Вэйв Стори - Дари Джарт

мысли погрузили меня в какую-то парализующую дымку, и я была не в силах отозваться на прикосновения.

– Ты такая красивая, Луна. И недостижимая, – он придвинулся поближе и прошептал мне на ухо: – Это ужасно возбуждает.

Тут уж я пришла в себя и резко привстала на локтях. Конечно, меня тоже всё это время тянуло к нему, но всё это казалось неправильным. Будто он принуждает себя. От этого мне стало невыносимо больно.

– Прости, – он сел рядом.

– Мне кажется, тебе это не нужно.

– Ты мне нужна. Сегодня я наконец чувствую, что живу. Наконец во мне проснулась тяга к чему-то.

– Но ведь этот мир выдуман. Не стоит забывать об этом, иначе не выберешься. Останешься здесь навсегда.

– Я не против остаться здесь с тобой, – Аристотель положил голову мне на плечо.

– Мне жаль, но я не могу. В любом случае, как только мы покинем этот мир, я буду другой. Вечно занятой и уставшей, – я понюхала его волосы, которые приятно пахли ментолом.

– Тогда можешь кое-что сделать для меня пока мы оба здесь?

– Конечно.

– Я хочу посмотреть на тебя настоящую.

Мне не нужно было переспрашивать, что конкретно он имеет в виду. Я встала и решительно расстегнула ремень. Одним рывком я стянула джинсы, но когда начала приподнимать лонгслив, меня проняла мелкая дрожь. Что это я творю? Я восприняла его просьбу, как конец от спасительной верёвки, которую он бросил мне в надежде на то, что я его вытяну. Раз так ему станет легче, то я должна это сделать. Лифчик я почти никогда не носила, поэтому осталась в одних маленьких чёрных трусиках-стрингах. От волнения не могла поднять глаза и посмотреть на его реакцию.

– Ты вся дрожишь, – он обнял меня. – Тебе неприятно, что я смотрю на тебя?

– Я не знаю, что чувствую.

– Давай тогда я сниму трусики и если тебе и дальше будет плохо, то сразу же оденешься? – я кивнула, прислушиваясь к его ускоренному сердцебиению.

Он отодвинул меня вперёд. Теперь я увидела, что что-то в нём изменилось. Он смотрел на меня иначе. Зрачки расширились так, что радужки не было видно, губы немного приоткрыты. Он смотрел на моё оголённое тело так, будто ребёнок на представление фокусника.

Аккуратно, будто боялся сломать ненароком, он медленно начал касаться моих грудей, отчего внизу я ощутила тепло и влажность. Он заскользил вниз по моему животу, а затем, взяв с обоих сторон, потянул трусики вниз и, приблизившись к моей ложбинке, с силой вдохнул мой запах.

– Не бойся, я не посягну на твою добродетель, лунная принцесса. Но ты такая аппетитная, что я не смог удержаться, – он лёг на кровать, а я осталась неподвижно стоять перед ним.

Аристотель какое-то время лежал и рассматривал меня сверкающими глазами, точно волк свою добычу. Внезапно он схватил меня и повалил на кровать. Он начал с силой целовать мои соски, а пальцами играть с моей киской. Я в общем-то не возражала против секса с таким привлекательным незнакомцем. Снизу у меня всё настолько намокло, что грубость Аристотеля ещё больше воспаляла меня. Постанывая, я гладила его худощавую спину и даже через футболку с лёгкостью определяла каждое ребро.

Буря внезапно налетевшая, также внезапно растворилась. Он убрал мои руки и с ужасом взглянул мне в глаза, а затем из его глаз покатились слёзы. Аристотель опустился ко мне на грудь и разразился судорожным рыданием, оросив моё тело солёными слезами. Он прошёл свой штиль. Последнее усилие перед дальней дорогой. Я крепко обняла его и улыбнулась.

– Я так рада, Аристотель. Теперь ты вне опасности, – я поцеловала его в макушку.

Он приподнялся, вытер слёзы с глаз, снял джинсовую куртку, затем футболку. Он протянул её мне, а я, присев на кровати, накинула её на себя.

– Ты такая малютка, что моя футболка на тебе смотрится, как платье, – он усмехнулся.

Он снова руками уложил меня в постель, точно куклу, и лёг рядом, приобняв меня за талию.

– Ты такая покладистая, Луна. Я до сих пор хочу остаться здесь с тобой, но уже не вижу ничего ужасного по ту сторону портала. Если ты так хочешь, я продолжу путь. В этот раз я изо всех сил постараюсь полюбить жизнь. Ради тебя.

– Ты меня не забудешь? – мне вдруг стало одиноко.

– Никогда, – отрезал он. – Твой Аристотель всегда будет помнить о тебе и всегда будет готов спасти тебя, если потребуется.

– Тогда осталось ещё кое-что, – меня озарила блестящая мысль. – Раз я лунная принцесса, то я смогу вернуть тебя обратно. Закрой глаза.

Он закрыл глаза, а я прикоснулась губами к его губам. Задержавшись в поцелуе, я нехотя оторвалась от него, ощутив на губах металлический привкус крови. Рана на губе Аристотеля начала снова кровоточить. Я хотела встать, чтобы найти чем остановить кровь, но он остановил меня.

– Оставь, – он подал мне мой телефон. – Можешь поставить «Бабочку» Ханады. Давай уснём под неё.

Я включила одно из моих любимых произведений, которое в этот раз звучало иначе. Необыкновенная ночь и необыкновенный парень накладывали чудесный фильтр не только на окружающую обстановку, но и на музыку.

Мы погрузились в сон в объятиях друг друга под дивную лёгкую мелодию бабочки. А на утро я проснулась одна. На тумбочке была короткая записка: «Спасибо за спасительный поцелуй, лунная принцесса. Мой номер и имя у тебя в телефоне, а я украл себе твой». И снизу подпись: Аристотель.

Глава 8

Почему мы не созвонились после той ночи? У меня началась конференция и навалилось столько работы и столько общения с живыми людьми, что попросту забыла об этой встрече. Тот день растворился в череде обыденных дней, словно сон. И только известие о его смерти снова напомнило мне о нём. Я не сразу его узнала, ведь за эти несколько лет он успел измениться, но путь звезды ему был написан на судьбе: он стал известным певцом и талантливым пианистом.

В тот день я обманывала себя тем, что понимаю, хоть отчасти, как он себя чувствует. Но только сейчас мне удалось понять его на самом деле, так как мучавшая его волна догнала и меня. Я просмотрела несколько его интервью, где он выглядел вполне счастливым, а потом все записи его живых выступлений. Он даже познакомился с Ханадой Дайго, создателем той самой «Бабочки», и, судя по статьям в интернете, они были хорошими друзьями. Он стал творцом своей судьбы, достиг всего того, о чём мечтают миллионы, и всё же добровольно выбрал смерть.