Приемная мать - Сильвия Раннамаа

Мне хочется только одного — чтобы он оставил меня в покое, не обращал на меня внимания. Но как раз на это и нет никакой надежды. Получается так, словно я везде и во всем встаю ему поперек дороги.

И хотя в классе мы сидим — он на первой парте у окна, а я на последней в ряду, что у двери, он все-таки всегда знает, что я делаю и что у меня не сделано, как будто у него дополнительные глаза на затылке, специ­ально, чтобы следить за мной. У него всегда находится, что сказать обо мне, и обязательно ироническое, прене­брежительное или обидное. И что самое глупое, я каж­дый раз меняюсь в лице. И именно это почему-то до­ставляет ему особенное удовольствие.

СУББОТА...

Вот я и описала свои впечатления о новой школе и больше всего оо Энту. О мальчишке, о котором я в са­мом деле и думать-то не хочу. Как будто о нашей школе больше нечего писать. Но это не так. Чтобы написать о самом важном, начну с нашей классной руководитель­ницы — Прямой. Прямая — это, конечно, не настоящая фамилия. Даже прозвище у нее было сначала Прямая-между-двумя-точками, но теперь она зовется просто Прямая, и это имя подходит ей во всех отношениях.

По нашему мнению, она могла и должна была бы уйти на пенсию уже сто лет назад. Возможно, что ее настоящий возраст можно было бы узнать из ее мет­рики, но мы склоняемся к тому, что у нее вообще нет метрики. Для этого ей надо было когда-то родиться и быть ребенком.

По библии, первый человек был сделан из глины и Живого духа. Прямая, несомненно, потомок именно этого человека. Только глина с тех пор совершенно вы­сохла и потрескалась, а о живой душе при ее сотворе­нии просто позабыли.

Разумеется, она преподает алгебру и тригонометрию. Уже на первом уроке Прямая вызвала меня. По-види­мому, хотела проверить как новенькую. Спросила про­стое тригонометрическое уравнение. А мы в старой школе уравнений еще не проходили. Я гак и сказала. Она не поверила. И совершенно спокойно заявила, что программа во всех школах одинаковая. Что мне остава­лось делать? Не могла же я сразу, с первого урока по­казать себя как тупица да еще и лгунья. Безусловно, я начала возражать.

Это было плохо. Ой, как плохо! Теперь-то я знаю, что из всех человеческих слабостей самым большим поро­ком Прямая считает строптивость. Поэтому на мои воз­ражения она ответила с ледяной иронией:

— В самом деле, интересно, что в девятом классе ре­шать уравнения вас научить не успели, а вот вступать в пререкания с учителями — научили. Во всяком слу­чае, прошу вас в нашей школе пересмотреть свое отно­шение к этому вопросу.

А ведь на груди этого айсберга красуется значок за­служенного учителя!

Я едва успела сесть и собиралась уже от злости и обиды прибегнуть к платку, как зазвенел звонок. Без­упречный затылок Прямой еще не успел исчезнуть за дверью, как Энту громко запел какую-то мерзкую пе­сенку:

— Лишь потому, что правду ты сказала, намок от слез твой кружевной платок.

Но самое плохое было впереди. На следующем уроке Прямая спросила то же самое. Она, видимо, решила заставить меня выучить уравнения. А я в простоте ду­шевной подумала, что все уже позабыто.

Таким образом, я начала свой десятый класс двой­кой. Когда Прямая и на следующем уроке алгебры опять принялась за меня, я настолько растерялась, что опять посрамила и себя и свою прежнюю школу. И на четвертый раз получилось немногим лучше, потому что ведь по всем писаным и неписанным школьным зако­нам учитель никогда не спрашивает человека четыре раза подряд, когда в классе тридцать учеников. Навер­но, из-за этого и из-за моей врожденной бездарности я была слабо подготовлена и потому две жалкие тройки никак не исправили ту первую жирную двойку, и, тем более, первое ужасное впечатление обо мне. Я сидела за своей партой, оглушенная житейскими трудностями и, разумеется, не смогла ответить Марелле, почему Прямая именно меня выбрала своей жертвой. Вдруг Энту прорычал на весь класс:

— Не печалься, дитя. Кого бог любит, того и нака­зывает!

Мальчишки ухмылялись, девочки хихикали. Я, зады­хаясь, бросилась из класса и угодила прямо в объятия исторички. Пришлось вернуться и предстать перед классом. Вот тогда-то я и решила научиться ледяному выражению лица, чтобы каждый раз не выбегать из класса.

И еще. Именно тогда я приняла решение: «Будь что будет, но к урокам Прямой я буду хорошо готовиться!» И я это делала так, словно от этого зависела моя жизнь. Нет, даже больше — моя честь!

Я стала в своем роде центром всеобщего внимания. Даже другие классы стали интересоваться моей карли­ковой борьбой с великаном математического мира.

ВЕЧЕР...

Совсем недавно маленькая Марью из нашей группы спросила:

— Кадри, тебя опять вызывали?

Я сразу поняла, о чем она думала. Для нее алгебра и тригонометрия пока еще такие недосягаемые поня­тия, что одни названия этих предметов приводят ее в трепет. На мой утвердительный ответ она озабоченно спросила:

— И ты смогла ответить?

К счастью у меня теперь уже хватало ума и гордо­сти не запускать занятия даже и после первой пятерки, которую мне посчастливилось получить на пятом уроке Прямой. И это было правильно. Случилась, пожалуй, самая невероятная история из всех школьных историй. Прямая спросила меня еще, и еще, и еще. Теперь по ее предметам у меня было уже семь пятерок плюс две пятерки за контрольные работы — вот тут-то и случи­лось это величайшее чудо.

Наступил урок, когда Прямая меня не спросила. В конце урока Энту опять зачем-то вмешался в это дело:

— А вы сегодня что-то забыли.

Прямая подняла брови. И Энту добавил предатель­ски:

— А Кадри Ялакас?

По классу пронесся смешок. И тут случилось неве­роятное. Прямая улыбнулась. С ней такое слу­чается не чаще одного раза в квартал и потому подоб­ное явление — необыкновенное чудо. Наверно, так вы­глядят в солнечный день Алеутские острова, где, кстати, пасмурная погода стоит триста шестьдесят три дня в году. Во всяком случае, Прямая вмиг помолодела на целое столетие.

Эта улыбка на мгновение приблизила ее к нам. И за эту улыбку я готова ей все простить (если такое дерз­кое желание вообще разрешено учащимся). Теперь я согласна скорее пропустить обед, чем не подготовиться к ее уроку. Так я решила раз и навсегда.

Получилось, как будто она этой улыбкой открыла дверь в свой класс и для меня. Удивительный неписан­ный закон есть у школьников. Никто не станет смот­реть на тебя косо только потому, что ты получаешь двойки, но и круглые пятерки не могут уберечь от все­общего презрения и насмешек. А если поднимешь знамя борьбы и выкарабкаешься на поверхность — непре­менно завоюешь признание.

Только дело-то не в одной учебе. Кроме нее сущест­вует миллион забот и одна из них будет сопровождать меня, наверное, до выпускного вечера — Энту! Все его выходки по отношению ко мне я не могу, да и не со­бираюсь здесь перечислять, потому что это не имеет никакого смысла, но последняя произошла как раз се­годня, на уроке английского языка. Ему было предло­жено придумать предложение со словом «вверх». Он совершенно спокойно сказал:

— У Кадри Ялакас нос вверх.

Good morning! Как будто я сама придумала свой нос и немало потрудилась, чтобы он смотрел вверх. Пре­жде всего взглянул бы в зеркало на себя самого.

Честное слово, будь я собакой, я рычала бы каждый раз, когда Энту проходит мимо меня.

В КАНУН ОКТЯБРЬСКИХ ПРАЗДНИКОВ...

Каникулы! Каникулы! Каникулы! Ой, какие каникулы! Какие праздники! Какое сча­стье снова оказаться дома! Это счастье не может омра­чить ничто, кроме сознания, что оно так бессовестно коротко, что скоро праздники кончатся и нужно будет снова уезжать. Но еще сегодня, и завтра, и послезавтра я могу быть так счастлива и рада, как не была уже очень давно.

И ведь это не обычный праздник. В нашей семье он на этот раз совсем особенный. Мачеха в больнице. И не из-за болезни, а из-за моей маленькой сестренки. Про­шлой ночью родилась на свет крошечная Ялакас! О, из-за этого маленького человечка я забуду все неприят­ное, что было между мной и мачехой. И мачеха тоже как будто забыла. На мой букет, который я сразу же с утра послала ей в больницу вместе с папиными розами, она ответила прелестным письмом. В нем даже такая фраза: «У малышки твой м и л ы й! (разрядка и воскли­цательный знак мои) курносый носик». Ага, это письмо надо обязательно показать Энту.

Вот и настал праздник. Самый большой праздник! Я тщательно прибрала квартиру и приготовила празд­ничный обед. Это у меня неплохо получается. Мне нра­вится что-нибудь делать самой — от начала до конца. Эти праздники принадлежат нам с папой. Весь сегод­няшний день я бегала и хлопотала так, словно все время занималась чем-то необыкновенно веселым и приятным. И отец тоже счастлив. Это видно по всему. Когда утром мы возвращались из больницы, он купил мне коробку шоколадных конфет, Отец, конечно, сча­стлив потому, что у нас теперь есть эта малышка, но, может быть, немножко и за меня. Во всяком случае, он обрадовался, когда я приехала домой и показала свой табель, в котором опять были одни четверки и пя­терки. Кроме, конечно, пения.