Другая женщина - Светлана Розенфельд

Начать надо с котлет. Кусочки куриного филе легко проскакивают в воронку мясорубки и кудрявой горкой ложатся на дно миски. Мясорубка ревет, как дикий зверь, зато вся процедура требует не более двух минут. Электромясорубка – гениальное изобретение человечества, спасение женщин от каторжного труда, когда крутишь и крутишь тяжелую неподатливую ручку, утирая пот с лица и проклиная свою нелегкую долю. Этот агрегат купил Володя три года назад, гордо поставил на стол и сказал проникновенно: «Вот, Иришка, береги себя нам на радость». Он в то время был особенно заботливым и нежным, даже более нежным, чем в первые дни их знакомства. Нет, не в первые, во вторые дни. А в первые… Да уж, наворотила она тогда…

В «Кульке», как называли не то любовно, не то иронически Институт культуры, на библиотечном факультете собрались одни девчонки, среди которых, как одинокий колокольчик в букете трепетных ромашек, торчал длинный худой юноша, который призван был украсить и даже облагородить легкомысленно развеселый букет, но был он слишком тонок и слаб, и весь облик его мог навести на мысли о не совсем традиционной ориентации, если бы такие мысли имели хождение в те давние времена праведной советской действительности. Как бы там ни было, но среди ромашек колокольчик с экзотическим именем Севастьян (сокращенно – Сева) потерялся. На второй же день обучения библиотечному делу студентов всей группой отправили на месяц в деревню, на уборку картофеля, причем уникальный Сева, получив медицинскую справку о своей профессиональной непригодности для сельхозработ, остался в городе, так что группа лишилась единственной, хоть и весьма условной, поддержки и опоры. Но много девушек, собранных вместе, это лучше, чем мало девушек, и еще лучше, чем слишком много. Так что студентки не унывали, всю длинную дорогу до места назначения веселились и пели, а потом увидели бескрайнее поле, вверенное их заботам, ознакомились с техническими средствами, выданными каждой индивидуально (тяпка, ведро), и слегка приуныли, точнее, возмутились, загалдели и в конце концов лениво принялись за дело. Однако правильная девочка Ира отнеслась к предстоящей каторге философски, вооружившись коротким принципом: надо – значит, надо. А потом вспомнила мудрую поговорку: глаза боятся – руки делают, и пустила в ход руки, тяпку и ведро. К тому же, к тому же… Она, конечно, перестала писать стихи, но куда денешь поэтическую натуру, если Богу было угодно подарить ее тебе, хотя ты об этом не просила. Стоял ранний теплый сентябрь, разноцветный лес окаймлял поле со всех сторон и посылал приветы труженицам полей в виде еще живых, крылатых листьев, трепещущих в воздухе и приземляющихся медленно, осторожно и раздумчиво. А снизу шел волнующий запах высыхающей травы и растревоженной земли. Иногда над полем правильным треугольником пролетали гуси, гортанно перекликаясь не то между собой, не то с оставленной землей, с которой за лето успели сродниться. Эти живые картинки едва не толкнули Иру в объятия давно забытых рифм и размеров, но она вовремя вспомнила «в багрец и золото одетые леса», поняла, что ничего лучшего не придумает, и отбросила мысль о словесном воплощении своего поэтического всплеска. Ей и так было неплохо.

Ну да, противоположного пола в их компании не было (ах, Сева, Сева…), и это несколько портило общее настроение. Однако очень скоро сложный вопрос решился положительно. Некие активистки разузнали, что совсем рядом, примерно в двух километрах от них, располагается другое картофельное поле и работают на нем добры молодцы, тоже студенты. Пока формировали делегацию для двухкилометрового похода, гора сама явилась к Магомеду, и контакт был установлен. Парни оказались четверокурсниками из Политехнического института, с факультета чрезвычайной сложности под названием «энергомашиностроительный», и потому девушек на него не брали. Вернее, они сами туда не торопились.

– У нас есть две девчонки, – рассказывали ребята, – но мы их дома оставили, пусть отдыхают. Занудства меньше. Отличницы!

Это был камешек в Ирин огород, хотя никто его не бросал. Просто на воре шапка горит.

С тех пор жить стало лучше, жить стало веселей. Мальчишки приходили каждые два-три дня после работы, приносили вино и камнеподобные пряники из сельского магазина. В девичьем бараке устраивались танцы и застолье, и формировались парочки, заполнявшие темные углы барака и близлежащую территорию. Ире такая жизнь была внове, но она наблюдала ее с любопытством. Потом случилось неожиданное: один из визитеров подошел к ней замедленной походочкой и доверительно, почти шепотом предложил выйти на минутку на улицу. Ира пожала плечами и вышла, парень отвел ее в сторону и тут же заключил в объятия.

– Ты что?! – ужаснулась Ира, высвобождаясь.

– Да ничего. Что ты дергаешься, как дикий мустанг? Иди сюда, – и сильнее притянул к себе.

Ира вырвалась, едва не упала и побежала к двери барака.

– Вот дуреха, – беззлобно сказал ей вслед кавалер, и она мысленно с ним согласилась.

Дуреха так дуреха. Такой уж родилась, ничего страшного, хотя пора бы поумнеть. Это была верная мысль, хотя на следующий сабантуй она все-таки не осталась. «Пойду прогуляюсь, скоро отъезд», – малодушно решила правильная девочка, натянула куртку и вязаную шапочку, ноги в резиновых сапогах утеплила шерстяными носками и пошла. Сентябрь заканчивался, в воздухе пахло прелыми листьями и почти морозной свежестью – к ночи начинались предзимние заморозки. Ира шла по абсолютно пустынной и темной улице, освещаемой лишь редкими фонарями. Ни одно окно не светилось – в десять вечера деревня спала и видела, наверно, третьи сны.

Неожиданно в полусумраке обозначилась мужская фигура, не спеша движущаяся ей навстречу. Ира испугалась, вспомнила, что в этой деревне случаются иногда кровавые драки, причин которых приезжие не знали. Местные же на вопросы любопытных отвечали коротко: из-за баб. Ну вот, она и идет одна-одинешенька, не баба, но что-то вроде. И что теперь будет? Она хотела побежать обратно, но передумала, все равно догонит, если захочет. Она передумала и пошла навстречу своей судьбе. Вот именно: навстречу своей судьбе.

Никакой это оказался не бандит, не пьяный хулиган, а вполне себе приличный юноша из той самой компании, что веселилась сейчас в библиотечном бараке. Юноша был обыкновенный, среднего роста, с невыразительным, немного курносым лицом, на которое упрямая, трудно укротимая интеллигентность наложила свой не всегда уместный отпечаток. Кто сказал, что интеллигентность лица – хороший признак? Отнюдь. Интеллигентные лица нередко подводят своих обладателей, отправляя их в разряд слабаков и зануд, не стоящих внимания простых, сильных и уверенных в себе граждан, которых на свете, слава богу, много больше, чем этих хлюпиков.

Как бы там ни было, юноша обладал непримечательным интеллигентным лицом, и, более того, Ира успела уже выделить его из общей молодежной компании, потому что он хоть и пил вместе со всеми, и танцевал, и даже подпевал, если случалось пение, но не балагурил, не кривлялся, не привлекал к себе внимание скабрезными шуточками – короче говоря, держался скромно, а скромность, как известно, украшает человека. Поэтому она обрадовалась не только тому, что избежала опасности, но и тому, что встретила симпатичного человека.

– О! – сказал он, улыбаясь. – Кажется, эта девушка из местной библиотеки. Гуляешь?

– Ага, – ответила Ира. – Ты вроде тоже оттуда? Тоже гуляешь?

– Гуляю.

Разговор получался настолько интересный, что впору было заговорить о погоде. Ира и заговорила:

– Как холодно, да? По-моему, уже мороз.

– Точно, мороз, – в голосе парня появилась скука. – А что же ты мерзнешь здесь, а не греешься в теплой культурной компании?

– Да так. А ты почему?

– Тоже да так.

Дальше последовала пауза.

– Смотри, – злясь, что продолжает этот никчемный разговор, сказала Ира, – лужи замерзли.

Она подошла к краю лужи и ударила пяткой сапога. На замерзшей поверхности образовалась белая сахарная лунка, от которой побежали в стороны концентрические круги.

– Мороз, наверно, сильный, – упорно развивала тему Ира. – До дна промерзло.

– Нет, не до дна. Это ты с краю бьешь, где мелко. А в середине только тонкая корочка.

Ира подбежала к середине лужи и ударила пяткой. Сильно ударила, от злости. Тонкая поверхность льда с хрустом лопнула, и мутная грязная вода вырвалась наружу фонтаном, забрызгав подошедшего некстати юношу с головы до ног.

– Ой! – вскричала Ира. – Ой, извини, я не хотела, честное слово.

Он раздраженно сбивал капли с куртки, старательно, демонстративно. И вдруг улыбнулся.

– Да ладно. Куртка грязнущая, все равно стирать. А ты говоришь – мороз. Это только цветочки. Зима пугает, а мы не боимся, – и всей ступней пнул обманчивую лужу.

Что там куртка?! У Иры и лицо покрылось серыми холодными пятнами.