Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти - Карл Август Виттфогель

class="p1">Арабское завоевание

Но ни неудача франкских попыток, ни уникальность «Книги Страшного суда» не означали, что после 476 года институциональный раздел между гидравлическими и негидравлическими частями Европы оставался прочным. История Южной Италии и Сицилии до норманнского завоевания зафиксировала две главные силы восточной экспансии со стороны византийцев, которые стремились сохранить свой способ управления в некоторых бывших провинциях Римской империи, и, что гораздо важнее, арабов, которые, вдохновившись новым динамичным вероучением и вооружившись новыми методами военных действий, распространили свою власть из ближневосточных центров гидравлического общества на всю Северную Африку, Испанию и – временно – на Сицилию.

Этот колоссальный взрыв напоминал рост Римской империи в западном направлении, который тоже способствовал распространению восточных деспотичных методов управления. Но по целому ряду причин институциональное воздействие исламского завоевания оказалось гораздо более сильным. Под влиянием римлян Западная Европа стала частью свободного гидравлического восточного общества, не приняв, однако, гидравлических методов сельского хозяйства; и, в конце концов, вернулась к субмаргинальному гидравлическому или совершенно негидравлическому положению. Под влиянием арабов переход был значительно более впечатляющим. До исламского вторжения Иберийский полуостров был местом, где развивалась протофеодальная цивилизация, которая имела сельское хозяйство, основанное на мелкомасштабной ирригации, но, вероятно, очень мало гидравлических предприятий[47].

В отличие от римлян, которые захватили Западную Европу, арабские завоеватели Испании были хорошо знакомы с гидравлическим сельским хозяйством и в новых условиях охотно применяли способы, которые приносили огромную выгоду в странах, из которых они пришли. При правлении мусульман «искусственное орошение было улучшено и расширено по восточному образцу», а это требовало государственного управления: «руководство им было делом государства» (Коэбнер Р. Заселение и колонизация Европы).

Так мавританская Испания стала более маргинальной, чем восточной. Она превратилась в настоящее гидравлическое общество, управляемое деспотически специально назначаемыми чиновниками. Налоги в ней собирались с помощью агроуправляемых методов. Мавританская армия, которая вскоре превратилась из племенного в «наемническое» соединение, стала, несомненно, орудием государства, как и ее аналоги в халифатах Омейядов и Аббасидов. Прежние системы ирригации и садоводства были дополнены необыкновенным расцветом типично гидравлических наук – астрономии и математики. Современная им феодальная Европа не могла похвастаться ничем, что могло бы сравниться с научными достижениями Испании[48].

Воспроизводя впечатления великого арабского географа Ибн Хаукаля, посетившего Испанию в X веке, голландский ориенталист Дози приводит свои комментарии об организационной мощи мусульманской Испании, полиция которой, как и ее гидравлическое сельское хозяйство, проникала в самые отдаленные районы страны: «Иностранец с восхищением замечал, что поля повсюду хорошо обработаны, а ирригационная система скоординирована с помощью точных научных расчетов, так что даже самые бедные почвы превращались в плодородные. Он поражался тому совершенному порядку, который, благодаря неусыпному надзору полиции, царил даже в самых труднодостижимых районах» (Дози Р. История мусульманской Испании).

Во второй половине XIV века в главном городе Ганзейского союза, Любеке, насчитывалось 22 тысячи жителей, а в Лондоне – около 35 тысяч. Во время расцвета Западного Халифата мавританская столица Кордова могла вместить в себя миллион человек, а Севилья в 1248 году более 300 тысяч. В конце мусульманского периода Гранада, вероятно, имела такое же население. «Энциклопедия ислама» оценивает население этой прекрасной последней столицы исламской Испании в полмиллиона жителей.

Поэтому не стоит удивляться тому, что это абсолютистское государство на пике своего могущества собирало огромные суммы налогов. И неудивительно также, что эта страна, как и другие гидравлические режимы, свободно использовала евнухов, безжалостно избавлялась от сановников, лишившихся милости государя, и конфисковала всю их собственность.

Реконкиста

Реконкиста, которая в XIII веке восстановила власть христиан над большей частью Испании, превратила великую гидравлическую цивилизацию в общество позднего феодализма. Ученые, изучающие историю России и рассматривающие возвышение восточного деспотического государства в Москве как следствие вооруженной борьбы с монгольскими завоевателями, недаром сравнивают события в России с тем, что случилось в Испании, а также в Австрии.

Начнем с последней страны. Несколько веков подряд Австрии угрожало вторжение войск одной из величайших восточных империй в истории: османской Турции, а часть Венгрии находилась под оккупацией турок более ста пятидесяти лет. Но Австрия, главная политическая и военная база для контратаки, оставалась свободной, и долгая борьба против могущественного врага Европы не превратила Австрию в страну восточного деспотизма. Подобно другим странам Европы, Австрия двигалась в сторону западного типа абсолютизма: до середины XVIII века австрийский парламент (ландтаг) имел решающий голос в вопросах налогообложения и призыва солдат в армию, и даже после 1740 года главную роль в фискальной администрации играли сословия. Венгрия упорно держалась полуавтономного управления; ее ландтаг, состоявший из верхней палаты (церковных и светских магнатов) и нижней (нетитулованное дворянство и депутаты из числа горожан), «оказывал большое влияние на управление страной».

В Испании база Реконкисты никогда не принадлежала к восточному типу. Правители небольших северных государств, которые арабам завоевать не удалось, опирались на поддержку дворянства, священников и горожан, и в конце главного этапа Реконкисты эти группы, не будучи разгромлены политически, смогли, опираясь на свои привилегии, поддерживать полуавтономное существование (Альтамира Р. История испанской цивилизации). Как и во Франции, Англии, Германии, Италии и Скандинавии, Испания в конце периода феодализма и после его окончания создала у себя абсолютную монархию. Ее правительство оказалось достаточно сильным, чтобы подчинить себе дворянство, церковь и города, но оно не смогло избавиться от остатков аристократического майоратного землевладения и полуавтономной церкви; не удалось ему сломить гордость и достоинство испанского народа. Помещики Арагона заявили, что подчинятся королю только в том случае, если он признает неизменными все их привилегии («si по, по» – «если нет, то нет»). Они повторили эту формулу в 1462 году, то есть более чем через сто лет после того, как большая часть полуострова была уже отвоевана у мавров. И хотя ассамблеи (кортесы), которые в Кастилии представляли в основном свободные муниципалитеты, в 1665 году перестали существовать, абсолютистскому режиму не удалось внушить своему народу покорность, привычную другим гидравлическим режимам.

Но это вовсе не означает, что мы не желаем признавать необыкновенную мощь испанского абсолютизма. Это явление можно хотя бы частично объяснить требованиями реконкистского фронтира (границы), которые способствовали усилению королевской власти в Каталонии, Наварре и Арагоне (Альтамира Р. История испанской цивилизации). Однако Wirtschaftsgesinnung (экономический настрой) христианских королей мог быть еще более решительным. В северной базе Реконкисты преобладало овцеводство, и европейская потребность в шерсти, которая с развитием Реконкисты только усиливалась, заставила испанских королей развивать овцеводство и в освобожденных от арабов центральных районах страны, и даже в некоторых частях Южной Испании (Клейн Ю. Места. Исследование испанской экономической истории 1273–1836 годов). Предоставляя всяческие привилегии городам