Политический порядок в меняющихся обществах - Сэмюэл Хантингтон

Преторианство, таким образом, оказывается в большей мере присущим одним культурам (например, латиноамериканским, арабским), нежели другим; в первых оно укрепляется за счет роста политической активности и становления более сложной современной социальной структуры. Источниками латиноамериканского преторианства служат отсутствие политических институтов, унаследованных от колониальной эпохи, а также попытки привнести в латиноамериканское общество начала XIX в., до крайности олигархическое, республиканские институты среднего класса Франции и США. В арабском мире источниками преторианства являются крушение арабских государств при османском завоевании, длительный период османского господства, за время которого государство с высоким уровнем институциального развития выродилось в слабую, чуждую нации власть, терявшую легитимность с появлением арабского национализма, и, наконец, подчинение большей части арабского мира имперскому господству (semlcolonialism) Франции и Великобритании. Этот исторический опыт способствовал развитию в арабской культуре устойчивого сознания своей политической слабости, сопоставимой с той, которую мы встречаем в Латинской Америке. Взаимное недоверие и враждебность, существующие между индивидами и группами, обусловливают устойчиво невысокий уровень политической институциализации. Когда в некоторой культуре существуют такого рода ситуации, с необходимостью встает вопрос: а как поправить дело? При каких обстоятельствах возможен переход от общества с политизированными социальными силами к такому, где действуют принципы законности и порядка? Что в таком обществе может послужить рычагом, с помощью которого можно вывести его из этого состояния? Кто или что может сформировать общие интересы и интегрирующие институты, необходимые для превращения преторианского общества в гражданское?

На эти вопросы нет очевидных ответов. Можно, однако, сделать два обобщения относительно движения обществ от преторианского разлада к гражданскому порядку. Во-первых, чем раньше в процессе модернизации и роста политической активности произойдет этот переход, тем дешевле он обойдется обществу. И наоборот, чем сложнее общество, тем труднее становится создавать интегрирующие политические институты. Во-вторых, на каждом этапе расширения границ политической активности наибольшие возможности плодотворного политического действия связаны с различными общественными группами и различными типами политических лидеров. Для обществ, переживающих фазу радикального преторианства, лидерство в создании прочных политических институтов должно принадлежать общественным группам среднего класса, и лидеры должны апеллировать именно к этим силам. Высказывались утверждения, что эту роль могут исполнить лидеры героического, харизматического склада. Там, где традиционные политические институты слабы, или распались, или низложены, центром влияния нередко становятся именно такие харизматические лидеры, которые пытаются перебросить мост из традиции в современность за счет сугубо личного авторитета. В той мере, в какой таким лидерам удается сосредоточить власть в своих руках, можно ожидать, что они смогут дать толчок институционному развитию и исполнить роль «великого законодателя» или «отца-основателя». Реформирование порочного государства или создание нового, писал Макиавелли, должно быть делом одного человека. Однако интересы индивида и интересы институциализации вступают между собой в противоречие. Институциализация власти означает наложение ограничений на ту власть, которой харизматический лидер мог бы в ином случае распоряжаться лично и по своему произволу. Предполагаемый строитель институтов нуждается в личной власти для того, чтобы созидать институты, но он не может созидать институты, не поступаясь личной властью. Власть институционная есть нечто противоположное власти харизматической, и харизматический лидер действует против самого себя, пытаясь создавать устойчивые институты общественного порядка.

Можно предположить, что в радикальном преторианском обществе интегрирующие политические институты могут формироваться на базе политических организаций, которые первоначально представляют узкие этнические или экономические группы, но распространяют свое влияние за пределы тех общественных сил, которые ответственны за их возникновение. Однако политическая динамика преторианского общества препятствует такому развитию. Характер вышеназванного противоречия способствует тому, что политические организации становятся более специализированными и замкнутыми, что они более озабочены своими частными интересами и более привержены именно им присущим средствам политического действия. В первую очередь вознаграждаются те, кто действует агрессивно в своих собственных интересах, нежели те, кто пытается согласовать разные интересы.

Теоретически наиболее эффективные лидеры, могущие возглавить институционное строительство, должны происходить из групп, которые не связаны прямо с конкретной этнической или экономической принадлежностью. В какой-то мере в эту категорию могут попадать студенты, религиозные лидеры и солдаты. Опыт, однако, свидетельствует, что ни студенты, ни религиозные группы не играют конструктивной роли в формировании политических институтов. По самой своей природе студенты — противники существующего строя, и обычно они не способны сформировать органы управления или выработать принципы легитимности. Мы знаем много примеров студенческих и религиозных демонстраций, беспорядков и мятежей, но ни одного примера студенческого правительства и лишь редкие случаи правительств, сформированных религиозными группами.

Военные, с другой стороны, в большей мере способны к установлению порядка в радикальном преторианском обществе. Мы знаем военные перевороты, но мы знаем и правительства, сформированные военными, и политические партии, вышедшие из недр армии. Военные могут быть сплоченными, бюрократизированными и дисциплинированными. Полковники могут возглавить правительство; студенты и монахи не могут. Эффективность военного вмешательства не меньше связана с организационными характеристиками военных, чем с тем, что у них есть возможности применения насилия. Корреляция между применением в политике насилия и участием в ней военных существует далеко не всегда. Большая часть переворотов в большинстве регионов мира обходятся всего лишь единицами смертей. Студенческие беспорядки, всеобщая забастовка, религиозная демонстрация, этнический протест обычно приводят к намного большему числу жертв, чем военный переворот. Таким образом, именно превосходство организации делает вмешательство военных более жестким, более опасным и в то же время потенциально более продуктивным, чем вмешательство других социальных сил. В отличие от студенческих выступлений, вмешательство военных, которое многие люди считают источником опасности в преторианском обществе, бывает и средством исцеления.

Возможности военных способствовать развитию общества или даже выступать в роли модернизаторов зависят от реального сочетания общественных сил. Влияние военных в преторианском обществе меняется с изменением уровня политической активности. В олигархической фазе развития обычно нет резкой границы между военными и гражданскими лидерами, и на политической сцене преобладают генералы или, по меньшей мере, лица, носящие звание генерала. К тому времени, как общество вступает в фазу преобладания радикального среднего класса, офицерский корпус обычно приобретает более четкие очертания в качестве института; влияние распределяется между военными и другими общественными силами; в границах узко очерченной и замкнутой политической системы при этом может происходить политическая институциализация, хотя и в ограниченной степени. Вмешательство военных часто носит дискретный характер; военные и гражданские хунты сменяют друг друга; постепенно формируются более мощные гражданские группы, уравновешивающие друг друга. Наконец, в фазе массового преторианского общества влияние военных оказывается ограничено появлением массовых народных движений. Таким образом, возможности для формирования политических институтов под эгидой военных наиболее велики на ранних этапах радикального преторианского общества.

Чтобы избежать преторианства, обществу требуется, с одной стороны — согласование интересов городского и сельского населения, с другой — создание новых политических институтов. Отличительным социальным аспектом радикального преторианства можно считать отчуждение города от села: политика есть борьба групп городского среднего класса, ни у одной из которых нет побуждений способствовать общественному согласию или установлению политического порядка. Социальной предпосылкой утверждения стабильности является возвращение в политику общественных сил, доминирующих на селе. Интеллигенция располагает идеями; у военных есть оружие; но крестьяне сильны численностью, и у них есть голоса. Политическая стабильность требует коалиции, по меньшей мере, двух из этих общественных сил. При той враждебности, которая обычно складывается между двумя политически наиболее выраженными элементами среднего класса, коалиция идей и оружия против численности есть большая редкость. Если даже она и возникает, как в Турции во времена Ататюрка, стабильность, которая при этом устанавливается, носит временный и хрупкий характер; в конце концов, с приходом в политику масс сельского населения она разрушается. Коалиция между интеллигенцией и крестьянством имеет другие последствия — она обычно связана с революцией, т. е. разрушением существующей системы как условием создания новой, более стабильной. Третий путь к стабильной системе правления лежит через союз оружия и численности против идей. Именно этот вариант дает военным в радикальном преторианском обществе возможность перевести общество из преторианского состояния в состояние гражданского порядка.