Карточный домик - Майкл Доббс

— Пленка! Пленка! Ты прислала мне пленку!

— Какая пленка, Патрик? Почему ты делаешь мне больно?

Все более размытым и неразборчивым становился внешний мир за запотевшими стеклами и все яснее становилось Вултону, что он ошибся.

— Посмотри мне в глаза и скажи, посылала ли ты мне пленку, на которой записаны мы с тобой в Борнмуте? — Он четко и раздельно выговаривал каждое слово, чтобы подчеркнуть их полную серьезность.

— Нет и нет. Я не посылала никаких пленок. Я не знаю… — Она вдруг ахнула и перестала плакать, осознав наконец, о чем он спрашивает. — Нас с тобой в Борнмуте записали? Боже мой, Патрик, как это ужасно! Но кто?

От изумления и ужаса у нее дрожала нижняя губа. Он отпустил ее руку, и голова его медленно склонилась к рулевому колесу.

— Вчера по моему домашнему адресу доставили кассету. На пленке записаны мы с тобой в постели, в Борнмуте, когда там была партийная конференция.

— И ты подумал, что это я тебе ее послала, чтобы тебя шантажировать? Ублюдок несчастный, как ты мог это подумать!

— Я… Я не знал, что и думать. Я надеялся на то, что это ты, Пенни.

— Почему? Почему я? — воскликнула она с возмущением.

Патрик поднял голову и посмотрел на нее. Он будто постарел вдруг — пожухлая, пергаментная ножа обтянула щеки, в покрасневших глазах появилось выражение смертельной усталости.

— Я надеялся, что это ты, Пенни, потому что если не так, то я не имею ни малейшего понятия о том, кто бы мог это сделать. Совсем не случайно ее прислали мне не сразу, а через несколько недель после того, как записали. Это просто означает, что цель шантажа — не деньги, а совсем другое. Это явно связано с выборами.

Голос его стал тихим, как шепот.

— Что касается предстоящего вторника, то для меня лично все кончено.

Все утро Вултон пытался спокойно обдумать, что, собственно, произошло. Он совершенно не сомневался, что внезапное появление пленки связано с выборами лидера партии: если бы шантажиста интересовало не это, а деньги, то с какой стати стал бы он так долго ждать, прежде чем нанести свой удар? Нет, их интересовали не деньги, а лидерство и связанная с этим власть, и он знал, что цена будет очень высокой. А может быть, это дело рук русских, подумал он; во всяком случае, вряд ли этим занималась полиция Нового Орлеана, которая могла бы и понять, и отнестись сочувственно. Так или иначе, но баллотироваться ему теперь нельзя.

Столкнувшись с подобной проблемой, некоторые предпочитают тихо уйти со сцены в надежде, что в отставке их больше никто не побеспокоит. Но Вултон был не из таких. Нет, он будет бороться, стараясь спасти из обломков мечтаний все, что можно.

На свою пресс-конференцию, созванную сразу же после обеда, он явился в самом решительном настроении. Не располагая достаточным временем, чтобы устроить это более чинным образом, он решил встретиться с корреспондентами и журналистами на другой стороне реки, напротив парламента, под сенью госпиталя Святого Томаса. Открывавшийся с этого места вид на Темзу и Большого Бена мог служить соответствующим моменту драматическим фоном. Он начал говорить, как только убедился, что телеоператоры приготовились к съемке.

— Добрый день! Я хотел бы сделать небольшое заявление. К сожалению, потом у меня не будет времени на вопросы, но я надеюсь, что вы, тем не менее, не будете разочарованы.

Судя по результатам состоявшегося во вторник голосования, шансы на успех имеют сегодня только три кандидата. Собственно говоря, как я понимаю, все остальные уже заявили, что не намерены выставлять свои кандидатуры во втором туре, намеченном на следующий вторник. Таким образом, используя ваш, джентльмены, образ, мы имеем дело со скачками, в которых принимают участие три лошади.

Конечно, я счастлив и горд быть одной из них, но мне кажется, в данном случае число «3» может быть и несчастливым. Партии предстоит выбрать, как им путем пойдет она дальше, но выбирать ей придется не из трех, а всего лишь из двух предлагаемых ей вариантов. Один — продолжение того же самого курса, для которого характерен практический подход к политике и который уже доказал свою эффективность, ибо благодаря ему мы уже больше десяти лет находимся у власти. Второй вариант — некоторые называют это социальным мышлением — еще глубже затянет правительство в трясину тщетных попыток разобраться с каждодневными проблемами каждой отдельной английской семьи и каждого отдельного англичанина.

Толпа репортеров взволнованно всколыхнулась — они впервые стали свидетелями открытого признания такого резкого расхождения в политических подходах между двумя крыльями партии, наличие которого она все время отвергала.

— Я не верю в этот надуманный новый подход. Более того, я считаю, что, какими бы добрыми ни были намерения его приверженцев, на практике он ввергнет в беду и партию, и страну. Думаю, что значительное большинство членов партии разделяют мою точку зрения.

Но, как ни парадоксально, именно этим может все и закончиться, если голоса этого большинства, выступающего за прагматический подход к политике, разделятся между мной и господином Урхартом. Я человек практичный. Для меня важны не личности, а реальная политика, И я считаю: неправильно допускать, чтобы мои личные амбиции стояли на пути у той политики, в которую я верю. Дыхание его на морозном воздухе превращалось в пар, но слова, казалось, обжигали огнем.

— Я решил снять свою кандидатуру и не участвовать в скачках, чтобы не допустить разделения голосов тех, кто выступает за эту политику. Лично я отдам свой голос за Френсиса Урхарта и надеюсь, что он станет премьер-министром. Мне больше нечего сказать вам.

Его последние слова почти заглушил треск затворов доброй сотни фотоаппаратов. Они продолжали щелкать, запечатлевая Вултона, поднимавшегося по ступеням набережной к ожидавшей его машине так быстро, словно он бежал. Некоторые корреспонденты устремились вдогонку, но успели лишь увидеть, как он сел в машину и она рванула через Вестминстерский мост по направлению к Форин Офис. Другие остались стоять в полном замешательстве, пытаясь сообразить, все ли они записали, а главное — правильно ли поняли то, что сказал Вултон. Он не отвел времени на вопросы и не дал им возможности уточнить некоторые теоретические моменты, уяснить скрытый смысл, который, как им показалось, стоял за его словами. У них было только то, что он сказал, и придется сообщить обо всем только так, как он это изложил. Но именно этого и хотел Вултон.

Его жена была в не меньшем замешательстве, когда поздно вечером они смотрели с Вултоном телепрограмму «Девятичасовые новости».

— Я понимаю, почему тебе пришлось взять назад свою кандидатуру, но, Патрик, уже само это является достаточным наказанием. Я буду поддерживать твои решения, как это делала до сих пор. Но, ради Бога, Патрик, с чего ты вдруг решил поддержать Урхарта? Никогда не замечала, чтобы вы с ним были близки.

— С этим редкостным мерзавцем? Я с ним не близок. Мало того, я его терпеть не могу!

— Тогда почему?

— Потому что мне пятьдесят пять, а Майклу Самюэлю сорок восемь, а это значит, что он может продержаться на Даунинг-стрит лет двадцать, и к тому времени, когда он уйдет в отставку, как политический деятель, я буду уже трупом, Френсису Урхарту сейчас шестьдесят два, и он продержится в кресле премьер-министра не более пяти лет. Таким образом, если сейчас победит Урхарт, то есть возможность думать, что до моего ухода в отставку по старости лет могут состояться еще одни выборы лидера партии. Пока же я смогу узнать, кто стоит за той пленкой. Или он попадет под автобус, или его переедет министерская автомашина. И тогда у меня будет еще один шанс!

Он сделал паузу и попыхтел, раскуривая трубку.

— В любом случае я ничего не выигрывал, если бы заявил о своем нейтралитете. Самюэль никогда не потерпел бы меня в качестве члена своего кабинета министров. Вместо этого я подношу Урхарту на тарелочке с золотой каемочкой его победу над выборах, и он будет вынужден каким-то образом отблагодарить меня за это.

Впервые после того, как они вместе слушали ту пленку, он позволил себе улыбнуться жене.

— Как тебе нравится перспектива побыть несколько следующих лет женой канцлера казначейства?

Пятница, 26 ноября

Утро следующего дня было таким же морозным, с минусовой температурой, но над Лондоном прошел новый атмосферный фронт, прогнавший висевшие над городом свинцово-серые тучи. Когда Урхарт выглянул из окна своего офиса в палате общин, он увидел Темзу, сиявшую в солнечных лучах ясного зимнего утра, как сверкающий символ того, что ждало его впереди. Просмотрев сообщения печати о заявлении Вултона, Урхарт почувствовал себя недосягаемым. Вултон его поддержал — значит, в победе можно было не сомневаться.