Игра Льора - Мария Токарева

Что вы хуже Нармо и Илэни? Вы этого хотите?

Казалось, они практически научились понимать друг друга. Но снова он сорвался в бессмысленную игру жестокости. А может, намеренно отдалил от себя, чтобы смирить опасное пламя собственного гнева.

– Кто ты такая, чтобы знать, чего я хочу? Ты! Сначала я решил, что ты другая… Но ты ничего не понимаешь! Я не ожидал от тебя такой жестокости! Да, пожалуй, я покажусь тебе не лучше Нармо, но и ты не добрее Илэни, – после некоторой паузы отозвался Раджед.

– Другая… И в чем я должна быть другой? Вы похищаете мою сестру, отправляете меня на рудник, меня похищают ваши враги! Я должна благодарить за это?! Из-за ваших врагов чуть не погиб Сарнибу, который по-настоящему спас меня. Он не просил ничего! Он настоящий герой, а не вы!

Софья погрозила пустоте комнат кулаком, уже не вникая в хитрости и ужимки. Ее единственное оружье – правда.

Льор замолчал, точно действительно задумался, а может, копил силы для новой тирады бессмысленного бахвальства и любования собой – «смотрите на чудо-воина, спасителя юных дев». Софья только негромко фыркнула, как домашняя кошка, грозно выгнувшая спину перед тигром. Да сколько шерсть ни топорщи – сильнее не стать. Неужели все начиналось по второму кругу? Но хотя бы не на руднике, не среди умирающих цветов и плачущих самоцветов.

Перед ней простиралась анфилада, но очертания ее терялись в обманном пространстве зеркал по оба края. Если еще там находились обычные зеркала, а не густой туман новых ловушек.

– Раз ты самая умная, попробуй сама найти сестру, – загудели вскоре нескончаемые стены. Они как будто возвещали, что тонет гигантский корабль. Хрупкий плот слабой доброты в бескрайнем море борьбы, от которой каменели сердца и увядали яркие лепестки. И лишь призраки стеблей мерцали во мраке проржавленных «Титаников», стеная со дна оборванными историями сотен жизней. Много ли надо, чтобы возненавидеть? Достаточно лишь раз предать, чтобы сковать саркофагом недоверия.

Софья со слезами злости на глазах мерила шагами комнату, радуясь, что хотя бы не околеет от холода. Ей вспомнился какой-то справочник по самообороне: главнейший фактор победы – воля. Если бы этот закон действовал и в чужом мире… Но если янтарный льор уцелел в топазовой башне, значит, и она не намеревалась проигрывать. Да легко сказать, делать надо! Софья двинулась к двери, переступая через высокий витой порог, который раньше венчал створки под потолком.

– София! – внезапно прозвучал голос Раджеда, почти навзрыд, больно резанув по затворившему ворота сердцу. Льор сожалел о своем поступке? В который уже раз! И что он намеревался доказать ей? Надеялся сломать? Считал, что она боится лабиринтов? Да ей после темницы топазовой чародейки любое испытание представлялось пустой игрой тех, кто привык к безопасности.

– Меня не сломить этими дешевыми уловками! – бессильно сказала Софья, блуждая дальше по башне, как по лесу. Пространство менялось, ломалось и стачивалось, точно им управляла больная фантазия мага. Терялось ощущение времени, хотя часы по-прежнему отбивали удары. А зачем оно? Для кого? Время не механизм, время – песок, который уходит на свободу, едва разобьют стеклянные колбы.

– София… – вздохнул льор гулом отдаляющейся бури, затухающего смерча, тлеющего костра, что обращает в золу тонкие ветки, уничтожая жадностью пламени и самого себя.

«Что?! „София! София!“ Самому от себя противно?» – передразнила Софья, надеясь, что ее мысли не читают. Вслух она не говорила, потому что уже не уповала на здравомыслие чародея.

Пленница прошла сквозь еще один зал и еще один – и остановилась в нерешительности. На нее уже в третий раз с перевернутости мозаичного панно таращились одинаковые опрокинутые звери. Улыбки львов чудились их плачем. Зато существа, отдаленно напоминавшие гигантских змей, ехидно ухмылялись, хотя при нормальном развороте комнаты изображалось их пораженье от мощных когтей.

Софья перевела взгляд на мебель и некий фамильный портрет – те же образы, те же линии. Она помотала головой, как в мелькании картинок одного из бредовых снов. Больше ни в чьей башне не случалось таких искажений и загадочных фантасмагорий. Софья обошла несколько раз вокруг мерцавшего светового шара, осматривая каждую деталь, убеждаясь, что прошла три раза одну и ту же комнату. Лишь потолок под ногами поскрипывал шахматной черно-янтарной очередностью квадратов.

«Да это вообще пол! – поняла Софья, постучав носком обуви по мраморной плитке. – Раджед, сколько можно меня дурить такими фокусами? Или ты ждешь, что я стану такой же ненормальной?»

Может, он и правда выжидал, когда ее сознание настолько истончится, что примет любую ложь, любую ересь, отринув привычные основы мирозданья. Софья почувствовала накатывающее удушье, жаркой волной проходящее через тело, липнущее испариной к спине. Не выбраться, не вырваться. А ведь так близко… Портал услышал ее мольбы и пропускал в родной мир. Теперь же на голову сыпались лишь новые испытания. Софья с трудом несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, говоря себе: «Не время для паники, нельзя!»

Она подошла к одной из двух дверей и осмотрела стены вокруг. По правую руку висел на золотых шелковых обоях портрет. По левую – приклеилась к потолку вычурная ваза. Нога переступила порог, Софья опасливо выглянула в другую комнату, оставаясь в предыдущей, убеждаясь, что они совершенно идентичны. Точно сбой программы, точно ошибка в матрице, замкнутый алгоритм без точки выхода. Раджед загнал ее в бессмысленный круг анфилады, словно выжидая, когда она разделит его помутнение, потому что у здравомыслящего не хватило бы воображения на такую искусную пытку.

– Что-то не так? – донесся его насмешливый голос, пока Софья облизывала пересохшие губы, не двигаясь. Вскоре она переступила порог зала, отмечая, что предметы-ориентиры обретаются на тех же местах, только в противоположном конце помещения.

– Нет-нет, льор, все замечательно, – отозвалась она с не меньшим ядом. – Чего вы добиваетесь на этот раз?

Она быстрыми шагами пересекла зал, но потом вернулась, направилась к другой двери, из которой вроде только вышла. Пробежала насквозь еще одну комнату. Такую ловушку могли бы сочинить и без магии, просто фокус, несколько похожих гигантских изукрашенных камер-тюрем. Или нет… Она, наверное, уже в сотый раз прошла через те же двери. Но заметила, что предметы поменяли свои места, хотя все так же мозаичное панно плакало львами и ухмылялось змеями. Только крупные картины на шелковых лентах висели теперь по центру над диваном.

На них разместились два портрета – мужчина и женщина в старинной одежде, которая не существовала на Земле, наверное, ни в одну эпоху. Отчего-то Софья заинтересовалась, кто на картинах. До этого позолоченные рамы служили только меткой в ее поисках выхода. Теперь