Сын игромана - Надежда Веселовская

И со школой получалось примерно то же: он точно помнил, что любил свою школу, но если посмотреть на нее из сегодняшнего дня – да это же просто катастрофа! Чего стоили одни сборы макулатуры и особенно металлолома, в изобилии водившегося в уже упомянутых ямах. Как убивались они, мальчишки, превращавшиеся на это время в муравьев, тянущих на спину непосильную ношу! Наверное, у многих его однокашников теперь болит позвоночник. У Павла пока не болит, но, как говорится, песня еще не спета – в старости все поврежденья вылезут наружу. А ради чего старались? Исключительно за похвалу вожатой, за престиж среди таких же, как сам, юных дурачков, за благодарность, вынесенную на школьной линейке… то есть за воздушные замки, которые на хлеб никак не намажешь.

Если вспомнить учебу, опять же впору кричать караул. В школе не велось никаких дополнительных предметов. Сами учителя, хотя среди них попадались примитивно-добрые, интеллектом отнюдь не блистали. Школьный инвентарь вопиюще нуждался в обновлении: даже мяч, который они с непонятным теперь удовольствием гоняли по школьному двору, всегда был наполовину сдут. Там внутри протекала камера, и, вместо того чтобы купить новый, физкультурник из года в год выводил команды разыгрывать этот вечно помятый мяч.

В общем, детство выпало Павлу самое незначительное. Потом учеба, профессия, семья – все это мешало остаться наедине с собой, поразмыслить о самом главном. Думаете, легко дорастить ребенка хотя бы до пятого класса? Легко, наверное, если все у вас поставлено четко: вы оплачиваете ясли, детсад, потом отдаете сына на школьную продленку, летом посылаете в лагерь или к родственникам в деревню. Жена стирает ему рубашки, покупает необходимые вещи – все! Остальное делается помимо вас. Но они с Ирой, когда завели ребенка, всю свою жизнь поставили с ног на голову. Ладушки-ладушки… полетаем к потолку… когда пойдем в парк?.. время учить буквы… поедем, сам выберешь подарок ко дню рождения… и так далее и тому подобное. Уф, как он, Павел, от всего этого устал, хотя осознал свою усталость, как ни странно, совсем недавно, опять же этим летом. Видно, она в нем копилась, копилась и наконец выплеснулась. Зато уж теперь его в этот хомут больше не запряжешь: хватит, поездили…

Недавно он понял простую и в то же время великую истину: надо, чтобы человек был счастлив. В любом случае, без оговорок. Неважно, кто ты в действительности и есть ли у тебя то, что ты жаждешь иметь, – важно чувствовать себя обладающим. Какая разница, зиждется ли твое удовольствие на реальном основании или висит в виртуальной пустоте? Главное, что ты его ощущаешь! Нужна лишь волшебная палочка, которая превращает, пусть временно, тыкву в карету, крысу в кучера, а твои лохмотья в ослепительные наряды. И ты едешь на бал, на свой собственный праздник жизни, где все твое и все для тебя – как, собственно, и должно быть в настоящем мире. Однако увы… Бог редко дает человеку счастье, и никогда – полной чашей, ибо путь жизни, как известно, тернист. А если кто-то другой проложит параллельно этому неподъемному пути свою удобную, крытую асфальтом улочку?.. Где пойдет человек? Конечно, там, где легче идти, хотя в его путевой карте было отмечено совсем другое…

Такую волшебную палочку Павел сотворил сам в виде новой компьютерной программы игровой тематики. Он взялся за нее из-за Тимки, даже не предчувствуя, какое значение это будет иметь для него самого. Павел до последнего времени сильно переживал за сына: хрупкое сложение, чрезмерная впечатлительность, установленная врачами высота нервных реакций… Полный несуразной родительской любви, перехлестывающей в жалость, он хотел поддержать своего птенца чем-то интересным и необычным по жизни. Когда Ира увезла сына в деревню, Павел, оставшись один, начал разрабатывать вечерами игровую модель нового поколения – не зря считался в своей конторе талантливым программистом. Все, предназначавшееся сыну, он делал с охотой и старанием, а тут вообще попал в какую-то благоприятную психологическую колею. Стоило ему придумать какой-нибудь новый поворот, как за ним открывался еще лучший, еще более совершенный. Так вечерами, во время которых никто Павла не отвлекал, создавалась в пустой квартире новая программа, которую теперь хоть на Нобелевскую премию выдвигай. Но раньше, чем это произойдет, Павел сам должен насладиться своим изобретением.

Ее особенность заключалась в том, что клиент, пожелавший играть, по-настоящему попадал в пространство за дисплеем. Это происходило, во-первых, благодаря фотографирующему устройству, передающему изображение данного человека дальше, в заранее выбранную ситуацию: в джунгли, на море и т. д. Сперва Павел подбирал то, что подходит Тимке, но потом стал работать под себя: так в его перечне появились кабаре с рулеткой, ночные клубы, заседания совета директоров родной фирмы и прочее, что подходит взрослому человеку. Сверхсенсорная программа облачала его реальную, считанную с фотографии фигуру в подходящую случаю одежду, и он видел на дисплее себя, а потом и вовсе стал чувствовать со своим компьютерным двойником полную идентификацию. От этого удачи и праздники, приготовленные для него в виртуальном пространстве, воспринимались как настоящие. Удовольствие он получал на пике чувств. Все это было сродни легкому наркотику, но, разумеется, без последующих синдромов ломки.

Павел сам не мог четко сформулировать, как ему удалось достичь такого эффекта. Ну хорошо – твоя собственная фотография, которая начинала на дисплее самостоятельно мыслить и действовать. Но ведь происходила полная трансплантация личности, можно сказать, живой человек перемещался во внутренние пространства, начинавшиеся по ту сторону дисплея. Для этого надо было нажать определенную комбинацию кнопок, означающую, что на время игры человек передает себя в руки – если у него есть руки – электронного разума, который, как туристическая фирма, гарантирует безопасность и последующее возвращение в реальный мир. А то могло получиться как в фантастическом рассказе Стивенсона «Мистер Джекил и мистер Хайт»: хороший человек превращался на время в своего гадкого двойника, чтобы наслаждаться жизнью без угрызений совести, а потом не смог вернуться в облик Джекила, да так и умер Хайтом.

Вот и в этой игре была похожая основа перерождения. Собственно, ее и игрой можно было назвать с натяжкой: постепенно она выродилась – или усовершенствовалась? – в прямой путь к наслаждению. А уж тут электронный разум превзошел все ожидания Павла: однажды он начал действовать самостоятельно, сверх запрограммированного! Перечень ситуаций, в любую из которых мог попасть клиент, автоматически разрастался: вчера их, к примеру, было на десять страниц дисплея, а сегодня на пятнадцать. А если клиент не вполне определился, электронный разум подсказывал, какое именно развлечение подойдет ему на данный момент. Очевидно, он улавливал мозговые импульсы клиента и расшифровывал их раньше хозяина, причем никогда не ошибался: Павлу еще ни разу не пришлось разочароваться в ощущениях или пожалеть о времени, проведенном по ту сторону дисплея. Об этом надо было диссертацию писать, какие возможности кроятся в этом продвинутом, далеко еще не изученном разуме. Но Павлу не хотелось сейчас брать на себя никакой большой труд, а жажду честолюбия он мог утомить теперь виртуально, пережив благодаря своей программе ситуацию триумфальной диссертационной защиты.

* * *

Нечего и говорить, что каждый вечер Павел пулей спешил с работы домой, к компьютеру. В фирме запускать программу не стоило, кто-нибудь всегда мог подойти, оторвать… Да и вообще, свое сокровенное человек должен скрывать от окружающих, а для Павла теперь таким сокровенным стали его виртуальные загулы. Говорят, в таких случаях в мозгу стирается грань между выдумкой и реальностью. Павел, наоборот, очень хорошо помнил, по какую сторону дисплея он в данный момент находится. Но при этом реальная жизнь нравилась ему все меньше, а виртуальные пространства – больше и больше…

Одно время, еще до женитьбы, ему приходилось поправлять свой студенческий бюджет, подрабатывая грузчиком на химзаводе. Он натягивал невозможно заляпанную робу, повязывал лицо марлей и в таком виде таскал мешки с порошком, выделявшим сквозь парусиновую упаковку вредные испарения. Павел покрывался потом изнутри и ядовитой пылью снаружи. Между тем душ на заводе испортился, а начальство не спешило с починкой: по его мнению, немногочисленные пользователи вроде Павла могли помыться дома (он жил тогда в барачной постройке, где для мытья посреди кухни ставилась табуретка, а на нее – таз со специально подогретой водой). Поэтому хотелось решить вопрос иначе. При институтском спорткомплексе был бассейн, и вот Павел приловчился подгадывать свой сеанс плавания к концу рабочей смены, плюс время на дорогу. Единственным недостатком этой системы была необходимость ехать по городу в потной запачканной робе – ох уж эти до сих пор не забывшиеся тяжесть на плечах, неприятный запах, стыд перед сторонившимися его попутчиками! Но ведь не мог же он надевать свою приличную одежду на немытое тело? Зато в светлый вестибюль бассейна Павел вступал с победным предвкушением того, как он сейчас преобразится, каким ловким, прекрасным, буквально скрипящим от чистоты станет через несколько минут. Словно в сказке про Сивку-Бурку: в одно лошадиное ухо влез дурачок-недотепа, из другого вылез супермен.