Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Наталья Павлищева

– Ешь, ешь, – вторил ему Ярослав, – еще не все попробовал!

– Я сейчас лопну!

– Ничего, зашьем!

Снова стены терема в Ракоме сотрясали взрывы хохота.

Ингигерд не замечала ничего – ни того, что Олав по привычке вытирает руки о край вышитой скатерти, которой застелен стол, ни его довольно грубого смеха, ни многого другого… Зато все заметил девятилетний Владимир. Он подошел сзади к отцу и что-то зашептал на ухо. Ярослав повернул голову, прислушался.

– Почему мама так смотрит на этого варяга?

Шепот сына для князя словно удар, на мгновение сцепил зубы так, что желваки заходили, но быстро выправился, зашептал в ответ:

– Твоя мама и жена этого короля сестры, им есть что вспомнить, глядя на него, мама вспоминает свое детство.

Владимир, хмуро потупившись, вернулся на свое место, а Ярослав, улыбаясь через силу, наклонился, словно бы что-то спросить у Ингигерд. Княгиня услышала:

– Не ешь так нашего гостя глазами, это может ему не понравиться.

Муж выпрямился, а саму Ингигерд бросило в краску. Она действительно забылась и видела из всех сидевших за столом только Олава. Это неприлично, хорошо, что здесь нет женщин, те быстро бы все разглядели и принялись сплетничать.

Княгиня окинула взглядом сотрапезников и вдруг увидела сына. В его глазах стояли слезы! Неожиданно мальчик поднялся и бросился вон из палаты. Ярослав показал на него глазами своему ближнему слуге Славцу, тот последовал за княжичем. Ингигерд тоже начала подниматься, но ее руку накрыла рука мужа:

– Сиди, без тебя справятся.

Это было для Ингигерд хорошим уроком, она поняла, что если не будет держать себя в руках, то рискует потерять уважение сына и сама стать посмешищем. Умом понимала, но справляться удавалось не всегда. Невольно она разглядывала Олава, пытаясь отыскать в нем то, что напридумывала себе сама за столько лет.

* * *

Князь и король вели долгие беседы о вере, Олав дивился разумности Ярослава и его вдумчивости. Князь пришел к вере едва ли не сам, только что крестили, остальное познал по книгам, это вызывало у Олава настоящее восхищение.

Как истинный мужчина, он не смог не отдать должное красоте своей бывшей невесты, но не более. Ингигерд не молодела за пройденные годы, и посвященная ей виса только сожалела о том, что красивая женщина уже носит золотую повязку. Олав не стал слагать висы, воспевающие ее красоту десятками в день, как об этом мечтала Ингигерд. Он ограничился всего двумя, в обеих назвав ее красивой – и все.

«Прекрасная женщина села на прекрасную лошадь…» И это все?! Лошадь похвалили не меньше, чем ее саму! Сначала Ингигерд рвала и метала, стараясь не подавать никому вида. Но с юности стоило ей разозлиться, как начинались сильные головные боли. Первое время после приезда Олава княгиня страдала такими болями слишком часто, к тому же была в тяжести, это тоже основательно портило настроение…

В общем, такая долгожданная встреча не принесла долгожданной же радости. От сознания, что столько лет обманывала сама себя, становилось еще хуже.

Если бы Олав проявил к ней больше интереса, показал, что влюблен, или напомнил, что был влюблен, то неизвестно, как повернуло, но король помнил слова Рёнгвальда. Да и Ингигерд нравилась ему не больше, чем любая другая красивая женщина.

Загляни она поглубже в свою душу, тоже поняла бы, что сама никогда не любила даже придуманного Олава. Но лишаться мечты так тяжело…

* * *

Олаву очень хотелось решить судьбу маленького Магнуса. Понимая, что возвращаться на родину придется с боями, он хотел бы оставить ребенка у князя Ярослава на воспитание, только не знал, как высказать эту просьбу. Ярослав предложил сам:

– Магнусу лучше пожить в Новгороде. Здесь его никто не обидит и… не достанет.

Немаловажное замечание, сыну действительно должно быть безопасно. Олав с радостью согласился. Согласилась и Ингигерд. Оставленный у них Магнус означал, что его отец обязательно вернется за сыном.

Оба отца очень хотели, чтобы их сыновья подружились, но это как-то не получалось. Магнус, воспитанный в варяжской вольнице, не мог понять послушного и вежливого Владимира. Он научился ходить на руках и частенько это показывал на столе во время трапезы. Конечно, далеко не всем дружинникам нравилось, когда перед их лицами вдруг начинали дергаться ноги мальчишки, но пока терпели, все же сын короля, хотя и незаконный. Если с ними ел отец, то Магнус не позволял себе таких выходок, а вот без него развлекался вовсю.

Однажды это привело к неприятности. Во время очередной его выходки Владимир, сидевший вместе с остальными за столом, вздрогнул от неожиданности и подавился рыбьей костью. Выкашлять мальчик ее не смог, но и жаловаться тоже не хотелось.

Прошел день, застрявшая в горле кость привела к опухоли, сколько Владимир ни кашлял, она никуда не девалась. Заметив, что сын постоянно кашляет, Ингигерд взволновалась, а увидев нарыв в горле, и вовсе перепугалась. В тот момент она вспомнила, что Олав славится умением лечить людей, и потащила сына к норвежцу. Мальчик упирался как мог, ему совсем не хотелось показывать свое горло и свою боль чужаку. Но Олав сумел оказать помощь, вернее, это был просто совет проглотить кусочек хлеба.

– Только не разжевывай.

Чтобы отвязаться от ненужного внимания, Владимир проглотил мякиш очень быстро и вдруг почувствовал, что в горле больше не колет! В его глазах была радость, целый день мучавшийся ребенок был избавлен от неприятностей.

Услышав об исцелении сына, Ярослав благодарил Олава как мог, а дружина немедленно возвестила, что король величайший из целителей. Варягов с удовольствием поддержала Ингигерд. Олаву в ее глазах прибавилось сияния.

– А что было-то? – поинтересовался у Владимира отец.

– Кость в горле застряла.

– Так съел бы кусочек хлебного мякиша, кость и вышла!

– И ты тоже знал это лечение?! – ахнул мальчик.

– Это все знают, на Руси всегда глотнувшему косточку дают хлебом заедать.

Владимир помчался к матери сообщить, что отец тоже знал такое лечение. Та только отмахнулась. Обида сына росла, кроме того, он уже ревновал к Магнусу, которому как гостю позволялось все.

* * *

Ярослав решил сделать богатый подарок жене. Это был их с Рёнгвальдом секрет. Все же Ингигерд принадлежали земли вокруг Ладоги, она частенько туда наезжала, и князь подумал, что у княгини должен быть свой достойный ее дворец. Конечно, не каменный, как в Киеве, но хотя бы роскошный деревянный, всячески украшенный.

Со всей новгородской земли, славящейся своими умельцами работать по дереву, тайно были собраны в Ладогу десятки человек. Бойко застучали топоры. Русским людям не привыкать строить из дерева, а хоромы хоть и были немалыми, но главное в них – затейливое украшение, делать которое и сердцу приятно. Терем покрылся деревянным кружевом.

Ярослав не пожалел для обустройства дорогих тканей, множества богатых вещей и утвари. Он так старался угодить строптивой и такой любимой Ингигерд, снова бывшей в тяжести! Княгиня всегда тяжело носила детей и чувствовала себя плохо, потому особо хотелось порадовать ее.

Справились быстро, сама виновница переполоха ни о чем и не догадывалась. Пока Олав ездил к своим сородичам в Полоцк, князь решил свозить жену в Ладогу и показать подарок. Он так надеялся на благодарность, так ждал улыбки, поцелуя, а вышло…

Что в тот день испортило настроение Ингигерд? Княгиня потихоньку злилась, а когда она злилась, начинала нестерпимо болеть голова, от этого злость усиливалась… Ее мутило, не хотелось никого видеть, а Ярослав зачем-то привез в Ладогу, да еще и ни в какую не желал говорить, что случилось! И когда прибыли туда, почему-то оставил ее с Рёнгвальдом, а сам умчался. Родич загадочно улыбался, поддерживая Ингигерд под руку.

На мгновение она, конечно, замерла перед кружевным дворцом, а поднимаясь по ступеням, уже поняла, в чем дело, но настроение от этого не улучшилось. Зато крепла злость на ненужные старания мужа, мог бы сразу сказать, что построил для нее красавец дворец, к чему такие тайны?!

В палате, куда вошли, уже сидел сам Ярослав, окруженный дружинниками Рёнгвальда, стояли богато накрытые столы, было развешано дорогое оружие, полы устланы дорогими коврами.

Князь довольно обвел рукой вокруг:

– Видела ли где такие богатые палаты?

Ингигерд молчала, не зная, что отвечать, Ярослав встал и, подойдя совсем близко, уже тише поинтересовался:

– Мог ли кто другой подарить тебе большее?

Она восприняла это как откровенный намек на Олава, который сам жил на деньги Ярослава. В Ингигерд всколыхнулось все, накопившееся за эти годы. Вот чем князь решил взять?! Лицо перекосило от нестерпимой головной боли. Она надменно усмехнулась:

– Ты волен построить любые хоромы, князь, но они никогда не станут лучше тех, в которых живет Олав, хотя бы те были на простых столбах!

Он совсем не желал соперничать с Олавом и не о нем говорил, просто ждал ее восхищения, а получил такой удар!