Утятинский летописец - Евгения Черноусова

дом, – усадила её на диван и сказала. – Давайте, выкладывайте, что у вас!

Поговорить им не дала Зоя. Увидела расстроенное лицо матери, завопила гнусаво: «Мама!» и вцепилась в неё намертво. Они вдвоём долго её успокаивали, затем Надя вынула из стола паззлы и усадила Зою их собирать. Делать этого Зоя так и не научилась, но сидела над ними долго и упорно.

– Ну, теперь рассказывайте.

Пока Елена Игнатьевна утешала дочь, успокоилась сама. От Нади ей не было смысла что-то скрывать, только попросила не трепать по городу.

– У нас что-то скрыть невозможно. Вы ведь по поликлинике ходили? Ну и всё. Насчёт Элеоноры Игнатьевны вы неправы. Да и племянники ваши не смогут бросить родную кровь. А пока нужно поступать так, чтобы прожить как можно дольше. Что вы смотрите на меня так? Елена Игнатьевна, вам же скоро 60? Большая часть жизни позади. И с онкологией не враз умирают. Прооперируетесь, потом лечиться будете. Ваши рукописи с собой возьмёте, будете над ними работать, чтобы отвлекаться от дурных мыслей. («Да, правда, – подумала Елена Игнатьевна. – Письма с собой возьму, буду восстанавливать и включать в текст книги»). Я за Зоей пригляжу, другие соседи тоже помогут. Не пропадёт! Так что завтра извольте в Уремовск отправляться. А Зоя у меня посидит. Ой, телефон сел. Можно, я с вашего позвоню?

Выйдя из дома Тумбасовых, Надя некоторое время нерешительно топталась на крыльце. Потом махнула рукой и пошла к «нерусскому дому». Взлетела на второй этаж и сразу надавила на звонок, чтобы не передумать.

Открыл дверь приезжий друг Ираиды Семеновны, которого она почему-то до дрожи боялась.

– Мне Ираиду Семеновну…

– Проходите, проходите. Пожалуйте к столу, мы чай пить собираемся.

Из кухни выглянула хозяйка, увидев расстроенное лицо Нади, приобняла ее и повела в зал, сказав:

– Костя, ты пока чай заваришь, мы посплетничаем.

Выслушала ее, сказала:

– Какая ерунда! Ты абсолютно права, это еще не приговор. Завтра я ее сама отвезу в больницу. И Зою с собой захвачу, она любит на машинах ездить. А телефона ее сестры у тебя нет?

– Как же, – зачастила Надя. – Я специально с ее телефона себе СМС послала с номером. Только, может, вызовем мы ее, когда Елену Игнатьевну в больницу положат?

– Это конечно. Только предупредить-то заранее надо. У человека есть свои планы и обязательства.

Переговорив с сестрой Елены Игнатьевны, Ираида Семеновна расстроено сказала Наде:

– Она… не знаю, как сказать… просто рассыпалась. Ничего, соберется. Я ведь их еще школьницами знала. В одном дворе жили. Девчонки со стержнем. Целеустремленные, ответственные. Лена талантливее, Эля жестче.  Лена училась в институте заочно, сразу работать пошла. Мачеха копейки получала, Эля маленькая, надо помогать. Если бы как Эля в Москву поехала, сейчас бы науку двигала.

– Девочки, к столу! – крикнул из-за двери Константин. Заглянул и сказал. – Конечно, чаю попьем, но сначала, наверное, коньячку? Или, может, вина?

– Нет-нет, – испугалась Надя. – Я пойду!

– Возражения не принимаются, Надя, нужно стресс снять, – сказала Ираида Семеновна и повела ее на кухню. – Молодые дамы предпочитают красненькое? Я-то коньячку выпью.

– А, давайте коньяк! Нет, вторую не наливайте. У меня отец был алкоголик.

– И что?

– Наследственность плохая. Отец алкоголик, мать… сами знаете. Я в нее истеричка.

Ираида Семеновна засмеялась:

– Надюша, второго такого выдержанного человека в Утятине нет.

– А чего мне это стоит? Вы посмотрите, – она вытянула над столом трясущиеся руки. – Всю жизнь боюсь, чтобы люди не сказали: Потылиха!

Эта небольшая рюмочка вдруг как-то раскрепостила ее, и она спокойно говорила о наболевшем, не обращая внимания на этого страшного Константина. Да и вовсе он не страшный. Предложил стресс снять, глядит с сочувствием. А с Ираидой вон как… и стул подвинул, и руку на плечо положил.

– Я Елену Игнатьевну за что люблю? Она полная противоположность маменьке моей. Кремень! Даже сейчас, когда жизнь, может быть, на исходе, а дочь беспомощная, и то слезы не проронила. Только в глазах такое отчаяние… но не все заметят. Ой! – она с силой зажмурилась. – Мне нельзя плакать, мне нельзя плакать…

– Почему, Надюша? Наоборот, поплачь, нужно же разрядиться.

– Я если плакать начну, потом никак перестать не могу. Весь день буду. А нельзя.

– Ты, наверное, в школе по математике блистала?

– Что вы, наоборот! В нашем классе по точным предметам главные остолопы были я и Юрка Кожевников. Сколько Елене Игнатьевне пришлось с нами возиться!

– Однако вы благодарны ей оба. Даже отличники не так с ней близки, как вы.

– Отличникам незаметна ее работа. Они думают, что сами всего достигли. А мы-то знаем, что если бы не Елена Игнатьевна… Ой, господи, что теперь будет…

– Надя, еще ничего не известно.

– Да, надеюсь. Ладно, пойду я. Сейчас Верочка придет, будем мамашу купать.

– Кого?

– Да нет, не маму, свекровь.

Ираида Семеновна проводила гостью, заперла дверь и вернулась.

– Ира, вы говорили про эту высокую сутулую женщину, что в маленьком домике за забором живет?

– Да, Лена… когда я приехала сюда, она только школу закончила. Двор у нас тогда общий был. Господи, как несправедливо всё!

– Вот вы говорите, умная она. Почему же дочь у нее недопеклая?

– Она родила ее чуть не в сорок, но дело не в этом. Такое недоразвитие вообще-то бывает чаще из-за внутриутробной инфекции или травмы. А какая Зоя хорошенькая была маленькой!

– Она не просто хорошенькая, она красивая, если к выражению лица не приглядываться.

– А что лицо? У нее выражение маленького ребенка, каким она и остается. Зоя покладистая, беззлобная, жалеет не только людей, но и всякую букашку. Если ее обижают, не сердится, а огорчается. Умных речей не понимает, но чувства понимает лучше иных умников.

– Не понял.

– Ну, как тебе объяснить… Давай на примерах. Помнишь, в прошлом году, когда у Саблиных был взрыв? Тихоныч после опознания тела Маргариты в раздерганных чувствах пошел не туда. И забрел к нам во двор. А надо сказать, Зоя, которая мужиков боится до дрожи, его зовет дединькой и любит очень. Увидела его, обняла и завыла. Просто сразу поняла, что горе случилось.

– Ну, увидела…

– Так никто больше не увидел. Нас во дворе много было, все на него глядели и ничего не видели. Ну, пришел дед, да и всё. А Зоя поняла, что он в горе.

– Понятно. То есть она эмоции воспринимает, как звук или изображение.

– Костя, я тебе не говорила, что ты очень умный? Как ты точно сказал! Кстати, насчет наших эмоций. Тебя Зоя, как и всех мужиков, боится. Но знаешь, что она мне сказала позавчера, когда ты со двора ушел?

– А я потому ушел, что увидел: она меня боится.

– Ты ушел, а она говорит: «Дядя тебя любит очень-очень».

– Господи, Ирочка, я так поверю, что она умная.

– Она не умная, она другая.