Карточный домик - Майкл Доббс

Он занимает ответственную должность и имеет доступ к закрытой информации. Если он не будет осторожен и благоразумен, то может причинить партии огромный ущерб. У меня, доктор, такой вопрос: в какой степени может отвечать за свои действия и, в частности, следить за тем, что он говорит, находящийся в таком состоянии человек? Способен ли он предугадывать и принимать во внимание возможные последствия своих действий и слов? Можем ли мы доверять ему?

— Судя по всему, вы имеете дело с очень больным человеком, господин Урхарт. Если он уже не может сдерживаться, скрывать от других свое состояние, открыто и постоянно демонстрирует его физические симптомы, то это означает, что его заболевание в последней стадии развития и что он близок к коллапсу. Возможно, он принимает наркотик уже несколько раз в день и, очевидно, не только не справляется со своей работой, но и полностью потерял способность к самоконтролю. Наркотики очень дороги, а он способен на все, лишь бы бесперебойно получать их. Он может пойти на ложь, воровство, мошенничество и даже на убийство. Чтобы купить наркотики, он может продать все, что у него есть, включая и любую информацию. Им может также овладеть паранойя, и, если вы слишком настойчиво начнете уговаривать его лечиться, он может смотреть на вас, как на злейшего врага, и может попытаться любыми способами уничтожить вас. Наркомания разрушает семьи — мужья бросают жен, матери отказываются от детей. Тяга к наркотику, которая ими движет, несравнима по своей силе ни с какой другой.

— Он уже угрожал, что раскроет наши важнейшие секреты. Вы считаете, он в самом деле может это сделать?

— Абсолютно уверен в этом.

— В таком случае у нас серьезная проблема.

— Да, похоже на то, что очень серьезная. Если потребуется моя помощь, дайте мне знать.

— Вы мне уже помогли, доктор. Спасибо!

Урхарт был в своем кабинете, когда услышал, как к дому подъехала автомашина О'Нейла.

Увидев ирландца в коридоре, Урхарт был потрясен, как разительно отличался стоявший перед ним человек от того, кого он пригласил на обед в свой клуб меньше шести месяцев назад. Никакой небрежной элегантности. Он производил просто отталкивающее впечатление. Волосы не причесаны, брюки такие мятые, словно их вытащили из мешка, набитого грязным бельем, мятый воротник рубашки, к тому же расстегнутый, незатянутый галстук. Взглянув на него со стороны, Урхарт был шокирован. Вряд ли коллеги О'Нейла догадывались о его деградации, часто видясь с ним и не улавливая действительную глубину его падения. Когда-то обходительный, следивший за модой человек выглядел теперь, как простой бродяга. Когда-то живые, искристые глаза, так завораживавшие женщин и располагавшие к нему клиентов, светились теперь тусклым светом и, не задерживаясь ни на чем, бегали по комнате, словно что-то безуспешно выискивая. Это был глубоко больной человек.

Урхарт провел О'Нейла в одну из комнат для гостей, расположенных на втором этаже. Пока он молча вел его по длинным коридорам, О'Нейл без умолку болтал. В последнее время он все чаще обращался к одной теме — ему казалось, что окружавшие его люди несправедливы к нему, готовы его предать. Сначала это был председатель, потом премьер-министр, а теперь уже и его секретарша. Даже местный полицейский, патрулировавший его улицу, явно за ним шпионил, только и ждал подходящего момента, чтобы на него наброситься. О'Нейл небрежно бросил на постель дорожную сумку, не проявив интереса ни к комнате, ни к открывавшемуся из окна прекрасному виду на Нью-Форест. Тем же путем, минуя коридоры и лестницу, они вернулись назад, на первый этаж. Открыв тяжелую дубовую дверь, Урхарт ввел гостя в свой кабинет. Предложив О'Нейлу самому выбрать, что он хочет выпить, Урхарт с холодным интересом наблюдал, как тот налил и выпил стакан виски. Вскоре алкоголь взял верх над кокаином, в глазах у него несколько поубавилось фанатичного блеска, язык утерял гибкость, а речь — связность. Успокоительное боролось в нем со стимулирующим. При этом ни тому, ни другому не удавалось добиться превосходства или удержаться в положении баланса, так что О'Нейл балансировал на грани, готовый или свалиться назад, или вперед — в бездну.

— Роджер, — начал разговор Урхарт, — судя по всему, к концу недели мы будем на Даунинг-стрит. Я уже начал прикидывать, что мне там потребуется, и подумал, а не обсудить ли нам в этой связи твои собственные пожелания.

О'Нейл сделал еще глоток, прежде чем ответить.

— Френсис, я страшно тронут тем, что ты обо мне подумал. Ты, конечно, будешь классным премьер-министром, это уж точно! Между прочим, я тоже думал над всем этим делом, и мне пришла в голову мысль, что, может быть, тебе понадобится на Даунинг-стрит кто-то вроде меня — ну, знаешь, какой-нибудь специальный советник или помощник по связям с прессой. Тебе предстоит много сделать, потребуется помощь, а мы, кажется, так сработались, что я подумал…

Урхарт замахал рукой, чтобы он замолчал.

— Роджер, там для этих дел и так полно народу. Мне необходимо другое — иметь кого-то вроде тебя, кто осуществлял бы руководство политической пропагандой, дополнял бы работу гражданской службы и кому можно было бы довериться, зная, что он не допустит тех ошибок, которые были наделаны в организационной работе партии в последние месяцы. Мне бы очень хотелось, чтобы ты продолжал работать в штаб-квартире партии — при новом председателе, конечно.

В глазах О'Нейла промелькнуло беспокойство. Значит, опять заниматься той же самой бессмысленной работой, наблюдая со стороны, как гражданская служба равнодушно и некомпетентно заправляет всеми делами? На кой дьявол ему это надо?

— Но, Френсис, для того чтобы я мог эффективно заниматься таким делом, мне потребуется поддержка, может быть, в виде какого-то специального статуса. Я подумал… мне кажется, ты как-то упомянул о рыцарском звании.

— Да, Роджер, конечно! И ты это вполне заслужил. Ты был абсолютно незаменим, и знай, что я тебе очень благодарен. Я уже навел справки. К сожалению, такого рода почесть может оказаться — во всяком случае, в ближайшее время — невозможной. Сейчас очень большая очередь на получение рыцарского звания по случаю отставки премьер-министра и смены правительства, и у премьер-министра есть предел, сверх которого он больше никого не может включить в свой список. Боюсь, потребуется некоторое время, прежде чем мы сможем вписать туда и твою фамилию.

Урхарт решил проверить О'Нейла — подразнить его, разочаровать, помучить, подвергнуть его действию разного рода раздражителей, которые ему предстоит испытать в ближайшие несколько месяцев, и посмотреть, где у него предел.

Ирландец не заставил себя ждать — он взорвался тут же, как вулкан.

— Френсис, ты же обещал! Мы же договорились! Ты дал мне слово, а теперь говоришь, что не будет ни более высокой должности, ни рыцарского звания. В общем, ты получил то, что тебе нужно, и теперь хочешь отделаться от меня. Нет, ты только подумай — я для тебя врал, мошенничал, совершал подлог, крал, а теперь ты равняешь меня со всеми остальными! Я не намерен больше терпеть, чтобы люди смеялись у меня за спиной и смотрели на меня, задрав носы, как на какого-то вонючего ирландского крестьянина. Я заслужил рыцарское звание и требую, чтобы мне его пожаловали!

О'Нейл опустошил к тому времени свой стакан и, дрожа от обиды и гнева, вновь взялся за графин. Он немного перестарался, виски хлынуло через край стакана. Сделав основательный глоток, он снова принялся изливать душу.

— Мы прошли сквозь все это вместе, как одна команда. Все, что я делал, я делал для тебя, и без меня ты не мог бы попасть на Даунинг-стрит. Или мы вместе разделим наш успех, или вместе потерпим фиаско. И если, Френсис, в конце концов я окажусь на мусорной куче, то будь я проклят, если дам себе оказаться там в одиночестве! Ты не можешь позволить себе такую роскошь, как толкнуть меня на то, чтобы я рассказал всем, что знаю. Ты зависишь от меня!

Слова были произнесены, угроза высказана. Не замедлив подхватить провокационно брошенную Урхартом перчатку, О'Нейл тут же швырнул ее обратно ему в лицо. Теперь Урхарту стало ясно, что вопрос не в том, потеряет ли О'Нейл над собой контроль, а в том, как скоро он его потеряет. В данном случае ему не понадобилось много времени. Оно ему вообще не понадобилось.

Теперь не было никакого смысла продолжать проверку. Урхарт широко улыбнулся и укоризненно покачал головой.

— Роджер, мой дорогой друг! Ну что ты? Ты же меня совершенно неправильно понял. Я ведь только говорю что будет трудно включить твою фамилию в предновогодний наградной список, но я же ничего не сказал о весенних награждениях в честь дня рождения королевы! Разница совсем небольшая. Я только прошу тебя, чтобы ты подождал эти несколько недель. И все. А что касается твоей работы, то если ты предпочитаешь подходящую должность на Даунинг-стрит, я подыщу ее. Ты это заслужил, и даю тебе слово чести, что не забуду, чем я тебе обязан.