Святитель Григорий Богослов. Книга 2. Стихотворения. Письма. Завещание - Григорий Богослов

Но подобно этому воздуху, который, смотря по тому,

что он впитывает,

бывает благовонным или зловонным,

и мы быстро приспосабливаемся к соседям:

к хорошим хуже, к дурным же очень [быстро],

720. потому что легче подражать злу.

И если такой человек становится у нас епископом,

если он наихудший и полон мерзости, то тогда [исполняется

написанное: ] «терновник царствует над деревьям» [170].

Если же [становится епископом] наилучший, то тогда снова

великий Израиль в столпе огненном,

725. ведущем его [171], шествует

в землю надежды, достичь которой стремимся все мы,

хотя [этот человек] не вертится без дела и не завсегдатай

площадей,

не Протей [172], изощренный в коварной перемене образов,

и не Меламп [173] или кто-либо другой, непостоянный,

730. с легкостью принимающий любое обличье

в зависимости от внезапного изменения обстановки.

Итак, почему ты, скажи мне, называешь бесполезным

того, глядя на которого мы могли бы стать лучше?

Или почему ты называешь наилучшим и ловким епископом

735. того, глядя на которого ты с презрением отвергаешь моих?

Несомненно, что излишнее неприятно мудрецам,

тогда как благородное в высшей степени убедительно.

Будь ты тем, как подсказывает твоя душа, а я буду этим.

Может быть, ты думаешь, что наилучший из живописцев

740. не есть тот, кто пишет движущиеся фигуры простыми

красками —

какой-нибудь Зевксис, Поликлет или Евфранор —

но любой, кто с помощью ярких и светлых цветов

создает бесформенные тела

(как мне кажется, именно из таких были Каллимах и Калаис [174],

745. которые с трудом делали копии копий)?

Таков всякий «бывалый» [175] человек.

Итак, с таким взглядом на вещи, ты стремился найти пастыря?

Как мало ты старался! Мне стыдно за тебя.

Ты рассматривал предстоятеля с точки зрения счетовода!

750. Ты заботишься о навозе, я же говорю о вещах более

значительных.

Одно только пусть будет заботой иерея:

очищать души жизнью и словом,

вознося их горе устремлением к божественному:

безмятежный, с возвышенным умом

755. он носит в себе только чистые божественные образы,

наподобие зеркала, создающего в себе самом свои формы.

Он посылает чистые приношения за [духовных] детей

до тех пор, пока не подготовит их самих как приношения.

Пусть все остальное будет оставлено для более

совершенных в этом.

760. Так наша жизнь может стать более безопасной.

Если же для тебя наивысшим благом является свобода

говорить,

Пусть так и будет: мне также это не кажется

незначительным,

если используем ее с умом и умеренностью.

Но все же послушай, как обстоит дело: мудрецу ведь

765. более приличествует молчание, нежели твоя

«обходительность»,

и тогда как твоими качествами являются дерзость и наглость,

ему свойственны благородство и краткость речи.

Но если однажды представится случай говорить свободно,

ты увидишь, как кроткий становится воинственным,

770. и сможешь тогда узнать, как он успешен в этом.

Узнаешь, что такое плутовка-обезьяна и как рычит лев,

когда твое человеческое [красноречие] будет с презрением

отвергнуто

и твое дурное знание склонится к земле;

а тот, оказавшись неодолимым, будет принят слушателями

с легкостью.

775. Ведь ничто не убеждает лучше, чем образ жизни.

По этой же причине ловкач и в этом оказывается слабее.

Тем не менее он с блеском восседает посредине,

пользуясь плодами чужого стола,

и презирает всех как недоносков

780. в такой степени, в какой сам должен быть презираем.

Он имеет один только повод для высокомерия —

значительный город [176],

за который тебе следует скорее погибнуть позорной смертью,

потому что таким образом ты творишь еще больше злых дел.

Разве какой-нибудь городской осел стремится иметь

преимущество перед другим,

785. деревенским ослом?

Он есть таков, каков он есть, хотя и живет в городе.

Что это значит? Почему это соображение не остерегает

дурных?

Почему те, кто слишком спешит, не видят явной опасности

поскользнуться?

Ведь бывает, что и мудрецы поступают немудро,

790. видя, что у дурных дела идут хорошо,

а честные люди влачат жалкое существование.

Или, возможно, это и есть наилучший выход: словно

во время бури,

опрокидывающей все, можно, немного отступив,

покамест все мечется вверх и вниз,

795. провести в безопасности оставшиеся немногие дни жизни

и достойно завершить старость.

Итак, продолжайте держать в своих руках престолы и власть,

если это кажется вам высшей наградой:

веселитесь, бесчинствуйте,

800. бросайте жребий о патриаршестве – пусть великий

мир уступает вам;

меняйте кафедру за кафедрой; одних

бросайте вниз, других – возвышайте: все это вы любите.

Ступайте своей дорогой! Я же обращусь мыслями к Богу,

для Которого я живу, дышу, и только на Него обращаю взгляд:

805. Ему еще прежде моего рождения посвятила меня мать,

с Ним меня связали опасности и утешение ночей.

Ему я посвящу чистые движения моего ума,

говоря, насколько, конечно, это возможно, один на один с Ним.

Вот что, порочные, я хочу сказать против вас в защиту благих;

810. И если иной этим удручился, значит моя речь нашла,

кого искала.

Остальное, друзья мои, будет сказано уже оттуда.

Но, если вам будет угодно, примите в качестве

прощального еще одно слово,

хотя и короткое, но полезное,

как от отца принимают последние слова

815. и достопамятные заветы,

после которых он уже навсегда умолкает,

отчего они тем полнее пребывают в глубине сердечной.

Если найдете другого Григория, друзья,

больше щадите его. Если же не найдете,

820. будьте тогда добры и честны по отношению к ближним

и к себе самим, поскольку вы будете хранить единодушие

до тех пор, пока будете справляться с названными

мной страстями.

И то миролюбие, о котором я всегда ревновал,

цените, отбрасывая собственные слабости,

825. которые приводят в великое смятение общество верных.

И я откажусь от свойственных мне [недостатков] —

горжусь ли я более других, делают ли

меня долгие годы слишком строгим и часто упрямым,

полагаю ли (хотя один я поражен опьянением ума),

830. что опьянением поражены трезвенники!

Думайте, как хотите, но все-таки помните,

что я много пострадал от поведения друзей.

Но всегда моим добрым покровителем был разум,

а также старость избавляла меня от бед.

835. Может быть, на этом со мной примирится кто-нибудь

из друзей,

раз угасла борьба, которой сопутствует недоброжелательство.

13. К епископам

Приносящие бескровные жертвы иереи, достославные приставники душ, вы, которые на руках своих носите создание великого Бога, приводите человеков в преимущественное единение с Богом, 5. вы – основания мира, свет жизни, опора слова, тайноводители в жизнь светлую и нескончаемую, крестоносцы, вы, которые восседаете на знаменитых престолах, превознесены, восхищаетесь благолепными зрелищами, выходите лицедействовать, становитесь на деревянные ходули, 10. вы, которые под чужими личинами слабо отверзаете уста, а в делах внутреннего благочестия не отличаетесь от прочих, шутите, если угодно, и над тем, над чем вы шутите неприлично, говорите с важностью о том, что делаете слишком легкомысленно! 15. А я, хотя все вы единодушно почитаете меня человеком худым и несносным, далеко гоните от своего сонма, поражая тучами стрел и явно и тайно (последнее более вам нравится), а я скажу, что побуждает меня и что внушает мне сказать сердце. Хотя неохотно, 20. однако же изрину из сердца слово, как струю, которая, будучи гонима вон сильным ветром и пробегая по подземным расселинам, производит глухой шум и, где только может прорваться из земли, расторгнув узы, выливается из жерла. To же теперь и со мной: не могу удержать в себе желчи. Но снесите великодушно, 25. если скажу какое и колкое слово – плод моей горести. И то врачует от скорби, если и воздуху передашь слово.

Было время, что сие великое Тело Христово, сия досточестная слава Царя – народ, царствующий на целой земле, был народом совершенным [177]. Ныне опять колеблется сие Божие стяжание, 30. подобно волне многошумного моря или дереву, потрясаемому порывистыми ветрами. Это тот народ, для которого Бог снисшел с небесного престола, истощив Свою славу в смертной утробе, вступил в общение с человеками воедино сочетанный Бог и человек, 35. в великую цену искупления предал на страдания Свое тело и для избавления нас от греха излиял Божественную Кровь. Это народ, за который принесены многие другие жертвы, именно те, которые впоследствии сеяли всем слово, от жестокой руки прияли сладостную смерть, чтобы почтить и словом Бога Слово и кровью – Кровь. 40. Кто же беспокоит сие Тело? Откуда у меня столько скорбей? Почему в одиночку пасущийся вепрь повредил мою ниву? Почему померкшая луна затмила такую славу?