Увидеть больше - Марк Харитонов

Закрыла мобильник. Девица уже приближалась к ней с явным намерением поговорить.

— Я вас здесь раньше не видела. Вы ему кто?

Рита не ответила, любой ответ требовал бы продолжения.

— Это вы, что ли, от Жучкова? — не отступала девица, разглядывая ее. Однако, подумала Рита, как здесь все, оказывается, осведомлены. — К Жучкову сюда многие бегают.

Дожидается, что отвечу, обойдется, решила Рита. И тут вспомнила:

— Вы лучше скажите, где здесь туалет.

Та наморщила лобик, наконец, расплылась в понимающей усмешке.

— А! Это я покажу, пойдемте. Мне как раз по пути.

Рита, последовала за ней. Девица на ходу обернулась:

— А «Маргарита» вам не нужна?

— Что? — имя который раз заставило невольно передернуться.

— Это, — девица приоткрыла полиэтиленовую сумку с изображением церкви, какой она предполагала стать после реставрации, в ней были белые пакетики. — Натуральная, здешняя, без подделки. В городе вам неизвестно что могут подсунуть.

— В другой раз, — сказала Рита, чтобы ответить хоть что-нибудь.

Они почему-то направлялись не к монастырским корпусам, а мимо них, к отдаленной угловой башне. Под строительным навесом были свалены почернелые доски. Девица шла впереди, время от времени оборачивалась, подтверждала знаком: сюда, сюда. У монастырской стены ржавели две снятые с колес желтые цистерны, в таких когда-то продавали на разлив квас или пиво, надписей было не прочесть. — Можете вон там, за ними, — показала весело на цистерны, — никто не увидит…

Однако, оценила Рита, но обсуждать не стала. Если здесь так принято. Убедилась, что за цистернами ее никто со двора не увидит, повернулась спиной к провожатой. Когда она поднялась, девицы рядом не оказалось, исчезла непонятно куда. Рита, оправившись, подошла к деревянному щиту у стены, пошевелила. Как она и ожидала, две широкие доски легко разошлись в стороны, за ними в каменной стене была не заделана прореха, сквозь нее внизу видны были верхушки зеленеющего леска. Вот оно как, неопределенно соединялось в уме. Через проходную не все пронесешь, есть другой ход. На всякий случай. Неплохо. Хоть можно не думать, как отсюда выйти, не волноваться, что не выпустят.

Она вернулась во двор. Одновременно с ней через распахнувшиеся ворота на территорию въезжал блестящий, как черный громадный жук, внедорожник. Из машины, как маленький обитатель из огромного устрашающего панциря, вышел Георгий Георгиевич Жучков.

8

— Так я и думал, — на ходу разводил он руки, то ли удивляясь оправдавшемуся ожиданию, то ли в жесте приветствия, готовом перейти в объятия — приблизясь, ограничился, однако, условным чмоканьем ручки, — так я и думал, что застану вас здесь. Уже, как я понимаю, повидались? Побеседовали? — Короткого внимательного взгляда, паузы после каждого вопроса было достаточно, чтобы обойтись без ответа. — И как он вам? Что он вам о себе рассказал?

Рита неопределенно пожала плечами. Сработал профессиональный навык: лучше помолчать, пусть говорит сам.

— Понимаю, понимаю, — как будто удовлетворился Жучков. — Грустный случай, что говорить. Вы что, решили дождаться, — проверил на запястье время, — пока он пообедает? А сами останетесь без обеда? Нехорошо. Идемте, перекусим вместе, мне ведь тоже пора. Поговорить есть о чем, не правда ли? Да вы не беспокойтесь, — опередил ее — не слова, движение руки, — и Левушку пригласим к себе, само собой разумеется. Попозже, когда он освободится, здесь свой режим. Идемте, идемте.

В обволакивающей, журчащей речи улавливался обертон подозрительности, недоговоренности, — значит, ему было, что подозревать. Взаимно, усмехнулась про себя Рита. Помалкивать, пока можно, только бы прояснить для себя побольше. Они вошли в строение справа от церкви, поднялись по выщербленным каменным ступеням на второй этаж. В стенах держался застоявшийся с зимы холод. Жучков открыл массивную дверь своим ключом, распахнул приглашающе.

— Милости прошу в мою, так сказать, резиденцию. Не ожидали? Я ведь намекал, что занимаюсь не только своим институтом. У меня тут свои дела, свое рабочее место. Я даже иногда остаюсь здесь ночевать, — он заметил, что Рита задержала взгляд на зеленом не кабинетном диване с мягкими подушками. — Устраивайтесь, как вам удобнее. И курточку давайте снимайте, здесь тепло.

Она пока не садилась, продолжала оглядываться. В помещении с низкими сводами было действительно тепло, здесь, видно, еще топили. Компьютер с большим плазменным дисплеем стоял на широком столе, пульт с кнопками и тумблерами, толстая книга с золотыми стилизованными буквами названия. «Движение Ритмэра», прочла Рита. Немного поодаль имелся столик поуютней, возле него три кресла. На стеллаже среди разрозненных книг отблескивали две непонятные статуэтки из полированной бронзы.

— Подарок сотрудников, — Жучков продолжал следить за ее взглядом. — Все думают, абстракция, а это реализм, один к одному. Формы грибов, эти виды сослужили нам свою службу. Вот, прямо-таки мужской символ, не правда ли? Внушительный. Другой условно можно считать женским, полая чаша. Игра природы. Как вам? Искусство выявляет необъяснимую красоту даже в уродстве. Смотрите, смотрите…

Он отвернулся к рабочему столу, наклонился над пультом, что-то сказал вполголоса, она уловила лишь заключительное: «Да, на двоих».

— Давайте пока присядем с вами за этим столиком, — пододвинул кресло.

Рита села, все еще напряженно, подобрав ноги и сжав колени. А Жучков откинулся на спинку кресла, с удовольствием вытянув ноги.

— Вот так, хорошо. Я собирался сюда с вами вместе, неожиданная Маргарита, а вы поспешили без меня. Левушка, наверно, вам рассказал — здесь, в монастыре, был раньше наш филиал, лаборатории, пока не построили то новое дивное здание. Для него, можно сказать, привычное место, он здесь работал. Как, неужели не рассказал? Но вы знаете, как называется здешняя церковь?.. Тогда я должен вас просветить.

Жучков поудобней поправился в кресле. Церковь, а при ней и монастырь посвящены были чуду Преумножения хлебов и рыб. Помните эту историю? Как пятью хлебами и двумя рыбами удалось накормить пять тысяч человек, и еще набралось остатков двенадцать корзин? (Не узнала, к стыду своему, не поняла, на фреске не плоды, а хлебы, вынуждена была признать про себя Рита, но все же согласно кивнула.) Прямо-таки тематика нашего института, не правда ли? Может, совпадение не совсем случайное, бывает, а? Кажется, единственная была такая церковь в России. В начале века построена, прошлого. Здесь начинали варить какое-то особое пиво, приносившее, как утверждалось в бумагах, утешение и насыщение. Церковь была вроде бы из разряда не совсем официальных, с официальной у здешних предстоятелей были свои нелады, я в эту историю не вникал. Тем более что длилась она недолго, лет десять с небольшим, а там все конфликты разрешила революция, известным образом. Пивоварение кончилось вместе с монастырем, обитатели переселились на Соловки, секреты были утеряны. В здешних стенах обосновался, как водится, лагерь, место заранее приспособленное, даже вышки сторожевые готовы. После лагеря тут размещались какие-то мастерские, склады. Для нас это предыстория. Когда Горин сюда поступил работать, он вот здесь, под нами, в обширных погребах, обнаружил на стенах черно-зеленую плесень или грибы. Видимо, что-то связанное с пивоварением. Для него это была находка, вы, как я понял, знаете, его хлебом не корми, только дай разглядывать под микроскопом свои красоты. Он выстраивал вокруг них целую философию. У обычного растения, куста, дерева, есть своя структура, корни, ствол, ветви. А тут однородные молекулярные образования, ничего центрального, главного, ничего второстепенного. Нечто всеядное, способное мутировать, мимикрировать. Листья, похожие на листья, цветы, похожие на цветы, — а на самом деле имитация, видимость, без структуры. Я пересказываю упрощенно. Для него это была не просто наука, все как-то было связано с современной культурой, цивилизацией, с ее состоянием. Он ведь не мог обойтись без высоких материй, без поэзии, наука для него была лишь частью какого-то обобщенного целого, не буду за него объяснять. Для простых людей, как я, важен был в первую очередь продукт, который мы вместе создавали, его питательные свойства. Должно быть, он переутомился, из лаборатории мог месяцами не выходить. И неизвестно что пробовал в процессе работы. Может быть, еще не вполне съедобные образцы, есть такая версия. Самоотверженность исследователя, всё проверяют на себе. Ну и жизнь без женщины, если вас это интересует, на мой взгляд тоже способствует… Врачи не могут сказать уверенно, с чем конкретно была связана начавшаяся болезнь. Он стал вдруг требовать, чтобы мы немедленно приостановили уже начатое производство, надо сначала что-то проверить, возможность каких-то отдаленных последствий. Я пытался ему объяснить, что он же работал не один, проверено на многих, неоднократно. Увы, все закончилось срывом, приступом буйства. Дошло до того, что он в разговоре швырнул в меня таким вот тяжелым пультом, мог убить…