Утятинский летописец - Евгения Черноусова

поразила причина начала ссоры. Масла в огонь подлил Вася, простодушно сообщивший, что маменька не велела церемониться с сестрицей: они в доме хозяева, и могут заходить в любую комнату… кроме папенькиной, конечно. Зашла речь и о кавалерах. По просьбе Маши Вася принес томик с ее стола.

– Бенедиктов, – прочитал он на обложке.

– Вот, об этом кавалере они говорили!

– Глупая девчонка, – гневно сказал отец. – И вы поощряете ее в подслушивании и доносах, заставляя говорить о том, что выше ее понимания! И ты тоже хороша! Не могла убедить бабушку не сердиться!

– Я небогата, – тихо ответила ему Маша.

– Что?!

– Деньги дают право ругать, не слушая возражений… Она, как и вы, не давала мне слова вставить.

Некоторое время Игнатий Илларионович молчал. Потом сказал:

– Ступай в свою комнату. Наш разговор не закончен. – Лиза радостно хихикнула. – Лиза, ты наказана. На именины к Наде не пойдешь! Слушайте, дети, вы оба! Если еще раз зайдете к сестре без разрешения, наказание будет посильнее!

«Вряд ли что-нибудь изменится, –  подумала Маша. –  Зря я послушалась Киты. Только мачеха тиранить сильнее станет, озлобясь».

Глава 5

– Елена Игнатьевна, вам отдельное приглашение нужно? Что вы тут делаете? – в дверь заглянул директор музея Юрий Юрьевич, Юрка Петров, сын Лены Шпильман.

– А? – Елена Игнатьевна не сразу выбралась из середины XIX века. Прикрыв пачку ксерокопий адрес-календарём за 1903 год, она повинилась, вылезая из-за стола. – Наткнулась на возможных родственников, увлеклась…

– Ну-ка, – оживился Юрий Юрьевич. Он заглянул в картотеку, посмотрел её выписки и сказал. – Точно, предки. И Игнатий, и Августа – ваши родовые имена. У вас ведь тётка была Августа?

– Откуда вы знаете? – вырвалось у Елены Игнатьевны.

– Мама сказала.

Это у него тоже вырвалось. Что-то в последнее время происходило между ними. Когда Юрку поставили директором музея, Елена Игнатьевна даже обрадовалась: он был историком, очень увлечённым краеведением. Не то, что экономист по образованию Агаша, его предшественница. Той всё равно, чем заведовать: хоть баней, хоть планетарием. Елена Игнатьевна в присутствии посторонних звала директора только по имени-отчеству, хотя знала его с рождения и много нянчилась с ним в первые годы его жизни, помогая подруге. А потом подросший Юрочка катал в коляске её Зою.

Интересы их не предполагали соперничества: Юра занимался хронологией и историей народного образования, главной страстью Елены Игнатьевны был Коневич. Но в последние месяцы что-то случилось. Юра говорил с ней, едва сдерживая неприязнь. Спросить бы: может, место моё кому-то понадобилось, может, сплетня какая прошла? А может быть, начальство приказало избавиться от пенсионеров, он взял под козырёк, а сказать об этом подруге матери неловко, вот и злится? Елена Игнатьевна уговаривала себя, что уходить пора, но жалко было расставаться с интересной работой, да и малюсенькая зарплата была не лишней вдобавок к их с Зоей двум пенсиям. И обидно: ни одна из молодых сотрудниц музея ей в подмётки не годилась. Экскурсию они провести могли, двое даже отличались артистизмом, но ответить на каверзные вопросы – не всегда. А заниматься как она краеведческими изысканиями, публиковаться в прессе, областных краеведческих сборниках из музейных работников мог только Юра. Они даже вели постоянную рубрику в местной газете «Утятинский летописец», где печатали краеведческие материалы. Был почти готов к изданию труд десяти лет её жизни – «Лебединая песня Василия Коневича». Даже спонсора она нашла, и была твёрдая договорённость, что в следующем году владелец магазина «Универмаг Утятинский» Юрий Петрович Кожевников издаст книгу в соседней области, где цены ниже, а полиграфическая база не в пример лучше, чем в Уремовске. Конечно, гонорар не предполагался, краеведческие издания всегда убыточные. Но сам факт… может, Юра завидует? Да нет, он за шесть лет работы в музее уже выпустил две серьёзные книги. Спросить бы в лоб, да ведь не ответит, он явно избегает объяснений, рассчитывая, что Елена Игнатьевна не выдержит давления и уйдёт по собственному желанию.

Закрывая кабинет, она спросила:

– А что вы знаете о детях Афанасия Ишеева? Ведь никто из них в уезде не жил?

– Как раз жили. В столицу перебрались только дети от первого брака. Наследник, Пётр Афанасьевич, кадетский корпус закончил, в гвардии служил, потом была какая-то тёмная история с карточными долгами или шулерством. Короче, из гвардии выгнали, отец долги погасить отказался, да и не было у Ишеевых больших денег. Умер в один год с отцом. Оставил молодую вдову с сыном, их сестрица Мария Афанасьевна поддерживала материально, хотя сама жили из милости у двоюродной бабки генеральши Ишеевой. Потом вдова сбежала с гусаром, а мальчика генеральша взяла в свой дом. Однако оставила свои средства Марии. Та уже перестарком была, замуж не вышла, растила племянника. А падчерица Афанасия здесь жила. Вдова Афанасия вышла замуж за смазливого чиновника, её вдовье наследство они быстренько прожили, дочь совсем юной вышла замуж за управляющего имением Тихменева. После раздела имения Тихменев служил в местном казначействе. Фамилия хорошая, дворянская, но после реформы в истории уезда не встречается. Либо брак был бездетным, либо переехали.

Сегодня сотрудники музея проходили в поликлинике диспансеризацию. Елену Игнатьевну раздражало это чисто формальное мероприятие. В кабинетах их практически не осматривали, а только отмечали в карточке, что осмотр пройден, пациент здоров. Поэтому она думала только о письмах, которые так и не начала читать, и вернуться к которым ей не терпелось. И сначала не отреагировала на предложение срочно пройти маммографию. Но потом, уже на обратном пути в музей, ей вдруг стало страшно: «Вот жила, ни на что не жаловалась, думала, мне износа не будет. А если рак? Результат только завтра будет. Да какая разница! Что с Зоей делать? Ведь Эля её не возьмёт. Она ею брезгует, а Лена и Игорь просто на дух не выносят. Значит, в дом престарелых…» Ещё до перестройки был в Утятине такой, в народе звавшийся богадельней. Жили там деды с уголовным прошлым да скандальные старушки. А такие беззлобные, как Зоя, долго не заживались…

– Елена Игнатьевна, ехать надо срочно. Я вас не пугаю, но опухоль слишком большая. Настраивайтесь на операцию и последующее длительное лечение, – напутствовала её Ирина Владимировна, подписывая направление в онкологию.

– Куда ж я её, – севшим голосом почти прошептала она.

– Если не с кем, давайте, я выпишу направление в участковую больницу в Конь-Васильевку или в Патриаршее. Заодно почки подлечим, – предложила сочувственно врачиха.

– Нет-нет, я решу…

Елена Игнатьевна шла больничным парком, машинально здороваясь со знакомыми. Уже у дома её окликнула Надя Василевская. Придержала за рукав, начала говорить о чём-то своём, потом осеклась и сказала:

– Ну-ка, быстренько в