Тайна Ирминсуля - Юлия Эфф

оставались в Лумере: лес и болота не выпускали своих пленников.

Однажды в Лумер пришла юная дева в белых одеждах и жителям, потрясенным её красотой и величием, сказала, что отныне будет помогать им. И назвали лумеряне её Белой Патроной, «белой помощницей».

Перестали болеть лумерцы: Патрона лечила их прикосновением своих ладоней. Научила их простейшей магии огня, воды, земли, воздуха и света. И увидели лумеряне, что природа может быть милостива, болота – полезны, а тёмный лес приветлив.

Зажили легче лумеряне. И хоть лес по-прежнему не пропускал чужаков и не выпускал тех, кто желал узнать мир дальше него, это не беспокоило жителей поселения: многие теперь были счастливы, познали радость жизни и духовного развития. Добро и свет всеобъемлющей любви стали главной религией лумерян <…>

Белая Патрона не раз испытывала твёрдость духа и преданность духовному свету лумерян, признавших её своей королевой. Тем, кто не проходил испытания, она давала шанс исправиться или предлагала уйти в большой мир. Кто-то уходил, но никогда не возвращался и не приводил с собой врагов, потому что Владычица стирала их память о Лумере и благословляла на путь через лес и новую жизнь…»

– О чём задумалась, милая? – Илария спросила у остановившейся дочери.

Ночь, свирепый мороз и ветер в лицо, беснующийся в одежде и волосах. Но она не чувствует ничего, кроме трещин в сердце. Она кричит приближающимся к ней: «Я ненавижу вас, ненавижу! Уйди, ты! Я за тебя готова была умереть, а ты!.. Ты предал меня! Ты смеялся вместе с ними! Не-на-ви-жу-у-у!» Но Он не смеялся. Ему было стыдно и неловко.

С трудом вынырнув из отчётливо возникшего в голове воспоминания, Мари ответила:

– Я думаю, матушка, если у заблуждающихся не было поддержки, то разве можно их обвинять в ошибке?.. Например, прежде чем надевать браслеты, неужели сложно было объяснить, что не так? Или проще выгнать в лес, чем помочь?

Бабушка хмыкнула, опережая свою дочь с ответом:

– Ты подменяешь понятия, Мариэль. Те, кто уходил от Владычицы, знал о её канонах и это не может послужить оправданием для ошибки…

– А твои браслеты – ради твоего блага, милая, – добавила Илария: – Чтобы ты научилась слышать себя и свои желания.

Последние пассажи над платьем Иларии были сделаны, Нисса и Нана удалились за ширму переодевать госпожу.

Подчиняясь вопросительному взгляду бабушки, Мари продолжила:

– «… Со временем в поселении осталось только сорок лумерян, верных Владычице. Среди них были и дети. Шло время, Владычица выглядела такой же прекрасной, как и в день своего появления в Лумере, но она всё чаще стала говорить о своём сроке ухода. Лумеряне не верили этому, потому что надеялись на бессмертие своей королевы.

Но однажды Владычица призвала к себе лумерян и озвучила последнюю волю: она желала оставить после себя наказы и дар лумерянам как награду за верность добру. Так были записаны Каноны Владычицы.

После этого велела она каждому приготовиться к ритуалу принятия магии света. Каждый, входивший в её покои, делился небольшим количеством своей крови, присягая тем самым служению Канонам Владычицы, за себя и своих потомков. А она одаривала прощальным поцелуем, во время которого каждый присягнувший получил древнюю магию.

Сначала шли взрослые, Старшие Основатели. Последними к Владычице приводили детей и младенцев, у которых также взяли по капле крови. Дети стали называться Младшими Основателями.

С каждым своим поцелуем Владычица теряла силы, и, успев отдать последние искры магии, её душа покинула бренное тело. Её оплакали и погребли так, как она велела: опустили в землю и поставили в изголовье сосуд, наполненный клятвенной кровью. Едва последняя горсть земли улеглась на могилу, пошёл большой снег. Длился он восемь дней и ночей, за что был прозван октагоном – днями скорби и памяти об ушедшей Владычице.

Сомнения, страхи и разочарование преследовали некоторых Старших Основателей. Они пытались уйти в непроходимый лес, но тот не пускал, смыкал ветви, закрывая путь во Всемирье. Сильные уговаривали слабых довериться пророчеству Владычицы и потерпеть до весны…

Весной же увидели в изголовье могилы росток дерева. Стремился он ввысь с каждым днём так усердно, что те, кто потерял веру, обрели её вновь. Вспомнили обещание Владычицы о посланнике, связывающем мир подземелья Владычицы и мир живущих на земле. Как велела Владычица, так и назвали дерево – Ирминсуль.

Рос Ирминсуль, а рядом с ним земля покрывалась белыми цветами. И однажды утром, когда вершина дерева Владычицы коснулась неба, лумеряне увидели красоту вокруг себя. Тьма леса отступала, в болотах начала уходить вода, а кое-где забили горячие источники. Лумер превратился в край божественного покоя и свободы.

У тех из сорока, кто неизменно хранил в себе веру, проснулась магия, и радость этих лумерян достигала подземных чертогов Владычицы. Но ждали все другого пророчества: с приходом большого снегопада должна была пасть тьма и стать послушной тенью для света.

Настал срок. И большой снег пошёл, как после ухода Владычицы, длясь два месяца. А в последнюю ночь засиял вдруг Ирминсуль, и такой свет полился от него, что увидели лумеряне за исчезнувшим лесом горы и море.

Восемь дней и ночей боролся Ирминсуль с тьмой, и та пала ниц, запросила пощады. Эти дни были названы вторым октагоном, днями борьбы с тьмой и человеческими пороками.

Стали лумерцы свободными. После падения тьмы могли они преодолевать границы леса. А возле старшего Ирминсуля вырос город, названный в честь белого света, разливавшегося по миру, – Люмосом.

– «Таково было начало Люмерии, благословлённой Белой Владычицей светом и любовью», – последнюю строчку этого сказания Илария процитировала наизусть, дотрагиваясь до плеча дочери. – Ступай, Мари, примерь своё платье.

Девушка вернула книгу матери:

– Кое-что я бы хотела прояснить.

– Что именно, милая?

– Сейчас…

Нисса, ожидавшая следующую примерку, нервничала, возможно, она торопилась, поэтому Мари поторопилась за ширму. Там, помогая Жанетте себя переодеть, она спросила, чуть повысив голос, чтобы было слышно:

– Способ, которым Владычица передала магию, мне кажется… м-м-м… странным. И ещё этот белый бал… Почему все помешаны на поцелуях как средстве для чего угодно, кроме… Как-то это… слишком, по-моему…

Сир Рафэль, до сих пор хранивший молчание, крякнул, послышался шелест складываемых листов и звук, по которому можно было догадалась: отец семейства поднялся с кресла.

– Благодарю за чтение, дочь. Как в старые добрые времена… А сейчас, прошу меня простить, вынужден вас оставить: хочу написать письмо, удостовериться, что новость про арауканов не так дымит, как кажется.

– Что случилось? – отозвалась Илария, понявшая, о чём идёт речь.

– Снова требуют сменить посла в Сурье. Не дают им покоя наши рудники.

– О, Владычица!… Мари, милая, одевайся пока, я сейчас вернусь…

Жанетта за спиной хозяйки хихикнула, развязывая шнуровку и помогая стянуть верхнее платье, тихо сказала:

– Ох, и горазды вы смущать мужчин!

– Но я действительно не понимаю. И хотелось бы знать об этом до бала, а