Шаг во тьму. Дилогия - Иван Тропов

Предчувствие не пропало, но как‑то изменилось. Я очень ярко чувствовал то, что называл предчувствием, но сейчас к этому ощущению совершенно не примешивалось чувство близкой опасности.

Как и полчаса назад, когда подходил Борис. Не опасность, а, наоборот, будто что‑то знакомое. Как запах родного дома, к которому привык, хотя и не можешь толком объяснить, из каких именно ниточек сплетается эта аура домашнего уюта…

Что‑то крупное и плотное позади меня. Дружелюбное. Надежное.

— Привет, Гош, — сказал я, не оборачиваясь.

Гош хмыкнул, удивленно и не без досады. Перестал красться. Под его ботинками зашелестели листья, еще влажные от вчерашнего дождя. Треснула ветка под каблуком.

Он поравнялся со мной, вопросительно глянул.

— Все в порядке, — сказал я. — Еще не приехали. Шатун приезжал, потом уехал. Куда ты его?

— Там. — Гош мотнул головой куда‑то назад, где за пустырем и лесополосой проходит шоссе. — На дороге. Ждет.

Это были типично конторские штучки, но я к ним уже привык. Называется — предварительное выдвижение.

Сесть на хвост пурпурным прямо у больницы слишком опасно. Эти пурпурные ребята быстро заметят слежку. Следить по очереди, передавая ведомых от одного к другому? Тоже проблематично, нас всего трое. Если сесть на хвост прямо здесь, даже две смены не помогут. На пустых ночных дорогах слишком подозрительно, когда позади постоянно висит одна машина.

То ли дело, когда позади пусто, пусто, а потом сами пурпурные нагонят случайную попутку, которая после обгона чуть прибавит и увяжется за ними. Верстах этак в десяти от городка. А лучше — в двадцати. Тут уж без всякой смены можно сопровождать долго и без всяких подозрений…

Надо только угадать с направлением. Выезжают они по тому шоссе, конечно, но куда? Не сворачивают ли на первом же съезде? Вот Гош и снарядил Шатуна ждать их где‑то впереди на том шоссе, ведущем на северо‑восток, — точно ли оттуда они приезжают, со стороны московских пригородов?

Я скорее почувствовал, чем услышал, движение Гоша. Он двинулся прочь от меня. Уже уходит.

— А ты? — обернулся я. — К нему?

— Потом.

— А сейчас куда?

— На северный.

Ага… Хочет одновременно раскручивать и ту жабу с усатым.

Вчера Гош уже выдвигался туда, на север, угадывая, откуда едет жаба. Неудачно. В ту сторону следить сложнее. Крупных городов нет, куча поселков и паутина мелких дорог. Попробуй угадай, откуда они приехали. Но может, сегодня повезет.

— А не опасно — распыляться вот так?

Гош помедлил, нехотя кивнул. Да, опасно. Потом мотнул головой на домик и сморщился: не нравится ему это все, ох как не нравится. Все‑таки разлепил губы:

— Надо начинать разгребать.

Он мотнул головой на луну.

Да, полнолуние уже завтрашней ночью. Ритуальный день у жаб.

Пожалуй, прав Гош. Надо спешить, а то после ритуала могут разбежаться и где их потом искать? Распыляться опасно, но надо — прав Гош… Как всегда, впрочем. Смотрит на шаг вперед. Конторская выучка, ее не пропьешь.

— Ладно, Гош… Сюда еще заедешь или там будешь сидеть, пока они обратно поедут?

Гош склонил голову к одному плечу, потом к другому — ни да ни нет, как получится.

— Думаешь, ваши выдвижения могут не сработать?

Гош поморщился.

— Только один к ним не лезь, если что. Ладно?

Гош хмыкнул: не дождетесь.

Ну да. Тому, что от геройства одни проблемы, — этому в их конторе прежде всего учат…

Он скользнул назад, неслышно ступая по опавшей листве, беззвучно отводя ветви кустов. Теплое ощущение, что со спины меня прикрывают, таяло вместе с ним.

Я вздохнул. Конечно, хорошо бы сегодня же узнать, где живет та сука с усатым. И откуда приезжают те совсем молоденькие жабки с пурпурной охраной… И все же жаль, что его сегодня не будет рядом. С Гошем я чувствую себя увереннее.

* * *

Когда справа сквозь ветви пробился свет фар, я ждал, что это «ауди» жабы. Она приезжает первой. Но по новенькой дороге вскарабкался «мерин».

Вполз на стоянку, превратившись под светом желтых фонариков из черного в темно‑темно‑пурпурный. Защелкали дверцы.

Все те же двое мужчин в пурпурных плащах и те же две молодые женщины — только сегодня одеты совсем иначе. Если это вообще можно назвать одеждой.

Черные накидки, не достающие даже до колен. И все. Руки ниже локтя голые, голые ноги, никакой обуви. Широкие капюшоны утопили лица в тени.

Тончайший шелк струился по телу. Вздрагивающие от осеннего холода плечи, тонкие талии, бедра… У маленькой на груди натянулся шелк на затвердевших сосках.

Ежась от ветра, они просеменили босиком по мокрому асфальту, взбежали по ступеням и юркнули внутрь. Один пурпурный поднялся вслед за ними, второй вернулся в машину.

Я стоял, оцепенев.

Черные накидки…

Я уже видел такие накидки. Они могут значить только одно. Ритуал сегодня. На миг перестав верить собственной памяти, твердившей, что полнолуние завтра, я оглянулся на луну.

Но луна висела еще не круглая, еще ущербная с края. Полнолуние завтра.

Я поежился. Снова поглядел на домик.

Какого же дьявола вы приехали в накидках, если полнолуние только завтра? Полнолуние завтра, а в накидках уже сейчас…

Меня опять пробрала дрожь.

Основная часть ритуала завтра, а начнут они прямо сейчас. Потому что это не тот ритуал, который я видел, не тот, который знаю на собственной шкуре. Оттого и три жабы в одном месте…

Из‑за угла морга выпрыгнули желтые конусы фар. Повернули, лучи пронзили кусты. Я присел, сжался, чувствуя себя черным камнем посреди светящегося кристалла, пятном, которое просто невозможно не заметить…

Наконец‑то фары ушли прочь.

Я открыл глаза. Черная «ауди» развернулась и встала рядом с «мерином».

С водительского места вылез усатый, только сегодня от его жизнерадостности не осталось и следа. Открыть дверцу для жабы он и не подумал. Она вылезла сама — тоже мрачная. Насупленно поглядывая на своего спутника. Или виновато?

Усатый распахнул заднюю дверцу со своей стороны и присел на корточки. Лицо совсем окаменело. Покусывая верхнюю губу и щеточку усов, он протянул руки в салон, что‑то тронул, осторожно, бережно.

Сквозь тонированное заднее стекло я не видел что.

Усатый, не вставая с корточек, сунулся внутрь, потом подался назад. Приобняв, он помог выбраться из машины ребенку.

Худющее, нескладное создание в длинной девичьей ночнушке, поверх ночнушки накинут плащ со взрослого плеча. Реденькие белесые волосики беспомощно распластались по лобастой голове, словно нарисованные на коже, — будто она уже лысела.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});