стюарт

Даже на таком расстоянии я мог различить Хенгиста и его брата, гигантов с длинными, свисавшими на грудь усами и длинными волосами, вившимися по ветру, когда они пришпоривали вдоль передовой линии саксонского войска своих лохматых, ладно скроенных маленьких лошадок. Они кричали, и отраженные эхом крики их были слышны вполне отчетливо: обращенные к богам молитвы, клятвы, увещевания, приказы нарастали и слились в одну яростную мелодию, когда с последним диким воплем — «Бей, бей, бей!» — взметнулись над головами, сверкая на майском солнце, боевые топоры, и вся толпа ринулась вперед, к построенному в боевые порядки войску Амброзия.

Две армии столкнулись с грохотом, от которого, крича, взмыли с Каэрконана стаи галок, и, казалось, раскололся сам воздух. Даже с моего наблюдательного пункта невозможно было разобрать, как складывается битва — вернее, как обстоят дела в нескольких очагах, на которые распалось сражение. То кажется, что вооруженным топорами саксам в крылатых шлемах удалось врубиться в ряды армии британцев; то видишь, что островок саксов отрезан от своих целым морем бриттов, и затем, захлестнутый волнами этого моря, исчезает. Размещенное в центре ядро армии Амброзия приняло на себя главный удар, затем конница Утера быстрым обходным движением вышла во фланг саксов и обрушилась на них с востока.

Корнуэльцы под командой Горлойса сначала было отступили, но как только передовая линия саксов стала распадаться, они тут же ринулись вперед, нанесли сокрушительный удар слева и глубоко вклинились в ряды противника. После этого на поле битвы воцарился хаос. Сражение распалось на множество поединков между маленькими группами, иногда даже между отдельными воинами. На вершину, где я сидел, закутавшись в плащ и наблюдая за ходом сражения, долетали шум, лязг и крики, казалось даже, что ветерок доносит сюда смесь запахов пота и крови. Внизу, у подножия скалы, нетерпеливо двигались и переговаривались валлийцы, затем они восторженно завопили — это отряд саксов прорвался сквозь ряды британцев и галопом помчался в нашем направлении. Через мгновение на возвышенности не осталось, не считая меня, никого, и лишь шум сражения стал раздаваться ближе, у подножия холма; он звучал подобно реву и грохоту волн прилива. У моего локтя на ветку колючего кустарника села малиновка и начала свою песню. Звуки ее, звонкие, мелодичные и беззаботные, смешивались с шумом сражения. И по сей день, когда бы я ни думал о битве при Каэрконане, мне вспоминается пение малиновки и карканье воронов. Ибо они уже кружили высоко над нашими головами: говорят, звон мечей они слышат за десять миль.

К закату все было кончено. Элдол, герцог Глостерский, сбил Хенгиста с коня под самыми стенами Каэрконана, куда тот пытался скрыться, а остатки саксов бросились бежать; некоторым удалось спастись, но многие были убиты вечером и ночью в горах и на узкой гряде у подножия Каэрконана. Когда начали сгущаться сумерки, у ворот крепости зажгли факелы, сами ворота распахнули и, пройдя шагом по мосту, белый скакун Амброзия вошел за крепостные стены, оставляя поле битвы воронам, священникам и похоронным командам.

Я не стал искать встречи с отцом сразу после битвы. Пусть похоронит своих убитых и наведет порядок в крепости. Для меня хватало работы внизу, среди раненых, и, кроме того, теперь можно было не спешить передавать ему послание моей матушки. Когда, озаренный светом майского солнца, я сидел между звоном малиновки и шумом битвы, я почувствовал, что ей снова стало хуже и она уже умерла.

5

Я медленно прокладывал дорогу вниз по склону между кустами дрока и терновника. Отряды валлийцев давно исчезли, и раздававшиеся время от времени вопли и боевые кличи указывали, где их маленькие группы все еще вылавливают беглецов в горах и в лесу.

Внизу же, на равнине, битва уже завершилась. Раненых переносили в Каэрконан. Везде маячили факелы, и постепенно вся равнина оказалась заполнена огнями и дымками. Перекликались люди, отчетливо слышны были крики и стоны раненых, иногда доносилось ржание коня, звучали резкие команды офицеров и топот ног санитаров с носилками. Местами, там, куда не доставал свет факелов, между грудами мертвых тел торопливо перебегали поодиночке или по двое какие-то люди. Нагибались, тут же выпрямлялись и бегом бросались прочь. Там, где они задерживались, иногда раздавался крик, болезненный стон — за ними следовал короткий блеск металла или резкое движение удара. Это были шарившие среди мертвых и живых мародеры, они всегда немного опережали группы спасателей. Вороны начали снижаться, я видел, как они планируют и как скользят над факелами их черные крылья, пара воронов уселась в ожидании на скалу неподалеку от меня. С приходом тьмы появятся и крысы, они прибегут из сырых подземелий замка, чтобы поживиться мертвыми телами.

Работа по спасению живых была организована так же быстро и эффективно, как и все, что делалось в армии Амброзия. Как только всех спасенных занесут в крепость, ворота закроют. Я решил разыскать отца, когда он справится с самыми первоочередными делами. Ему, верно, сказали уже, что я здесь в безопасности, и он догадается, что отсюда я направлюсь на помощь лекарям. Позднее можно будет поесть, а потом времени хватит и поговорить с ним.

Когда я шел через поле, группы с носилками все еще пытались отыскать своих среди тел врагов. Убитых саксов складывали в кучу посреди поля. Я предположил, что согласно их обычаям, мертвых сожгут. Рядом с растущим холмом мертвых тел, над мерцающей грудой снятого с мертвых оружия и украшений, стоял на страже целый отряд.

Убитых британцев рядами укладывали поближе к стене крепости для опознания. Небольшие группы людей с офицерами во главе по очереди наклонялись над каждым из убитых. Пока я, скользя, пробирался по взбитой ногами воинов липкой и пахнущей кровью грязи, что покрыла поле брани, мне попалось среди лежавших с оружием в руках и слепо глазеющих мертвецов с полдюжины тел, одетых в лохмотья — судя по виду, местных жителей или бродяг.

Должно быть, это были мародеры, зарубленные или убитые копьями солдат. Один из них еще извивался, как нанизанный на булавку мотылек, наскоро пришпиленный к земле сломанным саксонским копьем, так и оставшимся в его теле. Я заколебался, затем подошел и склонился над ним. Он смотрел на меня — говорить он не мог, — и я понял, что он все еще надеется. Если бы его не пригвоздили к земле, я просто вытащил бы копье и позволил жизни уйти из тела вместе с кровью, но в этой ситуации предпочтительнее был другой путь. Я достал кинжал, откинул в сторону полу плаща, и осторожно, так, чтобы ударившая фонтаном кровь не обрызгала меня, погрузил кинжал сбоку в его горло. Затем вытер оружие о лохмотья умершего, выпрямился — и лишь тут заметил занесенный короткий меч и холодно смотревшую на меня пару глаз. Их отделяло от меня не более трех шагов.

К счастью, я знал этого человека. Я увидел, что и он узнал меня, а узнав, рассмеялся и опустил меч.

— Везет тебе. Я чуть не вонзил эту штуку тебе в спину.

— Об этом я не подумал. — Я сунул кинжал назад в ножны.

— Жаль было бы умереть за попытку украсть что-нибудь у такого. Что, по-твоему, у него можно взять?

— Ты удивился бы, узнав, что они иногда тащат. Все, что под руку попадется — от мозольной повязки до обрывка ремешка. — Он дернул головой в сторону высокой крепостной стены. — Он спрашивал о тебе.

— Я уже иду.

— Говорят, ты все это предсказал, Мерлин? И Довард тоже?

— Я сказал, что Красный Дракон одолеет Белого, — ответил я. — Но, по-моему, это еще не конец. Что с Хенгистом?

— Там. — Он снова кивнул в сторону цитадели. — Стоило саксам дрогнуть, как он бросился в крепость; его поймали у самых ворот.

— Это я видел. Значит, он внутри? Все еще жив?

— Да.

— А Окта? Его сын?

— Сбежал. Он и его братец двоюродный — кажется, Эоза? — галопом умчались на север.

— Тогда это не конец. Погоню послали?

— Нет еще. Он сказал, что времени у нас достаточно. — Глянул на меня. — Правда, достаточно?

— Откуда мне знать? — Я ничем не мог ему помочь. — Сколько он намерен простоять здесь? Несколько дней?

— Он говорит, три. Столько будет нужно, чтобы похоронить павших.

— Что он сделает с Хенгистом?

— А как ты думаешь? — Он слегка рубанул сверху вниз ребром ладони. — Если хочешь знать мое мнение, он давно это заслужил. Там сейчас как раз совещаются по этому поводу, но вряд ли это можно назвать судом. Граф не сказал пока ни слова, но Утер в полный голос требует казнить Хенгиста, да и священникам хотелось бы завершить этот день его кровью. Ну, мне нужно заняться делом, может поймаю еще кого из бродяг за грабежом. — Поворачиваясь, он добавил: — Во время битвы мы видели тебя сидящим там, на холме. Люди говорили, это добрый знак.