Олимп, штат Техас - Стейси Суон

что поступила правильно, и все равно ей не заставить себя взглянуть на Тею. А еще тяжело из последних сил держать маму, которая привалилась к ней, пытаясь понять, что только что произошло.

Арти обращается к Тее и Ли:

— Вы давайте идите. Я тут одна посижу.

Они не сразу, но повинуются. И вот в церкви остаются только Арти и органистка. Та заканчивает играть «Зари луч первый». Арти ждет, что она уйдет, однако та начинает новую мелодию, Арти не знакомую. Поет. Это не гимн. Это песня Хэнка Уильямса о похоронной процессии, со странноватым текстом, завуалированным стремительным темпом и бодрым ритмом. Вот только органистка исполняет ее медленно, самыми примитивными аккордами, голос ее серьезен и она разве что не фальшивит. «Еще шесть миль — и нам прощаться, прощаться, друг мой дорогой». Звучит куплет, после которого гнев Арти на Арло за его самонадеянность, за то, что он оказался именно тем, кем его назвала Тея, перекрывает скорбь по Райану. В груди пустота, но сердце заходится от фантомной боли. Песня заканчивается, и хотя вряд ли она звучала дольше минуты, отсутствие звука оглушает. Органистка отворачивается от инструмента, встает, идет по проходу. Бросает на Арти быстрый взгляд, кивает ей, не сопроводив кивок улыбкой, лишь хмурость на миг сходит с лица.

Арти оказывается у гроба, сама не поняв, как туда добралась; и вот она уже смотрит на восковой симулякр мужчины, которому покупала таблетки от головной боли, с которым готовила, рядом с которым спала. Она останавливается у длинной стороны гроба, опускается на колени, так, чтобы не видеть лица, но видеть волосы. Волосы, пусть и мертвые, не изменились. Она пропускает прядку между пальцами, потирает — такая же гладкая и мягкая, как всегда. У нее наконец возникает ощущение, что Райан здесь, с нею рядом. Она закрывает глаза и прощается. Встает, видит, что волосы слегка растрепались. Знает, что Райану это было бы по душе. Закрывает крышку.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Арло идет к выходу из церкви, сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег. Вчера, когда он признался, что знал, что это Райан плывет по реке, во время бдения рядом с физическим плодом его поступка, лежащим на столе в морге, его будто бы освежевали. И войти-то в церковь было нелегко: увидеть Арти, родителей Райана, гроб, — а когда его изгнали с похорон, он чувствовал себя как освежеванный человек, которого бросили в соленое море. Думать такой человек может лишь об одном: как бы выбраться на сушу. Арло добредает до газона у церкви, все еще продолжая кипеть при мысли о стратагеме Лавинии и отступничестве Арти, а потом замирает прямо на ярком солнце, ощущая одиночество и растерянность. Направляется к фургону Марча, чтобы подождать там. Дойдя до тротуара, соображает, что кто-то идет за ним следом. Шериф Муньос.

— А я и не заметил, что вы здесь, — говорит Арло, останавливаясь.

— Сидела на задней скамье. В таких случаях мой долг — принести свои соболезнования. Вы в порядке? Сцена была не из легких.

А она профессионал, думает Арло. У нее лицо человека, с которым хочется говорить, что среди представителей закона большая редкость. Поэтому он отвечает честно:

— Я пока не привык жить со столь сильным чувством вины.

Она кивает, как будто получив правильный ответ.

— Я с воскресенья опрашиваю свидетелей. Не выяснила ничего предосудительного про Райана или Арти: никакого насилия или интрижек на стороне. Судя по всему, отношения у них были здоровые и, пожалуй, слишком недолгие для того, чтобы в них возникли неразрешимые проблемы, из которых люди видят один-единственный выход: смерть. — Муньос надевает форменную ковбойскую шляпу, которую до того держала под мышкой. — И хотя, полагаю, слова миссис Барри вряд ли доставили вам особое удовольствие, лично мне, если честно, после них полегчало. Она теперь будет считать, что добилась справедливости, и, возможно, для нее этого будет достаточно, если против вас не выдвинут обвинения.

— Обвинения не выдвинут? — удивляется Арло. Ему нужно, чтобы она ответила вслух, как бы дала обещание.

— Нет, — подтверждает шериф. — Но учтите: хотя в вашем поступке и нет состава преступления, он все равно был огромной ошибкой. Многим до конца жизни не удается себя простить.

Она кивает, дотрагивается до своей шляпы, идет по газону обратно к церкви. Арло расхотелось сидеть и дожидаться Марча. Ему хочется оказаться подальше от этого места и этих суждений, пусть даже пешком особо далеко и не уйдешь.

Через полчаса носки Арло мокры от пота, пятки стерты парадными туфлями, а сам он глядит в темные окна знакомого гастропаба — это единственное открытое в такое время место, где подают алкоголь. Примерно на середине его прогулки позвонил Марч, но Арло не стал снимать трубку, а Марч сообщения не оставил.

Еще и полдень-то не наступил, поэтому столы заняты разве что на четверть, табуретки у бара и вовсе пустуют, если не считать двух старикашек в ковбойках с короткими рукавами. Из музыкального автомата звучит песня Джорджа Джонса, Арло садится у стойки, как можно дальше от старичков. Тем не менее нельзя не кивнуть в знак приветствия. Старички кивают в ответ, тихо переговариваются. Явно про Райана.

Арло встречается взглядом с собственным отражением в зеркальной стене бара. Подозрение, что зря он сюда пришел, превращается в уверенность, когда за одним из столиков он видит Лавру. Она доедает обед, смеется, переговариваясь с какой-то незнакомой ему парой. Надо бы уйти, но тут является бармен, Арло заказывает виски со льдом — и ради градусов, и ради охлаждения.

Бармен приносит бокал, Арло вручает ему десятку, сдачи не берет. Крутит высокий бокал на стойке, прежде чем пригубить, заставляет себя не смотреть на Лавру в зеркале. Сейчас допьет и тихонечко выйдет. Он переворачивает бокал, чтобы опрокинуть в горло остатки, кубик льда падает ему на нос. Арло поворачивается на табуретке, вытирая виски со щеки, и оказывается лицом к лицу с Лаврой.

— Уже уходишь? — спрашивает она, скривившись так, будто в рот ей попала какая-то гадость.

— Я не знал, что ты здесь, — откликается он.

Она в ответ поднимает брови.

— В смысле, не ради тебя сюда пришел.

— А я разве сказала, что ради меня?

Он качает головой.

— Я пойду.

— Сперва ты должен передо мной извиниться. — Она садится, оставив между ними пустую табуретку.

Арло снова поворачивается к стойке, Лавра замечает пустой бокал.

— Давай-ка чего послабее. — Потом обращается к бармену: — Две «Одинокие звезды». — Молчит, пока перед ними не ставят откупоренные бутылки с пивом. — Я расстроилась, когда узнала про