Уик-энд - Роберт Ладлэм

— Хорошо. Но я предупреждаю вас на тот случай, если ваши действия инспирированы Государственным департаментом. В таком случае, наши адвокаты обратятся в суд.

— Я даже не представляю, что вы имеете в виду, не говоря уже о том, что мне вообще не нравится эта тема.

— А я думаю, что вы прекрасно все представляете. И что вы видели шоу Вудворда вчера днем.

Фассет рассмеялся.

— Да, я слышал о нем. «Пост» расписал его во всех подробностях… К нам это не имеет ни малейшего отношения. Я дважды пытался связаться с вами еще в прошлую пятницу.

— В самом деле?

— Да.

— Минутку. — По внутренней сети Таннер связался с секретаршей. — Норма? Мистер Фассет звонил мне в пятницу?

Наступило краткое молчание, во время которого секретарша Таннера просматривала запись о вызовах в пятницу.

— Вполне возможно. Было два звонка из Вашингтона, оператор номер тридцать шесть просил вас связаться с округом Колумбия, если вы появитесь до четырех. Но вы до половины шестого были в студии.

— Вы спрашивали, кто звонил?

— Конечно. Но мне сказали лишь, что дело может подождать до понедельника.

— Спасибо. — Таннер вернулся к разговору с Фассетом. — Вы помните номер оператора?

— Тридцать шесть. Из Вашингтона. Повторять вызов до четырех часов.

— Но вы не назвали себя и не представились, из какого вы агентства…

— Была пятница. И мне надо было пораньше уезжать. Неужели вы чувствовали бы себя лучше, если бы знали о срочном вызове, на который вы не можете ответить?

— О’кей, о’кей. Неужели нельзя было воспользоваться почтой?

— Простите, мистер Таннер. Мне в самом деле очень неудобно, но у меня есть определенные инструкции. Речь идет ведь не о маленькой местной станции. Документы следовало согласовать еще несколько недель тому назад… Кроме того, — тут Фассет снова засмеялся, — поставьте себя на мое место: вдруг соответствующие службы Государственного департамента обнаружат, что ради вас мы нарушаем правила… Это отнюдь не преувеличение. О нем не может быть и речи. Так что надо срочно свести концы с концами…

Джон Таннер улыбнулся при этих словах. Фассет был прав. С согласованием они в самом деле запоздали, и не имело смысла игнорировать бюрократические сложности. Он вздохнул.

— Я постараюсь успеть на рейс в час дня и буду у вас в три или чуть позже. Где ваш офис?

— Я буду у Кренстона. Все бумаги у меня с собой, и мы не собираемся задерживать вас слишком долго.

— Хорошо. До встречи. — Положив трубку, Таннер набрал домашний номер.

— Привет, дорогой.

— Мне придется днем заскочить в Вашингтон.

— У тебя какие-то неприятности?

— Нет. «Обычное, но спешное дело», как мне сказали. Вызывают в КСК. Постараюсь успеть обратно семичасовым рейсом. Просто я хотел, чтобы ты была в курсе: я запаздываю.

— Хорошо, дорогой. Хочешь, чтобы я тебя встретила?

— Нет, я возьму такси.

— Стоит ли?

— Стоит. Я буду чувствовать особое удовлетворение, зная, что компании придется выложить двадцать баксов за машину.

— Ты их вполне заслужил. Кстати, я читала отчеты о шоу Вудворда. Сплошные восторги.

— Я у себя на груди повешу табличку: «Таннер Триумфальный».

— Надеюсь, что кое-кто наконец ее заметит, — тихо сказала Эллис.

Она никак не могла отделаться от одной мысли. С деньгами у них, в сущности, было все в порядке, но Эллис Таннер считала, что ее мужу постоянно недоплачивают. Это был едва ли не единственный у нее повод для волнения…

— До вечера, Эллис.

— Пока. Я тебя люблю.

Словно опять слыша прозрачные намеки своей жены и из уважения к ним, Таннер приказал, чтобы одна из репортерских машин через час отвезла его в Ла-Гуардию. Никто не возражал. Этим утром Таннер был подлинным триумфатором.

В течение последующих сорока пяти минут Таннер покончил с неотложными административными делами. Последним деловым указанием был звонок в юридический отдел компании.

— Мистера Гаррисона, будьте любезны… Это Энди? Джон Таннер. Я тороплюсь, Энди, мне надо успеть на самолет. Просто мне хотелось бы кое-что выяснить. КСК предъявило нам какие-то претензии, о которых мне толком ничего не известно. Ты в курсе дела? Я знаю, но Кренстон говорил, что… Конечно, я подожду. — Рассеянно играя телефонным шнуром, Таннер продолжал думать о Фассете. — Да, Энди, я на месте… Страницы семнадцать и восемнадцать? Подписи… Понимаю. Ясно. Спасибо. Нет, остальное меня не беспокоит. Еще раз спасибо.

Положив трубку, Таннер медленно поднялся из кресла. Гаррисон подлил масла в костерок его смутного беспокойства. Все это выглядело достаточно противоречиво и странно. Подбор документов, представленных в КСК, был совершенно полным, если не считать двух страниц из четвертого и пятого экземпляров. Конечно, это всего лишь дубликаты, но если для кого-то они представляют интерес, то их легко ксерокопировать. И почему именно эти страницы исчезли из досье? Гаррисон прокомментировал ситуацию следующим образом:

— Я помню, Джон. Я представил служебную записку по этому поводу. Мне кажется, кто-то сознательно похитил эти страницы. Но не могу представить, кому и зачем это понадобилось…

Не мог этого представить себе и Таннер.

2

Понедельник. Три двадцать пять пополудни

К искреннему удивлению Таннера, комиссия прислала лимузин, который ждал приземления его самолета.

Кабинет Кренстона находился на шестом этаже здания КСК; время от времени тут собирались директора служб новостей из крупнейших телекомпаний. Кренстон успешно делал карьеру — его уважали и телестанции, и меняющиеся представители администрации, — и поэтому Таннер почувствовал неприязнь к незнакомому ему Фассету, который мог сказать с таким высокомерием: «Его никто не уполномочивал принимать такие решения».

Он никогда не слышал о Лоренсе Фассете.

Таннер открыл двери в приемную Кренстона. Она была пуста. Стол секретарши был девственно чист — ни блокнотов, ни карандашей, ни каких-либо бумаг. Свет горел только за дверями кабинета Кренстона. Они были приоткрыты, и он слышал тихое жужжание кондиционера. Портьеры были опущены, наверное, для того, чтобы солнечный свет не резал глаза. На стенку приемной упала тень обитателя кабинета, который направился к дверям.

— Добрый день, — сказал представший перед ним человек. Он был ниже Таннера на пару дюймов — скорее всего, пять футов и десять или одиннадцать дюймов, — но очень широк в плечах. Светлые его волосы топорщились ежиком, а над широко расставленными глазами кустились выгоревшие брови. Он был примерно того же возраста, что и Таннер, но не подлежало сомнению, что физически он был куда крепче. Даже в его осанке чувствуется упругость сжатой пружины, подумал Таннер.

— Мистер Фассет?

— Совершенно верно. Прошу вас. — Вместо того, чтобы отступить в сторону, пропуская Таннера в кабинет Кренстона, Фассет подошел к дверям приемной и запер их. — Я бы предпочел, чтобы нам не мешали.

— А в чем дело? — удивившись, спросил Таннер.

Лоренс Фассет обвел взглядом комнату.

— Да. Конечно. Я понимаю, что вы имеете в виду. Прошу вас, заходите. — Фассет, опередив Таннера, зашел в кабинет Кренстона. Шторы на обоих окнах, глядящих на улицу, были опущены до самого низа; стол Кренстона был так же чист, как и у секретарши, не считая двух пепельниц, по одной каждому. В центре полированной поверхности столешницы стоял маленький диктофон «Буллексак», от которого тянулось два провода — один к креслу Кренстона, а другой — к креслу, стоящему напротив.

— Это диктофон? — спросил директор службы новостей, последовав за Фассетом в кабинет.

— Да, так и есть. Не хотите ли присесть?

Джон Таннер остался стоять. Когда он заговорил, в голосе его послышалась тихая ярость.

— Нет, я не сяду. Мне все это не нравится. И выглядит достаточно странным, хотя, может быть, тут и нет ничего странного. Если вы собираетесь фиксировать то, что я скажу, вам должно быть совершенно ясно, что я не промолвлю ни слова в отсутствие нашего адвоката.

Фассет теперь стоял за столом Кренстона.

— То, о чем мы будем говорить, имеет весьма небольшое отношение к КСК. Когда я вам все объясню, вы поймете…

— В таком случае, объясняйтесь поскорее, потому что я должен уезжать. Я был вызван в КСК, чтобы представить планы нашего вещания, которые у меня с собой, и подписать две копии из досье, которые ваша контора отказывалась выслать нам обратно. Вы дали мне понять, что будете в кабинете Кренстона. Вместо этого я нахожу совершенно пустое помещение, которым, кажется, никто не пользуется… Я бы хотел услышать от вас исчерпывающее объяснение происходящего, или же через час вам придется говорить с нашим адвокатом. Если же вы таким образом пытаетесь оказать давление на нашу компанию, я вас ославлю от одного побережья до другого.