От денежной кладовой до Министерства финансов - Л Бердников

Обращаясь к костромским фабрикантам, выделывавшим парусину для флота и холст для войск, припоминаю одно печальное, потрясающее обстоятельство. Все фабриканты собрались и поехали в Петербург, еще во время министерства графа Канкрина, объяснять свою убыточность и просить выделанные на их фабриках парусину и холсты принять в казну вместо заготовления таковых в Англии, дабы этим способом ликвидировать свои дела без банкротства. Просьба была уважена, и возвратившиеся фабриканты в ближайшем времени все обанкротились, а один из старших Дурыгиных (двоюродный мой брат), который орудовал делами своей фирмы, уединясь от семьи, вышел на крышу своего дома и бросился на мостовую; через шесть часов, после тяжелых страданий, он умер. После этого страшного события и прекращения действий на моем солеваренном заводе я видел в серебряной единице гнев Божий, наказание, превосходящее по убыткам, понесенным во всей России, в несколько раз те потери, какие причинила война 1812 года.

В таком настроении застал меня 1840 год, образовавший новый экономический провал» (Кокорев, В. А. Экономические провалы по воспоминаниям 1837 года / В. А. Кокорев. — СПб., 1887. — С. 6–12).

Специалистов, которые бы хорошо ориентировались в денежной реформе Канкрина, было немного. Вот почему некоторые из них, чувствуя нехватку знаний, старались этот пробел компенсировать самообразованием. И в этом им помогала библиотека Енисейской палаты. К 1840 году в ней находилось много различных справочников, энциклопедий. Но главной книгой чиновники считали 15-томный «Свод законов Российской империи», который был незаменимым справочником при решении многих спорных вопросов, то и дело возникающих в хозяйственной и административной жизни края.

Первая статья «основных законов» гласила: «Император Российский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться верховной его власти не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает».

Каждый том «Свода» был посвящен определенной теме. Так, первый том раскрывал вопросы, связанные с законами о высших и центральных учреждениях России. Третий представлял своеобразную «энциклопедию» по вопросам службы чиновников. Четырнадцатый освещал законы о полиции, цензуре, ссылке.

Таким образом, вся жизнь русского человека была регламентирована и шла по негласной формуле: «Бойся Бога, чти царя».

Глава третья

Губернатор по призванию

Дай сделаю деньги, не для себя, для тебя. Я деньги мало люблю, но уважаю в них

единственный способ благопристойной независимости.

А. С. Пушкин — Н. Н. Пушкиной

Одним из немногих чиновников, кто умел не только говорить дельно о провинции своей, но и ей руководить, был первый губернатор Енисейской губернии Александр Петрович Степанов. Казалось бы, что о нем известно почти все, но сибирские и столичные архивы напрочь опровергают это предположение. Много мелких подробностей о его жизни и деятельности хранит фонд Енисейской Казенной палаты краевого архива.

Вот 4 марта 1824 года он подписывает распоряжение об открытии в городе Минусинске первого почтового отделения.

Не задумываясь о последствиях, Степанов берет под расписку в губернском казначействе 2 тысячи рублей на покупку кирпича для строительства казарм гарнизонного батальона, поскольку в его руках, как это ему казалось, это дело будет двигаться быстрее. (Как сказали бы современные чиновники, брал ответственность на себя.)

Он регулярно осматривает судно, которое строил для него первый плотник Красноярска Александр Попов. На нем губернатор должен был доплыть с ревизией до седого Туруханска. Постройка корабля стоила казне 700 рублей.

Вот он пробует вместе с управляющим питейными сборами По-роховщиковым кизлярское вино, привезенное из солнечного Дагестана. И хотя губернатор был человеком непьющим, но «по случаю» выпить любил. Если верить архивам, то в 1824 году жители Красноярска «пригубили» 45 тысяч ведер вина. Для справки скажем, что в это время в городе проживало около 6 тысяч человек. Таким образом, в среднем и ребенок, и взрослый выпивал в год около 8 ведер вина.

По мнению многих сановников, в том числе и адмирала Мордвинова, действовавшая в Сибири винная система откупов значительно увеличивала армию пьяниц. Поэтому он резко критиковал Винный устав, который, по его мнению, поощрял распространение пьянства в народе. Адмирал был одним из немногих членов Государственного Совета, кто был против введения в России винного откупа, отказавшись скрепить его своею подписью.

Степанов восхищается мастерством ссыльных. Строит для них шесть специальных больших зданий с просторными усадьбами, которые получили название работных домов. Здесь ссыльные осваивали и совершенствовали многие ремесла. Среди них были плотники и столяры, каменщики и маляры, кузнецы и слесари, медники и серебряники, кожевники и шорники, чернорабочие. Здесь изготовляли прекрасную мебель, легкие и красивые экипажи, которые было гораздо выгоднее делать в Красноярске, чем привозить из-за Урала.

При Степанове в Красноярске ввели одно негласное правило: каж-(1823–1831)  каждое сословие строилось в четко отведенном ему месте. Так появились в городе слободы: Еврейская, Инвалидная, Ремесленная, Казацкая (сегодня на их территории располагаются улицы: Урицкого, А. Лебедевой, Парижской коммуны, К. Маркса).

Особой гордостью губернатора были почтовые лошади. Путешественники отмечали, что сумма на их содержание выделялась из государственной казны, а не из земских повинностей, как это было заведено в других губерниях. Поэтому неудивительно, что расстояние в тысячу верст из Красноярска до Иркутска на них можно было преодолеть за трое суток. Многие из окружения губернатора знали, что отставка его уже не за горами, поэтому старались покинуть Красноярск раньше своего начальника.

К таким фигурам относился молодой титулярный советник Соколовский, создатель устава кружка «Красноярской литературной беседы», автор нескольких поэтических книг. Степанов их увольнению не старался препятствовать, а наоборот, всячески им помогал. На должностном формуляре Соколовского он написал: «В продолжение служебной карьеры, с 1828 по 1831 годы, всегда арестовывался отлично и к повышению чина весьма достоин».

В апреле 1831 года губернатор Степанов покидал Красноярск. Перед отъездом он еще раз объехал город, прощаясь с жителями, к которым он за долгие 9 лет прикипел душой и сердцем, с волнением окинул взором городской сад и все те дома и сооружения, которые оставили в его губернаторской карьере радостные и горькие отметины.

Впоследствии современники высоко оценят созидательный талант первого енисейского губернатора. Не забудут и основателя губернии — графа Сперанского, который подставил к Красноярску всего лишь одно прилагательное «губернский», коренным образом изменив всю его дальнейшую судьбу.

Уже через два года после отъезда из Красноярска А. П. Степанова путешественники будут в своих дневниковых записях отмечать: «В   Красноярске, кроме дома для присутственных мест,  есть деревянный острог,    большая    каменная кладовая для казны и ясака. Заведения     приказа     общественного   призрения   невелики,  но  весьма  удобны  и опрятны. Больница, дома для неисцелимо  больных,  бани, службы — все это на обширном месте обнесено оградою и внутри разделено палисадниками и рядами деревьев». Невдалеке    находились    казармы для батальона Сибирского отдельного корпуса и для жандармской команды с лазаретом. Губернатор сумел открыть два училища — одно для кантонистов, другое — для детей казаков.

 Следует сказать, что благодаря усилиям Степанова в городе появилась первая аптека, занимавшая одно из лучших помещений, а в домах вместо бычьих пузырей и пластин из слюды появились оконные стекла и теплые туалеты. Так Красноярск делал свои первые шаги к европейской цивилизации.

Степанов часто старался решать кадровые вопросы единолично, порой бесцеремонно вмешиваясь в поле деятельности председателя Казенной палаты И. Пестова. Наиболее красноречиво вышеприведенные слова подтверждает дело о титулярном советнике, заседателе Ачинского земского суда Иосифе Чебакове.

Инспектируя осенью присутственные места Ачинска, губернатор обратил внимание на скромного заседателя Иосифа Чебакова, которого решил сразу же сделать канским казначеем, поскольку занимавший эту должность 29-летний финансист Данилов скоропостижно скончался. Вскоре Чебаков приезжает в губернскую Казенную палату, где объясняет ее председателю Пестову, что «на определение его в означенный город Канск казначеем желания изъявить никак не может по случаю тому, что он в таковых должностях не бывал и что он имеет в Ачинске собственный дом и вместе с тем большое семейство, а особенно престарелого родителя, которому от роду уже 89 лет».