Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010 - Дмитрий Дмитрий

адъюнкт-директор доктор Сильвиу ТАБАК.

Сдержав улыбку, «потомок известной молдавской боярской семьи» отложил письмо и принялся читать ксерокопию рукописного документа с ятями, ижицами и тонкими, как волос, чернильными завитушками, из которого следовало, что в апреле 1900 года Департамент Герольдии Правительствующего Сената утвердил во дворянстве Бузни Александра Николаевича с женою его Марией Ивановной и детьми: Леонидом, Ксениею и Валериею.

Вот он — документ, подтверждающий дворянство деда, его первой жены и детей! И пусть среди детей не было моей мамы, родившейся от второго брака, но все же!

На обороте листа синел штемпель Национального архива Республики Молдова. Есть номер указа Департамента Герольдии, есть выписка из заседания Дворянского собрания — а это не турецкий баран начихал!

Второй документ начинался просьбой деда о приписании его к дворянскому роду Бузни, а заканчивался определением: «…сопричислить к роду Николая Иванова Бузни сына его Александра с женою и детьми, и внести их в ту же 6-ю часть дворянской родословной книги, о чем дело представить на утверждение в Сенат, а пошлины Сто рублей записать на приход по кассовой книге Собрания».

Вот именно эту фразу — «…сопричислить к роду Николая Иванова Бузни сына его Александра…» я перечитал несколько раз, пока до меня не дошло, что из архивного тумана проступило имя-отчество давно искомого прадеда: Николай Иванович!

И было еще одно письмо, написанное твердой рукой человека, привыкшего писать разборчиво и обстоятельно:

Уважаемый Дмитрий Николаевич!

Сильвиу Табак, зам. директора Национального архива Республики Молдова, познакомил меня с содержанием Вашего письма и просил помочь в Ваших архивных розысках.

Мне этот материал знаком. Уже длительное время я занимаюсь бессарабскими персоналиями XIX — нач. XX вв., т. е. времени русского присутствия в этом крае. Бузни — род достаточно примечательный, и в архиве хорошо представлен. По крайней мере, мне удалось зафиксировать около 150 дел самого разного характера, появившихся в Бессарабском делопроизводстве на протяжении века. Более ранних документов, скажем XVIII века, здесь нет — они оседали в Яссах, столице Дунайского принсипата Молдовы. Однако этот архив несколько раз капитально горел, поэтому надеяться на счастливые находки в нем, думаю, не стоит.

То, что есть о Бузни в Кишиневе, интересно. Для Вас тем более: и как литератору, и как человеку, причастному к исторической судьбе этой фамилии. Грешно оставаться равнодушным к голосу из прошлого, предки хотят поговорить с Вами. Не у каждого из нас есть такая возможность.

Если Вам не удастся приехать в Кишинев и самому это посмотреть, я Вам могу в этом деле помочь на старых добрых принципах взаимопомощи. У меня тоже проблемы: нужно посмотреть формулярные списки некоторых ведущих бессарабских чиновников. Он есть у вас в СПб, в РГИА, и поиск их несложен: это, в основном, губернаторы и вице-губернаторы.

Сообщите мне Ваше мнение по этому поводу.

С уважением, Румянцев.

20 октября 1999 г.

Сегодня утром, когда мы с Сережей Арно разгружали на крылечко Центра пачки свежего номера «Литературного курьера», водителю позвонили на мобильный и сказали, что в Законодательном Собрании большой шухер. Убит Виктор Новоселов, заместитель председателя ЗАКСа, депутат.

В вечерних новостях передали, что ему оторвало голову взрывом. На крышу его «вольво», затормозившей на светофоре, прикрепили взрывное устройство мощностью 200 гр. тротила.

Он помогал Центру из своих депутатских фондов. Заезжал в гости. Дружил с Конецким, Стругацким, Альтовым. И на нашу газету подкидывал деньжат — мы собираем в шапку по всему городу. Царство ему Небесное!

27 ноября 1999 г.

Вчера в Центре отметил свое 50-летие.

Гостей было человек шестьдесят, в основном писатели.

Семен Альтов: «Совсем недавно я присутствовал на празднике милиции в Москве. После концерта начался банкет. Там был Путин, Рушайло…все руководство. Гости, естественно, крутились вокруг них. Я, как настоящий петербуржец, стоял в углу и медленно пил водку. Когда Путин уходил, он увидел меня — мы визуально были знакомы. Мы поздоровались, поцеловались, и он ушел. После чего все решили, что я какая-то „большая шишка“, и кинулись ко мне целоваться. Хочу вручить Диме Каралису высокую правительственную награду и поцеловать его теми губами, которыми я целовал Путина».

Виктор Конецкий болеет, прислал телеграмму: «…Среди капиталистических будней и буржуазного разврата не забывай о том, что ты писатель». Стихами поздравили Кушнер и Галина Гампер. Приветственный адрес от губернатора Яковлева.

Вышла моя книга «Автопортрет. Извлечения из дневников 1981–1992 гг.».

Пять килограммов дневников превратились в четыреста страниц книги.

Я подарил книгу каждому званому гостю, заранее надписав.

…На работе временами искрит так, словно плюс поцапался с минусом.

Некоторые писатели из нашего, «либерального», союза возмущены свободой, с которой разгуливают по Центру «люди из альтернативного союза». «И еще имеют нахальство читать свои бездарные стихи!» И почему я вывешиваю их портреты и групповые снимки рядом с портретами истинных носителей культуры и подлинных либералов? И наоборот — буйные головы из альтернативного союза упрекают меня за излишнюю, как им кажется, внимательность к «своим» и недооценку роли истинно российских писателей в культурной жизни города.

«Нет, вы посмотрите, как он криво висит! — возмущается жена одного из поэтов и прикладывает к рамке портрета отвес из нитки и тяжелой авторучки. Я таращу глаза, но отклонения от вертикали не вижу. — Можно подумать, что это специально! А у него, между прочим, две международные премии — и такой позор на родине!»

Просто сумасшествие какое-то!

За цикл круглых столов, проведенных в Центре и показанных по ТВ, мне досталось и слева, и справа. Кисло улыбались те, кого я не позвал: «Слабенький был разговор, слабенький…» Обижались и те, кого позвал: «Почему мне дали так мало времени!»

Правильно говорится: поставь писателей в строй и попроси рассчитаться на первый-второй — вторых не будет! Начни делать добрые дела, и мало тебе не покажется…

Днем я тащу в свой исследовательский невод все, что подвернется, а по вечерам разбираю и раскладываю улов. Вот мелкая рыбешка, вот покрупнее…

Медленно, но безостановочно тяжелеют красивые папки-регистраторы с клацающими блестящими зажимами, забирая в свои шелестящие внутренности копию старинной карты, словник военной терминологии прошлых лет или газетную вырезку 1930-х годов, сообщающую об успешных парижских гастролях юной певицы Аси Бузни, которая, удивив своим голосом Париж, отправляется теперь с импрессарио на пароходе в Нью-Йорк. Кто она мне? Пока не знаю. Пусть будет.

Читаю историю Молдавии, этих тысячелетних ворот из магометанства в христианство. История Молдавского княжества оказывается столь же неохватной, как и история России. Еще недавно я знал о Молдавии меньше, чем о какой-нибудь Венесуэле: всесоюзный сад-огород, «Молдавское розовое», футбольная команда «Нистру»… Теперь не расстаюсь с книгой Димитрия Кантемира «Описание Молдавии», написанной им в 1726 году, и пытаюсь запомнить древние названия городов, областей, имена господарей и разобраться в боярских чинах и званиях.

Из букинистических магазинов я авоськами тащу справочники, энциклопедии и жизнеописания великих завоевателей и правителей — денег уходит куча. И чем глубже забираюсь в исторический лес, тем он гуще.

Перелистываю килограммы старой, но еще упругой бумаги, хмуро разбираю с помощью лупы каракули, словно оставленные куриной лапой, но, случается, и наслаждаюсь каллиграфическими шедеврами, изящными, как вензеля на решетках петербургских скверов.

Иногда накатывают сомнения: зачем я занимаюсь этим, почему не живу, как большинство людей? Но являются и объяснения: без предков мне тоскливо, как на необитаемом острове. И кто, простите, кроме меня, займется в нашей семье этим делом? Никто не займется. Будем считать, это мой долг — вывести предков из семейного и исторического небытия, соединить всех во времени.

Однако за всеми архивными поисками как-то стерся главный вопрос — национальное происхождение фамилии, которую я ношу: откуда она — из Прибалтики или Греции?

И стоило мне подумать об этом, как раздался телефонный звонок из Союза писателей Санкт-Петербурга, и голос секретаря Танечки предложил мне поездку на остров Родос, в Международный Центр писателей и переводчиков.

— Я же писал заявление в Швецию, на Готланд, — для порядку заупрямился я. — Почему Родос? Туда же была очередь…