Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Владимир Джунковский

По всем формальным вопросам Пичета потерпел поражение. Последний же вопрос: признает ли педагогический комитет состоявшимся постановление об устранении механизации наказаний? – был отвергнут 6-ю против 5 при значительном числе воздержавшихся, отговаривавшихся запамятованием, значительная же часть не могла принимать участие в голосовании, так как не присутствовала на заседании, на котором дебатировался этот вопрос. Моральный смысл этого голосования – один: оно как бы развязывает руки к прежнему порядку постановки у стены, в угол, удаления из класса и т. д. Но фактически возврата к прежнему не может быть, так как в моем распоряжении 60 статья Устава, предписывающая во всем подчиняться директору.

Второй выпад и того же Пичеты заключался в следующем – он требовал внесения в журнал своей фразы: «Чтобы директор, прежде чем делать замечание преподавателям, справлялся бы с конституцией академии». Мотивировал он свое требование сначала желанием, чтобы его пожелание, обращенное ко мне, запечатлелось в истории академии, потом – потом необходимостью защитить свое доброе имя. Так как последнее заявление готово было увлечь опять в сторону слухов, всякого рода инсинуаций и клевет, то я стал на формальную почву и при поддержке огромной части педагогического комитета против одного-двух отказал ему, во-первых, потому, что отдельные фразы и слова заносятся в протокол по заявлению, сопутствующему их произнесению, а не через месяц после такого произнесения, во-вторых, потому, что фраза, не говоря уже о ее точности, имеет смысл лишь в связи со всей речью и с дебатами – восстановить же все это не представляется возможным, с чем и согласились все присутствующие. Но так как он ссылался на необходимость защиты доброго имени, то я предложил ему подать особое мнение с желаемой для него фразой.

Моя твердость дезорганизовала комплот[336], и когда дошли до указанных мною домогательств о хозяйственном комитете и т. д., то настроение сильно упало. Еще сильнее дезорганизация чувствовалась на другой день, когда громко раздавались голоса, негодующие на поведение Пичеты и ясно выраженный личный характер его выступления. И сам Пичета не явился на другой день на занятия. Вот почему заседание педагогического комитета я считаю своей победой, внесшей дезорганизацию в ряды противников. Но дезорганизация эта временного характера – настроение массы не может долго держаться в напряжении, негодование уляжется и сменится равнодушием и вновь начнется подпольная работа, которая и завершится к декабрьской конференции новым выступлением…

Препирательства с Пичетой длились два часа, так что на педагогическую работу не осталось ни времени, ни сил, ни настроения. Очевидно, трудно ждать при таких условиях усовершенствования собственно педагогической системы: приходится все силы воли, ума и нервов затрачивать на борьбу и на поддержание порядка в школе, не идя вперед. Это бесконечно грустно, но что же делать?

Задача в том, чтобы довести до весны, когда и произвести соответствующие мероприятия. Противники уверены, и в этом смысле уже слышал в широких педагогических кругах, что весной уйду я.

Этого им бесконечно хотелось бы, и я их понимаю. Вот почему я должен ждать, кроме шумливых выступлений, углубления и обострения приемов итальянской забастовки. Бороться с ними трудно и даже невозможно при отсутствии кадра вполне надежных и доверенных сотрудников. И не поставьте мне в вину возможные дефекты в ходе дела – пока идет не хуже, а пожалуй, лучше, чем прежде, но могут быть и неожиданности.

Ваша телеграмма Пичете, полученная им после конференции – в субботу(19-го), взбудоражила как будто, решили организовать товарищеский чай, на котором, очевидно, телеграмма и будет предметом обсуждения. Как ее истолкуют, какое она произведет действие, трудно сказать. Но это видно будет по делам и поступкам. А между тем, мне думалось бы, что было бы хорошо, если бы они чувствовали поддержку, оказываемую мне и Советом и Вами, ровно настолько, чтобы дело школы и работа в ней шли своим чередом. Мне кажется, что они или не верят этой поддержке, или слишком недооценивают ее. Но это лишь при удобном случае.

Мне стыдно и ужасно грустно, что и знакомство с Вами и первое общее собрание застали меня в подавленном настроении, озабоченным мелочами борьбы, далекой от величественного размаха. Этой борьбой и ее нюансами полно и настоящее письмо. Но эта борьба оказывается необходимой ступенью к положительной работе в Академии, о которой я думал, идя в нее, и необходимость которой Вы чувствовали до меня. Теперь такая работа становится мечтой лучшего будущего. Очевидно – все лучшее не дается даром: его нужно выстрадать.

Глубоко уважающий Вас и горячо преданный Вам

Евгений Ефимов».

После этого письма последовала его депеша от 27 ноября, написанная им после окончательного заседания педагогического совета:

«Большой день окончился победой, необходимость экстренных мер отодвинуты дезорганизацией, буду писать. Ефимов».

Моя депеша Пичете очевидно возымела должное действие, я почувствовал большое удовлетворение.

В ответ на мое письмо С. М. Долгову по поводу его утверждения председателем совета я получил следующее письмо от него от 22 ноября:

«Ваше превосходительство,

глубокоуважаемый Владимир Феодорович!

С чувством самой искренней признательности и глубокого нравственного удовлетворения я прочитал Ваши официальное и частное письма. При таком добром отношении с Вашей стороны, конечно, легче будет нести то нелегкое, но зато столь лестное для меня бремя, которое уже вполне возложено на меня состоявшимся избранием.

Как человек верующий, я надеюсь, что Бог поможет мне принести родной школе ту пользу, какую я всем сердцем желаю принести ей своей деятельностью, в меру своих сил. Будем думать, что, хотя не без борьбы, но нам удастся направить жизнь академии на правильный и спокойный путь. Для меня лично, а вместе с тем и для всего Совета, я считаю очень полезным вступление в его состав такого умного, энергичного и преданного интересам академии лица, как Н. К. Смирнов.

Что касается Ваших слов по поводу применения 3-го пункта, то я вполне разделяю Вашу мысль о необходимости осторожного его применения, в чем вполне солидарен с нами и Е. Н. Последний, конечно, доложит Вам обстоятельно о том, что говорилось на конференции, о всех обнаружившихся на ней и впоследствии настроениях в педагогической среде. Ваша депеша Пичете получена была, как слышно, с большим опозданием, во всяком случае после конференции, но, по словам Е. Н., оказала, по-видимому, должный эффект. Если выступления отрицательного характера имели место на конференции, то сегодня авторы этих выступлений (Пичета и Кислицын) как будто притихли. Ближайшее будущее покажет, действительно ли это так, и тогда мы увидим, как нам действовать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});