Олимп, штат Техас - Стейси Суон

от Лавинии, опираясь на ее руку, стоит бабушка Райана, с другой — близко, однако ее не касаясь — ее муж. Мистер Барри телосложением похож на сына: жилистый и сухощавый, благодаря чему он выглядит сильно моложе своих лет, притом что на висках у него залысины, в волосах седина. Арти представляет им Ли.

Лавиния смотрит Арти за спину, морщины у нее на лбу делаются глубже.

— А ваш брат?

— Он приедет, — уверяет Арти.

Судя по виду, у Лавинии большие ожидания, хотя Арти и не понять, чего именно она ожидает. Некоего катарсиса в момент, когда увидит всех причастных?

— Мы сядем по левую сторону от прохода, — заявляет Лавиния. Если Арти и удалось накануне добиться от матери Райана какого-то расположения, сегодня оно улетучилось. Думает Лавиния лишь о том, что ее ждет. — А вы можете сесть справа. В первом ряду, если хотите.

Да, будто на одной стороне родственники жениха, а на другой — невесты, думает Арти, и ее начинает подташнивать. Вслух же она благодарит миссис Барри. Понравилась бы ей эта женщина, если бы они встретились на воскресном ужине? Хотя Лавиния и ждет появления Арло, Арти чувствует, что ей не терпится от всех них избавиться, что ее уже и сейчас относит в сторону. А потом к миссис Барри подходит Ли, отвлекает ее, заключив в объятия. Арти с ужасом смотрит на мать, нарушающую все мыслимые личные границы, пока Лавиния наконец не отстраняется: она вцепилась Ли в локоть, нижняя губа у нее дрожит. На лице миссис Барри Арти видит отблески лица Райана — в разрезе глаз, в скулах — и гадает, нет ли в этой женщине отблеска его мягкосердечия. Ведь, возможно, жизнь просто научила ее это мягкосердечие скрывать.

— Примите наши соболезнования, — шепчет Ли так, будто это некая объединяющая их шестерых тайна.

Мистер Барри качает головой. Арти отворачивается, чтобы войти в церковь, потом останавливается, кладет руку ему на плечо.

— Я очень любила вашего сына, — говорит она ему.

Он отодвигается, сразу всем телом. Арти напоминает себе, что для него она совершенно чужая. До сих пор он знал ее лишь в теории. Если бы погиб Арло, утешило бы ее появление неизвестной женщины, которая призналась бы в своей к нему любви?

Тея тянет на себя церковную дверь — ее уже отперли, — и в лицо Арти ударяет волна кондиционированного воздуха. Она вздрагивает. Они входят в широкие двустворчатые двери, за которыми пустой церковный зал, в котором ничего, кроме гроба.

Церковь невелика. По двенадцать скамей с каждой стороны. Рядом с темным деревом, из которого они сделаны, бордовый ковер выглядит облезлым и линялым. Витражные окна ярко блестят на фоне белых стен, по четыре на каждой стороне, а одно — спереди: раскормленный Иисус улыбается за алтарем. Арти это место не утешает. Она в состоянии объективно оценить красоту витражей, но ей они кажутся бессмыслицей: зачем загонять верующих в помещение, где полно окон, но не видно, что там снаружи? Впрочем, в церквях она всегда чувствовала себя чужой. Мать их была не из верующих — скорее приверженкой любви как таковой, чем божества, сотворенного из любви, — а визиты Арти к Бриско никогда не выпадали на утро воскресенья. Пересекать определенную черту не дозволялось никогда, даже в протестантских церквях: выставлять напоказ незаконнорожденных детей, демонстрировать вещественные доказательства того, что ты сбился с пути к спасению. Никто же не приходит в храм с пивом или проституткой.

Они входят в церковь, и распорядитель, мальчик лет двенадцати, а то и меньше, вскакивает с задней скамьи и вручает им программки похорон. Явились они так рано, что даже распорядитель еще не успел подготовиться. На программке фотография Райана — старое школьное черно-белое фото. Арти этот снимок никогда не видела, и эта тощенькая копия ее любовника вызывает у нее смех — нос слишком велик, на щеках россыпь прыщей. Арти жалеет, что не предложила использовать одну из недавних фотографий. А потом вспоминает, что никогда Райана не фотографировала. Ни он, ни она не держали телефоны под рукой, оба мало пользовались соцсетями. И вот теперь она будет медленно, но верно забывать его лицо. Каждый раз, возникая в памяти, оно будет чуть более расплывчатым, пока четкость очертаний не пропадет полностью. Мысль эта кажется ей столь ужасной, что она, не сдержавшись, всхлипывает. Тея обнимает ее за плечи.

— Давай сядем, — предлагает она.

Стоит ли пойти взглянуть на тело, в последний раз увидеть его лицо, руки, волосы? Если она возьмет его за руку, покажется ли ей эта рука живой — и тогда весь оставшийся мир рухнет неведомо куда? Она смотрит на свою руку: так хочется, чтобы это оказалось правдой, притом что она знает: не окажется. В гробу сейчас лежит то, что лежало с ней рядом на речном берегу. А не тот, кто субботней ночью делил с ней постель. Не тот, кого она любит. Она не мешает Тее и матери отвести себя к алтарю и посадить на переднюю скамью — сами они садятся от нее по сторонам.

Через несколько минут, заполненных шарканьем входящих, шелестом страниц в программках и приглушенным перешептыванием, Арти пишет Арло эсэмэску: «Ты должен сидеть со мной впереди». Она опускает телефон обратно в сумку, и тут на дальнем конце скамьи, у стены, показываются Питер и Юна. Они чем-то напоминают Арти родителей Райана: стоят совсем рядом, но не соприкасаясь.

Мысли Арти опять возвращаются к гробу. Надо бы подойти, посмотреть на Райана, пока церковь не заполнилась народом. Райан посмеялся бы, узнав, что она брезгует его хладным трупом. Да это ж все по законам природы, сказал бы он. И все равно сама мысль, что она будет стоять рядом с его телом, вызывает у нее приступ паники. А ведь от Арло она потребовала даже больше. Чтобы он сидел рядом с трупом, причем лишенным буферного прикрытия — гроба, равно как и защитной оболочки — костюма и красивого синего галстука. Ее утешает, что Райан эту ночь провел не в одиночестве. И почти столь же утешительна мысль о том, какую боль это причинило Арло, вынужденному смотреть на последствия своего поступка.

Арти переводит глаза вправо, мимо матери, которая старательно избегает встречаться взглядом с Питером. Питер остановился — не хочет идти на свое место первым, чтобы не сидеть рядом с Ли. Юна этой задержки не заметила — она смотрит в заднюю часть церкви. И вот наконец появляется Арло, он идет по центральному проходу в самом неброском своем костюме. Арти закрывает глаза, считает вдохи