Дама с букетом гвоздик - Арчибальд Джозеф Кронин

поводу расхожих заблуждений, что медсестры якобы уводят чужих мужей, и, наконец, смягчила удар, сообщив Энн, что, если она поклянется хранить тайну, ей вместо позорного увольнения будет дана возможность уйти по собственному желанию.

Говорить что-то в свое оправдание было бесполезно. Энн поняла, что должна подчиниться. На следующее утро весь госпиталь потрясла ошеломляющая новость о том, что медсестра Ли через месяц увольняется.

На Энн сразу же обрушился шквал вопросов. Но она хранила молчание. Даже Норе и Гленни не могла открыться. Уныние охватило счастливую троицу. Энн дала понять, что уезжает по семейным обстоятельствам. Но это не удовлетворило ее подруг.

Энн ходила потрясенная и подавленная – во второй раз ее карьеру постиг сокрушительный удар, и снова она ни в чем не была виновата. Какое-то время в ней еще теплилась надежда, что Боули может рассказать правду. Но достойный презрения Мэтт, не на шутку испугавшись, принял решение залечь на дно. И вскоре последняя надежда Энн умерла.

После этой истории она не встречалась с доктором Прескоттом целую неделю. Как-то раз он прошел мимо нее в коридоре с таким видом, словно ее не существует.

Но затем в очередную среду ей пришлось заступить на дежурство в его операционной. После операции контакт, которого она так боялась, был неизбежен. Когда она помогала Прескотту снять халат в маленьком подсобном помещении, где он мыл руки, он, не глядя на нее, заметил тем ледяным тоном, которым особенно искусно владел:

– Мне сообщили, что вы удаляетесь в другие сферы.

Все ее существо содрогнулось от его тона.

– Да, сэр, – с таким же холодом постаралась ответить она.

– Куда вы собираетесь?

– Думаю, в Лондон. Видите ли… моя сестра… по семейным обстоятельствам… – Энн растерянно запнулась и опустила глаза.

В его молчании было полно сарказма. Он взял полотенце, которое она протянула ему, и начал вытирать руки, тщательно осматривая каждый палец. Затем, как и подобает хирургу, он вскрыл самую суть ее душевной смуты.

– Меня не особенно волнуют россказни миссис Боули, – холодно сказал он. – Но, насколько понимаю, я должен поблагодарить вас за участие в моих планах.

Она прикусила губу, донельзя уязвленная этим упоминанием о ее неприятностях, о ее жалких попытках заручиться поддержкой Боули для новой клиники.

Прескотт безжалостно продолжал:

– Мне, без сомнения, лестна ваша забота. Но я хочу, чтобы вы поняли, что я никому не позволяю вмешиваться в мои дела. И меньше всего – медсестрам.

– Мне очень жаль, – прошептала она.

– Не сомневаюсь, – ответил он с той же холодной и резкой иронией. – Но я сожалею больше, чем вы. Ваша простота и наивность фактически лишили меня всех шансов организовать свою клинику в Манчестере. Должен поблагодарить вас за эту медвежью услугу.

Энн было нечего сказать. Сдерживая слезы, она просто опустила голову. Повисло молчание.

По-прежнему не глядя на нее, он заключил:

– Я не знаю, каковы ваши планы. Честно говоря, у меня нет никакого желания это знать. Но полагаю, что, покидая в данной ситуации «Хеппертон», вы можете столкнуться с определенными трудностями в поисках подходящей должности. А мне не хотелось бы, чтобы ваша работа здесь осталась неоцененной. Если вы передадите это письмо медсестре Трафальгарской больницы в Лондоне, она устроит ваши дела надлежащим образом. До свидания, сестра Ли.

С разбитым сердцем Энн приняла незапечатанный конверт, который он протянул ей. Руку он ей не пожал, и она ничего не сказала – лишь повернулась и с мучительным чувством поражения медленно вышла из помещения.

Глава 34

Когда Энн направлялась к палате «С», ее остановила операционная сестра Карр:

– Что случилось, Ли? – В вопросе медсестры сквозило скорее естественное, чем злонамеренное любопытство. – Прескотт отругал тебя?

Энн покачала головой.

– Ну, – сказала медсестра, – у тебя такой вид, словно отругал! Сегодня он был явно не в себе, чему, кстати, не стоит удивляться. Если его тут все устраивало, то он, видно, очень расстроен, оттого что уходит.

– Уходит! – испуганно воскликнула Энн.

– А ты разве не знала? Я узнала об этом пару часов назад. Слышала, как Прескотт и старина Синклер разговаривали перед началом операции. Боули окончательно отказался давать деньги. «Меня уже тошнит от этих препятствий, – сказал Прескотт Синклеру. – Здесь у меня и через сто лет не будет ни шанса на успех. Я перенесу борьбу на другой фронт».

Энн растерянно уставилась на медсестру Карр. Ей были не совсем понятны мотивы, стоявшие за решением Прескотта отказаться от работы в Манчестере. И все же инстинкт ей подсказывал, что пусть и отчасти, но без ее неудачного вмешательства тут не обошлось. Она молча повернулась и, ничего не видя перед собой, двинулась прочь.

Вернувшись в палату «С», она попыталась уединиться на кухне при палате и обнаружила, что держит в руке письмо, которое ей дали. Машинально она прочла его. Это была великолепная рекомендация на должность старшей медсестры, ныне вакантную в Трафальгарской больнице в Лондоне.

Измотанная Энн больше не могла подавлять свои эмоции. Чувствуя, что ее жизнь превратилась в какой-то безнадежно запутанный клубок, она не выдержала и разрыдалась так, как будто ее сердце готово было разорваться.

Глава 35

Морозный зимний день в Лондоне. Серое небо, нависшее над бурлящим городом, гудки и грохот транспорта, автобусы, набирающие пассажиров, мчащиеся такси, миллионы куда-то спешащих горожан. Для Энн, отправившейся из Трафальгарской больницы на встречу с Люси, огромный мегаполис еще не утратил своего очарования, своей мощи, – она всем своим существом ощущала его как поле битвы, где ей, медсестре, еще предстоит сыграть отведенную роль.

Переход в Трафальгарскую больницу был теперь свершившимся фактом. Главная медсестра Мелвилл, высокая, аристократичного вида женщина, была близкой подругой матери доктора Прескотта. С того момента как Элис Мелвилл, надев очки в роговой оправе, сосредоточилась на письме Прескотта, Энн могла считать себя принятой на работу.

Современная Трафальгарская больница представляла собой огромный научное учреждение для оказания помощи горожанам, какие бы несчастья и болезни ни привели их сюда. Энн еще не настроилась на ритм этого маховика и не вполне приспособилась к изменившемуся окружению. Поскольку она всей душой тяготела к хирургии, для нее было своего рода разочарованием обнаружить, что ее палата, «Болингброк», была предназначена для консервативного лечения. Тем не менее ее шеф, доктор Верни, был дружелюбен, сотрудники доброжелательны, и боль из-за ее отъезда из Манчестера стала затихать.

Тем не менее, когда она быстро шла по Риджент-стрит в направлении «Черной кошки», тихой чайной, где они с Люси договорились встретиться, на лице Энн читалось какое-то беспокойство. Однако при виде сестры она